Этот факт представляет собой в некоторой степени загадку и служит питательной почвой для некоторых маргинальных альтернативно-исторических гипотез.
В Королевском музее Стокгольма хранится боевой шлем с надписью «Шелом князя Ивана Василиевича». Кроме этой надписи, он ещё украшен вязью типа арабской.
Исследователи давно пришли к выводу, что эта вязь является внешним подражанием арабской графике, однако не содержит никакого смысла. Правда, не так давно один исследователь из Ирана прочитал эту вязь как семикратно повторенные слова «Аллах Мухаммед».
Но что действительно настораживает в этом шлеме, так это надпись «шелом князя Ивана Василиевича». Даже если шлем был изготовлен для Ивана IV до того, как он принял царский титул (в 1547 г.), то тогда московский государь назывался великим князем. Известно, сколь московские государи были щепетильны в обозначении своих титулов. То, что «Иван Васильевич» титулован просто князем, а не великим князем, издавна вызывало подозрение многих исследователей. Они полагают, что этот «шлем Ивана Грозного» в действительности – подделка XIX века. Во всяком случае, никаких доказательств атрибуции «князя Ивана Василиевича» с первым русским царём не существует.
Поэтому перейдём к шлемам, хранящимся в Оружейной палате Московского Кремля, принадлежность которых сомнений не вызывает.
Наибольшую известность имеет «шлем Александра Невского». Он до сих пор кое-где так называется, хотя историки давно обнаружили документы, что он изготовлен в 1621 году мастером Никитой Давыдовым для царя Михаила Фёдоровича Романова. При этом, однако, есть неясность. Дело в том, что наряду с христианской символикой – навершием в виде креста и рельефного изображения архангела Михаила – вокруг шлема вьётся арабская надпись, представляющая окончание 13-го аята 61-й суры Корана: «Помощь от Аллаха и близкая победа. Сообщи же благую весть верующим!» (здесь и далее – смысловой перевод Корана на русский язык Эльмиры Кулиевой).
Шлем царя Алексея Михайловича не украшен никакой христианской символикой, а вокруг шлема – арабская вязь, представляющая собой начало 255-го аята 2-й суры Корана: «Аллах – нет божества, кроме Него, Живого, поддерживающего жизнь. Им не овладевают, ни дремота, ни сон».
Арабскими надписями (в описании не сказано, какими именно) украшены также аналогичные шлемы, принадлежавшие боярам XVII века Фёдору Ивановичу Мстиславскому, Алексею Михайловичу Львову, Борису Петровичу Шереметеву. Последний шлем, по легенде, принадлежал когда-то сибирскому царю Кучуму. Таким же по исполнению был шлем, который русский посол в Турции думный дворянин Афанасий Осипович Прончищев привёз в дар царю Михаилу Романову.
Все эти шлемы носили ещё название «шапки-иерихонки». Некоторые были украшены драгоценными камнями и вряд ли использовались в бою. Они являлись, скорее всего, парадными головными уборами и использовались в торжественных случаях.
Но тогда возникает вопрос, почему их владельцев, православных людей, не смущали изречения из Корана, прославляющие Аллаха, на их церемониальных шлемах? Ведь они не могли не интересоваться, что это там написано. Или всё-таки смущали?
Обычное объяснение происхождения арабских надписей сводится к тому, что это были лучшие на то время шлемы, самой добротной работы. Русские покупали их в Турции, а с художественным оформлением шлемов оставалось смириться ради их превосходных качеств. В отдельных случаях, как, например, со шлемом царя Михаила Фёдоровича, русскими мастерами была добавлена христианская символика. Так что мастер Никита Давыдов не сделал для царя шлем с изречением из Корана, а переделал уже готовый турецкий образец. Вернее, даже не переделал, а добавил к нему кое-что, и только.
Если оставаться на почве традиционной истории, то ничего другого не остаётся предполагать.
Однако всякого при таком объяснении, как говорилось в известном фильме, наверняка начинают «терзать смутные сомнения». Ведь парадные шлемы это не современная одежда с ярлыками Made in China и т. п., которые действительно никакой сакральной информации не несут. А в шапках-иерихонках с аятами Корана русские цари и бояре участвовали в торжественных православных обрядах! Разве нет в этом какого-то противоречия, раздвоения?
