Доля людей, которым не хватает на жизнь, отличается в разных регионах России в 6 раз.
Китай заявил о победе над бедностью, сообщив, что за 8 лет из нищеты выведены 832 уезда и 128 тыс. деревень. А в России список самых бедных республик и областей много лет не меняется. Почему? «АиФ» задал этот вопрос профессору географического факультета МГУ Наталье Зубаревич.
Такие разные страны
Алексей Макурин, «АиФ»: Говорят, в России две страны: Москва и всё остальное. Пекин от прочего Китая отличается так же разительно?
Наталья Зубаревич: По зарплатам столица КНР или Шанхай тоже сильно опережают периферию. Но там намного больше центров роста, чем у нас. Политика китайских властей была направлена как раз на то, чтобы простимулировать экономическую активность в отстающих районах и дать населению возможность больше зарабатывать в малом бизнесе. Не думаю, что упор был сделан просто на увеличение социальных пособий.
– Применим ли китайский опыт в России?
– Вряд ли. Китай до сих пор переживает первую стадию урбанизации. В сёлах и небольших городах ещё много молодёжи. И бизнес постепенно перемещается из центров на периферию, где больше дешёвой рабсилы. А у нас в глубинке населения уже мало и оно более старое. Работников с современными навыками там найти трудно. Бизнес туда точно не пойдёт. К тому же бедность российская отличается от китайской. Власти КНР заявили сейчас о ликвидации крайней нищеты на том уровне, который установлен в этой стране (4 тыс. юаней в год, или около 3,8 тыс. руб. в месяц. – Ред). У нас же стоит задача понизить долю людей, которые находятся за чертой прожиточного минимума, рассчитанного по российским стандартам. Он в среднем по РФ составлял в конце 2020 г. 11,6 тыс. руб., а в отдельных регионах начинался с 9,1 тыс. руб.
– И всё же Китай свою бедность год за годом снижает. Почему у России не получается?
– Раньше получалось. В 2000 г. доходы ниже прожиточного минимума имели 29% жителей нашей страны. Затем начался быстрый экономический рост, и уровень бедности снизился в 2012–2013 гг. до 11%. Но с тех пор мы переживаем уже второй кризис, и бедность колеблется с экономикой. За последние 10 лет ВВП России рос в среднем на 1% в год, тогда как в Китае на 6–8%. Социальные программы наше правительство увеличило, но кризисное падение доходов оказалось сильнее. По итогам пандемийного 2020 г. уровень бедности снова превысил 13%.
Другая часть проблемы в том, что российская система соцподдержки слабо ориентирована на помощь бедным. Малоимущим достаётся только четверть объёма пособий, а большая часть – ветеранам труда, инвалидам, чернобыльцам и другим категориям граждан, имеющим льготы вне зависимости от дохода.
Зоны бедствия
– В каких регионах самая высокая бедность?
– «Чемпионы» – Тыва, Калмыкия и Северный Кавказ. Росстат говорит, что в последние годы за чертой прожиточного уровня находилось от 20 до 34% населения этих республик. И это несмотря на то, что в некоторых из них социальные расходы выше, чем, скажем, в Центральной России. Так, в 2019 г. Чечня потратила на соцполитику 19 тыс. руб. на человека, Ингушетия – 15 тыс., а Пензенская обл. и Чувашия – по 11 тыс.
А самые высокие расходы на соцзащиту в Москве: 37 тыс. в год на человека, включая пенсионеров, которым бюджет доплачивает до минимальной столичной пенсии, составляющей сегодня 20,2 тыс. руб. Средняя московская зарплата в 2 раза выше среднероссийской, и бедность в городе одна из самых низких в стране – 6,6% (см. инфографику).
– Может быть, федеральный центр должен больше финансировать самые бедные республики?
– Им и так помогают очень сильно. В 2020 г. уровень дотационности бюджета Ингушетии составлял 85%, Чечни и Тывы – 84%. Но исходный уровень жизни там такой низкий, что быстро поднять его не получается. И совпадают все главные факторы, которые питают бедность: высокая доля сельского населения, низкие зарплаты взрослых и большое количество детей в семьях.
– Кому стоит больше помогать – конкретным людям или их регионам?
– Людям. Поддержка регионов – это другое. Это финансирование образования и медицины, в какой-то мере – соцзащиты. Если той же Тыве не давать дотации, она ни школы, ни больницы содержать не сможет.
При этом, помогая людям, важно определить, кто действительно беден. А это адская проблема в нашей стране, где множество народа трудится в теневой экономике. Правительство Мишустина сейчас работает над тем, чтобы с помощью информационных технологий наладить контроль за доходами граждан и сделать электронный реестр домашних хозяйств, которые нуждаются в помощи.
Детское лицо нищеты
– Как влияет на масштабы бедности в регионе количество пенсионеров?
– Пожилых бедных людей в России формально нет. Если пенсия совсем маленькая, бюджет им доплачивает и дотягивает доход до регионального прожиточного минимума пенсионера. Другое дело, что минимум этот низкий, почти не включает лекарства. Но государство гарантирует его всем пенсионерам. Заметно хуже ситуация в бедных семьях с детьми. Пособие на ребёнка они получают только до тех пор, пока ему не исполнится 8 лет.
– А разве после совершеннолетия ребёнок перестает быть бедным?
– Тут нечего комментировать. Наше государство очень не любит брать на себя постоянные обязательства и в 2021 г. вряд ли будет их увеличивать. До прошлого года возраст получателей детских пособий был вообще до 3 лет. Хорошо, что под мощным давлением правительство его подняло, иначе в ходе пандемии обеднело бы ещё больше семей.
К сожалению, бедные семьи разобщены, не умеют отстаивать свои интересы. Это не армейское лобби, которое получало деньги на перевооружение армии, даже когда бюджет испытывал острейший дефицит в середине 2010-х. Такие в России приоритеты. И самое страшное то, что дети из бедных семей, не получив нормального образования и воспитания, потом проигрывают на рынке труда и пополняют ряды взрослых бедных.
Шансы для регионов
– Совпадают ли в России карта доходов населения и карта природных богатств?
– Только в нефтегазовых округах – Ямало-Ненецком и Ханты-Мансийском. А вот в Якутии, скажем, где масса разных месторождений, уровень бедности повышенный – 18%. Бедность там концентрируется среди сельского населения, не участвующего в разработке природных ресурсов и часто вообще не имеющего достойной работы.
– Меньше ли бедности в регионах, соседствующих с богатыми центрами – той же Москвой?
– Одно с другим связано слабо. В Смоленской обл. доходы ниже прожиточного минимума у 16% населения, а в Калужской – только у 10%. Хотя обе граничат с Московским регионом. В чём разница? Смоленщина – депрессивная. А Калужская область создала выгодные условия для иностранных инвесторов и построила много новых заводов. В результате выросли заработки людей и доходы бюджета, который смог увеличить и поддержку малоимущих. Кстати, меньше калужан стало ездить на заработки в Москву.
– Но вот, скажем, в Амурской области построены космодром, два трубопровода, строится крупнейший газоперерабатывающий завод, а люди по-прежнему уезжают. Почему?
– Мегапроекты не так много людей могут обеспечить работой. На стройках газопроводов и крупных заводов работают в основном вахтовики. Местных разве что водителями берут. А когда новые промышленные объекты вводятся в эксплуатацию – контракты на их обслуживание чаще всего заключаются с приезжими специалистами, так как мало местных кадров.
Для той же Амурской области гораздо важнее увеличение посевных площадей под сою для продажи в Китай, чем сейчас занимается один крупный агрохолдинг. Это повысит заработки на селе. В Благовещенске, областном центре, важно развивать малый бизнес. Значит, власть должна дать ему больше свободы и помогать в кризисы. Все рецепты оживления региональных экономик давно понятны. Но при этом, пока нет стабильного экономического роста в стране, ни один регион вперёд не выскочит.
