Больше трети (35%) мигрантов, главным образом выходцев из Средней Азии, не хотят жить по российским законам и предпочитают нормы шариата. Показатель удалось немного снизить: в прошлом году так высказывались 43,5% приехавших в РФ иностранных граждан. Но проблем остается много. Иммигранты часто совершают правонарушения и становятся фигурантами уголовных дел. Что делать в этой ситуации и как снизить риски и угрозы в сфере миграционной политики, «Известиям» на полях ВЭФ рассказал глава Федерального агентства по делам национальностей Игорь Баринов.
— Россия стала привлекать мигрантов из стран Африки и Латинской Америки. С какими трудностями в связи с этим может столкнуться ваше агентство? И есть ли сложности в их адаптации?
— Трудности чаще возникают с представителями стран Средней Азии. С людьми из Африки, дальнего зарубежья особых проблем пока не видим: нет правонарушений, негатива со стороны принимающего сообщества. Цель их приезда прагматична — выполнить работу, честно получить деньги и уехать домой к семьям. Мне кажется, эта модель миграционной политики оптимальна. Нет особого миграционного давления и изменения этноконфессионального рельефа в странах, которые ее используют. Это Саудовская Аравия, Объединенные Арабские Эмираты, Катар, Южная Корея.
Но сегодня из-за геополитической ситуации необходимо поддерживать тесные контакты с союзниками на постсоветском пространстве и соблюдать межправительственные соглашения, на основании которых и приезжают трудовые мигранты. И вот с ними, конечно, проблем достаточно. Они являются фигурантами уголовных дел, правонарушений, проявляют девиантное поведение, что вызывает негодование у россиян. Предстоит много работы, чтобы минимизировать риски и угрозы.
В этом году мы стали свидетелями страшных терактов. И все эти случаи показывают, что вопрос борьбы с терроризмом по-прежнему актуален как никогда.
— Как вы считаете, почему эти инциденты стали возможны и что агентство делает для их предотвращения?
— Ни одно государство в мире не застраховано от терактов. Даже в США они периодически происходят, а ведь Штаты отделены океаном от основных центров терроризма — от территорий, где находятся главные радикальные организации, со многими из которых их спецслужбы поддерживают контакт и к созданию некоторых из которых они напрямую причастны.
Поэтому сложно на 100% защититься от этих проявлений. Наша страна после распада СССР начала испытывать на себе давление радикальных течений, находивших сторонников, например, на Северном Кавказе. И до конца мы эти проблемы не решили.
Иностранные граждане приезжают в нашу страну с разными целями. Большая часть — для работы, но есть в этой среде и много радикалов.
Мы заметили особенность: радикализация некоторых мигрантов происходит уже здесь, в России. Понятно, что человек приезжает из другой культурной среды, попадает в другое общество, другие традиции, испытывает стресс и, вероятно, ищет поддержку. К сожалению, иногда он находит ее в радикальных организациях. Государство пока недостаточно жестко на это реагирует.
Но агентство — не силовой блок. В наших полномочиях только профилактика проявлений радикализма на национальной и религиозной почве. И да, мы пытаемся системно работать с регионами: даем субсидии на софинансирование региональных программ, обязательно требуем мероприятий по профилактике экстремизма и радикализма, в первую очередь направленных на молодежь, оказываем методическую помощь.
Нужно рассказывать, например, что радикалы ни в какой рай не попадут. И здесь совместные усилия регионов, общественных организаций, правоохранительных органов должны снижать возможную радикализацию молодежи.
— Радикализация на территории России — это уже тенденция или пока частные случаи?
— Тенденция, которую надо в ближайшее время сломать. Должны заработать фильтры, чтобы люди с криминальным прошлым и радикальными взглядами не могли попасть на территорию нашей страны, чтобы мы понимали, кто едет, с какими целями, где он будет находиться и что делать.
Думаю, будет создан цифровой профиль мигранта. По идее, он начинает работать еще в стране исхода: человек заполняет в электронном виде необходимую информацию о себе и получает информацию для себя: куда ехать, какие нужны документы, как соблюдать миграционное, административное и уголовное законодательство, что может последовать за нарушения. Тогда, конечно, рисков будет меньше.
— Год назад президент внес изменения в миграционную политику России. Появился пункт о противодействии формированию этнических анклавов. Насколько сейчас актуальна эта проблема и в каких регионах?
— Да, мы видим, что адаптацией иностранных граждан сегодня занимаются полулегальные диаспоры, причастные к созданию «резиновых» квартир, липовых разрешений на временное пребывание, фиктивным бракам и так далее. Они формируют места компактного проживания мигрантов, где российское законодательство фактически не действует.
Мы два года подряд проводили замеры протестного потенциала среди приезжих. В первый год, 2022-й, все схватились за голову: 43,5% иностранных граждан не хотели соблюдать наши законы — они хотели жить по законам шариата. В прошлом году цифры несколько снизились — 35%. Но в абсолютных цифрах это все равно несколько миллионов человек.
Риски, конечно, потрясают, и они должны заставить органы исполнительной власти в регионах действовать более жестко. Рычаги для этого есть. Кто мешает муниципальными или региональным властям навести порядок, например, с хостелами? Там не соблюдаются никакие нормы: ни пожарные, ни санитарные. И в месте, где мигранты селятся компактно, нарушается этнокультурный ландшафт. Такого допускать нельзя. Идет замена коренного населения на приезжее. Мы ни в коем случае не должны повторить печальный опыт зарубежных коллег.
— Некоторые регионы стали ограничивать сферы, в которых можно задействовать труд мигрантов. Одни запретили нанимать их в такси, другие — на стройки. Как вы на это смотрите?
— Абсолютно правильные управленческие решения. Часто иностранные граждане выдавливают коренное население из определенных сфер экономики. Там, где без них можно обойтись, это нужно делать. Мы некоторым регионам даже давали такие рекомендации.
— Как обстоят дела с адаптационными центрами для мигрантов?
— В прошлом году провели пилотные проекты в пяти регионах, опробовали программу по адаптации, сделали выводы и внесли коррективы. Привлекали психологов, юристов, представителей общественных организаций и экспертного сообщества.
К сожалению, абсолютное большинство мигрантов из Средней Азии слабо или вообще не владеет русским языком, не имеет никакого представления об истории, традициях, культуре нашей страны. Во многом отсюда и происходит девиантное поведение. Есть первые позитивные результаты: например, в Краснодарском крае снизилось количество правонарушений и уголовных преступлений среди иностранных граждан.
— Благодаря адаптационному центру?
— Да, они первые в стране, используя наши методические материалы, начали проводить эту работу. Изменилось и отношение принимающего сообщества. Такая работа должна стать обязательной и для субъектов, испытывающих миграционное давление, и для мигрантов.
Курс рассчитан на 70 минут, мы долго обкатывали с регионами этот формат. Любой из разделов можно расширить для более глубокого изучения. Но для начала объем и формат оптимальные, потому что, к сожалению, до недавнего времени работодатели и даже руководство некоторых регионов считали адаптационную работу лишним административным барьером, который мешает бизнесу.
— Иначе говоря, бюрократией.
— Да. Об этом неоднократно говорил президент: во главе угла должна стоять безопасность наших граждан. На родине они должны чувствовать себя комфортно.
— А что собой представляет новый адаптационный курс?
— Там несколько блоков. Первый — юридический. Это основы миграционного, административного и уголовного законодательства.
Основная часть — правила поведения. Нам было важно сделать их на простом, доступном языке и на конкретных примерах: что будет, если ты ведешь себя неадекватно, пристаешь к женщинам, неуважительно ведешь себя с детьми и стариками, какое наказание последует.
За реакцией мигрантов в ходе курса следили психологи, и они отметили, что такой формат лучше воспринимается. Условно говоря, если в Курбан-байрам ты начинаешь резать барана на школьной площадке, подвесив на перекладине, как это было в одном из регионов, то за этим последует административное наказание и выдворение из страны. Если домогаешься и ведешь себя фривольно с женщиной — то же самое.
Формат показывает эффективность. Есть раздел о нашей совместной истории, о вкладе в нее деятелей среднеазиатских республик и РФ. Мы видим, что сейчас при поддержке наших оппонентов из-за рубежа школьные программы, учебники часто искаженно трактуют историю, представляют Россию колониальной державой, которая выкачивала ресурсы. Но наша страна никогда такой не была. Она всегда вкладывала в национальные окраины огромные ресурсы, занималась образованием, развитием культуры, созданием промышленной базы, часто с самоограничениями для центра. Об этом тоже рассказываем.
— Одна из задач агентства — мониторить и предупреждать возможные конфликты на национальной почве. За последние три года их стало больше или меньше?
— Мы сейчас испытываем колоссальное внешнее информационно-психологическое воздействие. Любой факт, исторический или недавний инцидент, в который вовлечены люди разных национальностей, пытаются использовать для дестабилизации ситуации. Тезисы о деколонизации, которые сейчас родились, о разделении нашей страны — все подчинено задаче подрыва внутриполитической ситуации, снижения уровня общественной поддержки специальной военной операции.
К сожалению, информационных поводов, которые могут привести к конфликтам на межнациональной и межрелигиозной почве, становится больше. В прошлом году у нас было в среднем примерно 80 подобных инцидентов в день, в этом году уже 90, и эта тенденция, видимо, будет сохраняться.
Здесь важно вовремя реагировать, и мы сейчас отрабатываем алгоритмы и методические рекомендации с регионами: как действовать, когда извне пытаются использовать те или иные ситуации для разжигания вражды.
