Несомненно то, что казачьи вольницы вдоль течения Урала возникли очень и очень давно. Существует две точки зрения, отвечающие на вопрос о времени появления этой части служивого сословия.
Согласно первой версии, на излете XVI столетия несколько сотен волжских и донских казаков упрямо проникали внутрь земель ногайских орд, огнем и мечом отвоевывая себе жизненное пространство. Эти события ассоциируют с деятельностью одного из сподвижников Ермака Тимофеевича, казачьего атамана по имени Матвей Мещеряк. Было это, ориентировочно, в 1584 году. Экспансия казачества оказалось невероятно успешной, однако, уже в скором времени колонисты столкнулись с четким осознанием той проблемы, что им не выжить самостоятельно в очень враждебном им новом мире, населенном пестрым многоголосьем тюрков-кочевников.
Это привело к тому, что уже в очень скором времени яицкое казачество присягнуло на верность Москве. По достоинству оценив размеры завоеваний отважных рубак, царские власти весьма охотно приняли их прошение. Достоверно известно, что с 1591 года яицкие казаки принимают непосредственное участие в военных операциях Русского Царства. Перечень их обязанностей был типичен для этого сословия в те времена: они участвовали в походах и несли службу на дальних пограничных кордонах.
Есть, впрочем, и иная версия появления яицких казаков. Она удревняет историю этого народа на несколько сотен лет и относит события рождения яицкого войска ко временам Тамерлана.
Покинув твердую почву документально заверенных исторических данных, мы вступаем на топкую тропинку преданий и легенд. История эта не нова и хорошо известна — она была в большом ходу среди уральских казаков уже в первой половине XVIII столетия. Впервые же эта версия была записана со слов атамана Ильи Меркурьева. Согласно укоренившийся среди самих уральских казаков версии, их войско на этой территории сложилось в конце XIV столетия. А именно в 1396 году.
Казачье предание гласит, что в те мрачные времена жизнь была непростой. И люди, под стать духу времени, были суровы. Легенда говорит, что казаки из новорожденного уральского казачьего воинства не стремились обзаводиться семьями. Впрочем, они регулярно брали себе жен из числа окрестных тюркских народов. Вот только не суждено было тем союзам быть долгими: отправляясь в поход, казаки убивали своих жен.
Народная молва объясняет такое поведение казаков следующими соображениями: во-первых – они опасались, что во время их отсутствия на хутора будут совершены набеги, а их жены окажутся в руках врагов, во-вторых – они зачастую руководствовались исключительно практическими соображениями, так как в набеге можно было пленить себе девушку моложе и красивее.
Предание связывает конец этой традиции с деятельностью казачьего атамана по имени Василий Гугня. О личности этого человека известно совсем немногое: кто-то уверяет, что он был выходцем с казачьей вольницы Дона, кто-то же полагает, что его родиной был Великий Новгород, а сам атаман по «первой профессии» был речным пиратом-ушкуйником.
В любом случае – все версии предания сходятся на том, что однажды ему полюбилась плененная им ногайская девушка. И, когда войску предстояло выйти в новый поход, он поступился древним жестоким законом и не стал убивать свою жену.
Следуя примеру милосердного атамана, иные яицкие казаки тоже бросили исполнять древний жестокий закон и начали жить со своими женами в мире. Любопытно, что на Урале стихийно сложился культ почитания бабушки Гугнихи. По понятным причинам она больше всего почиталась среди казачек. Они частенько ставили в своих церквях свечки за упокой души своей предшественницы, которая сумела смягчить сердце своего мужа и сломить страшную традицию. Примечательно, что эту легенду знал и, видимо, рассматривал как вполне правдоподобную Александр Сергеевич Пушкин. В «Истории Пугачева» он писал об этой традиции следующее: «Казаки, по примеру атамана, покорились игу семейственной жизни. Доныне, просвещенные и гостеприимные, жители уральских берегов пьют на своих пирах здоровье бабушки Гугнихи».
Сложно сказать наверняка, бытовала ли практика убийства жен казаками на самом деле. Весьма вероятно, что да, но не в таких масштабах, как это преподносит легенда. Ведь среди других народов, проживающих в плотном кольце врагов, подобные практики порой встречаются. Известно, например, что чукотская женщина, еще издалека завидев врага, обязана была наложить на себя руки.
