Брачная ночь русских князей и царей, как и остальные ритуалы свадебного обряда, подчинялись правилам, детально описанным в XVI веке в специальном руководстве «Свадебный чин».
Деликатно ограничившись фразой, что «в постели жених с невестой что хотят, то и делают», авторы древнего текста досконально раскрывают другие стороны колоритного вечера.
Для исполнения супружеских обязанностей в одной из уединённых палат дворца устраивали «сенник», убранство которого было проникнуто народными суевериями и христианской символикой.
Центральное место в неотапливаемой опочивальне занимала увенчанная балдахином «постеля», которая укладывалась постельниками, отвечавшими своей головой за правильность её ритуальной сборки. Согласно обычаям на нижний ярус любовного ложа укладывалось 27 ржаных снопа, которые, как уверяет исследователь русского быта Александр Терещенко, символизировали собой достаток, плодородие и сулили лёгкие роды. Поверх даров природы стелился ковёр, на который помещалось до десяти перин, накрытых шёлковой простыней. В изголовье кровати, увенчанной христианскими образами, лежали подушки, накрытые тёплыми куньими или собольими одеялами.
Этнограф Николай Сумцов указывал, что по углам свадебного «сенника» вонзали четыре стрелы, у постели ставили кадку с зерном, а по стенам развешивали кресты.
Из книги «История свадеб» под авторством Олега Ивика, становиться ясным, что у дверей защищённой по всем верованиям опочивальни новобрачных встречала жена тысяцкого, которая посыпала их хмелем, облачившись в вывернутую овчинную шубу – символ семейной жизни.
Когда в церквях начинали служить вечерню, жених снимал с себя праздничный наряд, то же самое за занавеской при помощи дружек и свах делала невеста. Надев телогрею и горлатную шапку, она выходила из-за ширмы и садилась на постель рядом с суженым, облачённым в нагольную шубу и аналогичный головной убор.
Отпустив посторонних лиц, молодые оставались наедине. Чтобы раззадорить их страсть под окнами «сенника» часто привязывали жеребцов и кобылиц, которые своим протяжным ржанием разжигали любовный аппетит. Из этих же соображений не протапливали спальню, холод и сырость которой должны были заставить робеющих новобрачных быстрее бросить в жаркие объятья.
Исполнив супружеский долг, царь подзывал караулившего у двери постельника и отправлял его за «ближней боярыней», которая должна была засвидетельствовать целомудренность невесты и мужскую силу жениха.
Совершив после близости ритуальное омовение, муж, расположившись на постели, а жена за занавеской, ждали тысяцкого и свекровь, которые должны были накормить молодых курицей или рыбным пирогом, поскольку за свадебным столом они к еде не притрагивались.
С приходом к власти проевропейски ориентированного Петра I настало время искоренения нерациональных с его точки зрения древнерусских традиций проведения первой брачной ночи.
В книге «Северная Пальмира. Первые дни Санкт-Петербурга» Кристофер Марсден выражает мнение, что питая страсть к «поучающим представлениям» первый российский император устраивал потешные свадьбы в старом стиле, высмеивая царившие тогда нравы и предрассудки.
Издеваясь над обычаем стелить постель для первой брачной ночи в холодном «сеннике», он повелевал мнимым новобрачным зимой предаваться любовным ласкам в неотапливаемой избушке.
Желая сблизиться с правящими династиями Старого света, Петр I не хотел отпугивать потенциальных невест закостенелыми обрядами, которые подходили для патриархальной Руси, но не соответствовали новой императорской России, ставшей на стезю светского общества.
Отныне молодожёны в брачную ночь были предоставлены сами себе в самой шикарной спальне дворца, их никто не караулил под дверью, не обсыпал из суеверия хмелем, не мешал сокровенному уединению. Более того, в этот период канула в лету традиция демонстрации простыни с целью подтверждения целомудрия невесты.
Отказавшись от старинных свадебных традиций, императорский двор вскоре обзавёлся собственными обычаями. Так в брачную ночь молодожёнам предписывалось облачаться в сшитые специально по этому случаю ночные туфли и халат из тяжёлой серебряной парчи.
Если вступавший в брак член императорской семьи сочетался браком в юном возрасте, то перед брачной ночью с ним вели «просветительскую работу». Подобный инструктаж существовал и в княжеско-царские времена, тогда о тонкостях интимной близости новобрачным рассказывали няньки и дядьки, а в новой России их миссию выполняли родители, воспитатели или придворные врачи.
В издании «Врачи двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью …» Игорь Зимин констатирует, что с Александром II подобный ликбез проводил лейб-медик Николай Вельяминов, записавший в ежедневнике, что его подопечный до свадьбы «был чист, как девушка».
Другой императорский врач Николай Здекауер вёл аналогичную беседу с застенчивым Александром III, которого до заветного часа поддерживали и родители. Наутро после свадьбы растроганный престолонаследник оставил в дневнике откровение: «Такого чувства уже никогда не будет, как в этот вечер. У меня была совершенная лихорадка, и я насилу стоял на ногах. В 3/4 1 Мама взошла в кабинет. Я встал, крепко обнялись с Папа, просил еще раз его благословения… Потом я помолился, запер дверь в кабинет на ключ, потушил свечку и пошёл к постели. Снял халат и туфли и лёг в постель. Первое чувство было непонятное, когда я очутился в постели и почувствовал все члены моей душки на моём теле, которая так и обвилась кругом меня. Здесь дальше я не буду распространяться…».
Куда более осведомлённым в вопросах обращения с дамами был тёзка и предшественник Александра III – император Александр I, которого теоретически вводил в курс дела воспитатель Николай Салтыков, а практически поучала одна из придворных дам.
Исполняя наказ Екатерины II, они должны были подготовить её 15-летнего внука к свадьбе, однако в самый ответственный момент что-то пошло не так, поскольку в дневнике Александр I после свадьбы появилась заметка: «Боже, как она прекрасна! Я никогда не смогу забыть этой ночи, в которую не сумел, не смог прикоснуться к ее белоснежному атласному телу… »
Так, что вопреки стараниям Екатерины II её внук в первую брачную ночь повторил судьбу ей мужа — Петра III, который предпочёл любовным утехам с молодой невестой спокойный сон.
Но если Александр I в следующую ночь исправил свою оплошность, то Пётр III, по заверению Игоря Зимина, оставался равнодушным к Екатерине II на протяжении ещё 5 лет.
