Способ наказания для вуайериста на Руси зависел о того, каким образом истолкуют поведение подсматривающего. Кто-то отделывался тумаками или денежным взысканием, а кого-то забивали насмерть или казнили.
Заприметив сидящего в камышах мужика, купающиеся девушки могли среагировать по-разному. Повезло, если с шутками и подковырками засмеют и прогонят. Но несдобровать, если в голову купающимся взбредет что-то неладное. Например, заподозрят в колдовстве, что неудивительно. Все знали, что колдуны нередко заходили в воду и использовали ее в качестве «портала» для общения с потусторонними силами и миром мертвых. А вызывать подозрения «странностью» подглядывания было нетрудно, особенно если затаившийся наблюдатель не мальчонка несмышленый, а взрослый мужик.
Если пойдет молва, что некий житель села был неоднократно замечен за «странным занятием», не избежать разбирательств. На общем сходе страсти могли так накалиться, что безобидный поступок, которому не находили разумного объяснения, расценивался как колдовство — одно из самых серьезных преступлений. Страх перед колдунами превращал жителей деревни в «коллективного убийцу». Как писал Н. М. Астырев в «Записках волостного писателя», следствием поступка, наводящего ужас своей необъяснимостью, становилось дикое самоуправство.
Как отмечал В. Б. Безгин в книге «Правовые обычаи и правосудие русских крестьян второй половины XIX — начала XX века», те, кто в исступлении бил, пока «преступник» не испускал дух, не считали, что совершают убийство. Считалось, что только «свои» и могут судить «по справедливости». Убитого в результате самосуда хоронили тайно, объявляя без вести пропавшим. Все попытки властей разобраться и найти зачинщиков терпели неудачу. Все как один на дознании отвечали, что «били всем миром», да и то «легонько, чтобы проучить немного», а он возьми да со страху и умри.
Другим вариантом экзекуции над тем, чьи действия были неправильно истолкованы, становилось публичное «посрамление». Оно преследовало сразу несколько целей. Во-первых, унизить достоинство и лишить чести обвиняемого, сделать его изгоем. Во-вторых, продемонстрировать, какой участи следует ждать тем, кто решится полюбоваться красотой нагих женщин. Обычно наказание предусматривало вождение уличенного в подглядывании по селу нагишом, при этом каждый желающий мог ударить преступника — по шее или спине, но сзади, чтобы оставшийся живым злодей не смог запомнить и отомстить конкретному обидчику.
Обвинять подглядывающего могли не только в колдовстве, но и в браконьерстве. Случалось, что мужик оказывался не в том месте и не в то время: приходил порыбачить, а тут девки, как назло, купания устроили. Ну не оставаться же без рыбы! А в ожидании клева вполне естественно обозревать окрестности.
За незаконную рыбную ловлю наказывали уже со времен Русской правды. В XI—XIII веке виновный был обязан уплатить штраф в 12 гривен. По Уложению царя Алексея Михайловича XVII века виновного «били ботогами нещадно» или наказывали рублем. Петровским указом 1703 года с уличенных в браконьерстве дворян взимали 100 рублей, а «людей нижних чинов» ожидало «наказание жестокое безо всякой пощады» и «ссылка в Азов с семьей на вечное поселение».
За купающимися в реке девушками подглядывать было проще всего. Не то, что за чужой женой, моющейся в бане. Само подглядывание — полбеды. Пойманного с поличным в худшем случае с позорными криками прогоняли со двора, причем сделать это могла и сама хозяйка, выбежавшая из бани в чем мать родила и сгоряча запустившая в вуайериста чем потяжелее.
Если же подсматривающий находил в себе силы вовремя остановиться и убирался со двора, прихватив, что плохо лежит, стоило ему готовиться к смертной казни. По Соборному уложению 1649 года, «учинившего дурное» повелевалось «казнити смертию». Такой же участи удостаивался и свидетель, который уличил вуайериста в воровстве, но не остановил, а прошел мимо.
По тому же Соборному уложению, если мужчина сначала подсматривал, а затем уговаривал «жонок или девок на блуд», то всю честную компанию ожидало битье кнутом — так называемая «торговая казнь». Публичное сечение кнутом обычно заканчивалось смертью приговоренных, с которых фактически живьем сдирали кожу.
Разделением общей бани на мужское и женское отделение Екатерина II, сама того не осознавая, усложнила жизнь вуайеристам. В общей бане им было раздолье — подглядывай не хочу. Затем пришлось проявлять изобретательность. Как писал в «Секретных записках о России» французский мемуарист Шарль Массон, когда в женское отделение начали пускать только врачей и художников «для изучения своего искусства», охотники до женской наготы попросту прикидывались либо медиками, либо живописцами.
Устав благочиния от 1782 года законодательно прописывал наказание для того, кто «перепутал отделения». Оправдания в том, что зашел в женское отделение по ошибке, обычно не спасали. Любого «мужеска полу старше 7 лет», вошедшего и пойманного в женской бане, отправляли на 12 часов в смирительный дом, являвшийся до 1884 года аналогом тюрьмы. Преступник был обязан заплатить за свое заключение. Если же денег у него не оказывалось, после смирительного дома мужчину приговаривали к работе истопником в бане. В тяжелейших условиях он топил и чистил печи бесплатно до тех пор, пока не выплачивал долг.
