Когда в 1699 году умер наставник Петра I Франц Лефорт, царь произнёс: «Осталась у меня только одна рука, да и та вороватая». Он имел в виду Александра Меншикова. Про его склонность обращать казённые доходы в личные Пётр хорошо знал уже тогда.
«Любимец Алексашка Меншиков, – писал Василий Осипович Ключевский, – в молодости не раз испытывал на своём продолговатом лице силу петровского кулака». Но временные приступы гнева не мешали Петру всегда держать казнокрада Меншикова при себе. «Отколотив дубинкой наедине в своей токарной мастерской князя Меншикова или ему подобного дельца, – писал тот же историк, – он [Пётр] звал его на обед как ни в чём не бывало».
«Беспримерно обогащённый Петром, – характеризовал Меншикова Ключевский, – этот тёмного происхождения человек стал виртуозом хищений. Пётр усовещивал любимца, бивал его дубинкой, и всё напрасно. Меншиков окружил себя шайкой чиновных хищников, обогащавшихся и обогащавших своего патрона на счёт казны. Из них петербургского вице-губернатора Корсакова и двух сенаторов, князя Волконского и Опухтина, публично высекли кнутом. Меншикова спасали от жестокой расправы давняя дружба Петра и неизменная заступница Екатерина, ему же и обязанная своей карьерой. Однажды Пётр, выведенный из себя проделками любимца, сказал ходатайствовавшей за него Екатерине: “Меншиков в беззаконии зачат, во гресех родила его мать, и в плутовстве скончает живот свой, и если не исправится, быть ему без головы”».
Предсказания Петра сбылось почти в точности уже после его смерти. Правда, голову Меншикову не отрубили, но умер он уже на второй год ссылки, которой подвергся в царствование внука Петра Великого – Петра II при всемогуществе князей Долгоруких.
В сентябре 1727 года всё движимое и недвижимое имущество Александра Меншикова было конфисковано русской казной. Это были три имения под Петербургом, два в Малороссии (Батурин и Почеп) и одно в Тамбовской губернии (Раненбург), около 100 тысяч душ крепостных крестьян и 4 миллиона рублей наличных денег, не считая драгоценностей.
Что же касается размера капиталов, вывезенных Меншиковым за границу и размещённых в иностранных банках, то тут согласия между историками нет. Ключевский, ссылаясь на записки Христиана Вебера, ганноверского посла в Петербурге, писал, что «князь Меншиков держал в Лондоне на вкладе не один миллион». Публицист Русского Зарубежья Иван Солоневич в 50-е годы прошлого века, оценивая размер капиталов Меншикова в заграничных банках, назвал неведомо откуда взятую им цифру в 5 млн. рублей, отметив, что это были два годовых бюджета Российской империи (на самом деле, годовой бюджет России в 1724 году составил больше 8 миллионов рублей).
Наконец, в начале XXI века Надежда Ионина в книге «100 великих узников» заявила, что Меншиков держал в заграничных банках 9 миллионов рублей. Доверие к этой цифре исчезает после того, как автор книги тут же заявляет, что эти капиталы были конфискованы русским правительством сразу после ареста Меншикова. На самом деле, эти деньги могли оставаться только там, куда вкладчик их положил, то есть в зарубежных банках.
Наибольшее доверие вызывают, пожалуй, мемуары современника Петра и Меншикова, француза на русской службе адмирала Гийома Вильбуа, родоначальника русской дворянской фамилии Вильбоа. В его записках о времени Петра Великого, изданных только в XIX веке в Париже, говорится:
«В описях имения и бумаг Меншикова нашли, что у него находились значительные суммы в банках Амстердамском и Венецианском. Русские министры неоднократно требовали выдачи сих сумм на том основании, что всё имение Меншикова принадлежало правительству русскому по праву конфискации. Но требования не были исполнены, ибо директоры банков, строго следуя правилам своих заведений, отказывались отдать капиталы кому бы то ни было, кроме того, кто положил их… Сии капиталы, простиравшиеся более нежели на полмиллиона рублей…»
Итак, не меньше 500 тысяч рублей, но вряд ли больше миллиона, иначе бы Вильбуа, скорее всего, так и написал бы, что простирались более чем на миллион. Где-то от 500 тысяч до 1 миллиона рублей вывел Меншиков за границу. Это тоже немало, учитывая, например, что после заключения Ништадтского мира в 1721 году Россия была вынуждена ещё и выкупать уже завоёванные у Швеции территории за общую сумму 1,28 млн. рублей. Эта сумма была выплачена в четыре приёма. Заграничных капиталов Меншикова хватило бы, чтобы покрыть сразу около половины этой контрибуции.
Итак, банкиры отказывались выдать деньги кому-либо, кроме Меншикова или его законных наследников. А поскольку эти наследники – сын и две дочери – были отправлены в ссылку вместе с отцом, то пока они не были выпущены на свободу, капиталы Меншикова дожидались своей участи. Стремление завладеть заграничными капиталами Меншикова, очевидно, сыграло решающую роль в решении императрицы Анны Иоанновны возвратить свободу двум оставшимся в живых детям Александра Меншикова.
Время от времени в разных публикациях проскальзывают упоминания, будто деньги Меншикова так и остались в заграничных банках, и что Россия сейчас имеет право востребовать назад эти вклады с процентами, набежавшими за три столетия. При этом, конечно, называются самые баснословные суммы. Но эти претензии необоснованны, все эти деньги ещё в 18 веке вернулись в Россию. Они стали как бы невольным выкупом детей Меншикова за возвращение им свободы и приличного положения при императорском дворе.
Вот полное окончание цитаты из книги Вильбуа, где говорится о размерах заграничных активов князя и их судьбе:
«Директоры банков, строго следуя правилам своих заведений, отказывались отдать капиталы кому бы то ни было, кроме того, кто положил их, и отдали их тогда только, когда утвердились, что наследники Меншикова были на свободе и могли распоряжаться своим достоянием. Полагали, что сии капиталы, простиравшиеся более нежели на полмиллиона рублей, обращены были в приданое княжне Меншиковой и что сему обстоятельству юный князь Меншиков одолжен был местом штабс-капитана гвардии».
Оставшаяся в живых младшая дочь князя – Александра – была выдана замуж за младшего брата Эрнста Иоганна Бирона, всесильного фаворита императрицы – Густава Бирона. Таким образом, её долю в наследстве Меншикова сразу присвоило себе семейство Биронов. Александр Александрович Меншиков, очевидно, тоже не смог воспользоваться своей долей наследства, так как она была уплачена за его производство в обер-офицерский чин гвардии.
Итак, деньги Меншикова ещё в 30-е годы XVIII века вернулись из-за границы в Россию и были обращены в доход лиц, приближенных к государственной власти, то есть новой генерации казнокрадов.
