Еще буквально 100 лет назад жизнь русской женщины была крайне тяжела. Конечно, это касается в основном простых девушек, хотя и некоторым аристократкам было несладко. Строгие нормы общественной морали запрещали даже, на современный взгляд, безобидные вещи, а расплата за нарушение была очень суровой.
Русское крестьянское общество временами бывало беспощадно. Старые девы знали это лучше, чем кто бы ни было. Если женщине по каким-либо причинам не удавалось выйти замуж, то ее жизнь превращалась в сущий ад. Старые девы продолжали жить с родителями, которые, зачастую, бывали не рады такому соседству, а после их смерти отправлялись в дома к старшим братьям на правах «приживалок», где на их долю выпадала самая тяжелая и неблагодарная работа. Замужние ровесницы отказывались принимать их в свой круг общения, а с молодыми незамужними девицами им было уже не по пути. И выходило так, что эти незамужние женщины подвергались почти абсолютной социальной изоляции: им нельзя было принимать участие во всеобщих гуляниях, праздниках, застольях. Помимо того, народная молва давала им обидные прозвища. В каждой губернии их называли по-своему: вековухами, непетым волосьем, седыми головами и т.д. Запреты, касавшиеся старых дев, временами доходили до совершенного абсурда: им было запрещено общаться с беременными женщинами, взаимодействовать со скотом (так как считалось, что это может привести к падежу поголовья, либо рождению мертвых телят). Особенное положение этих женщин определялось даже их внешним видом, им было запрещено носить одежду, которая ассоциировалась с замужними крестьянками: понёву, косынки, платки, кокошники, повойники. Но, одновременно с этим, им не давали одеваться ярко, поэтому внешне они представляли собой нечто среднее между девочкой и старухой. Всеобщее неодобрение подкреплялось слухами о том, что, дескать, старые девы не прочь провести свой досуг в обществе Сатаны и любят осознанно губить урожай.
Вековухи, очевидно, были не столько преступницами, сколько заложницами крайне патриархальных взглядов русского крестьянства, жертвами положения. Однако, вес в обществе могла потерять и вполне уважаемая, казалось бы, замужняя матрона. Зачастую из-за сущего пустяка.
В день свадьбы невеста повязывала голову платком, и это характеризовало ее новый статус в глазах деревенской общины. Отныне и впредь ей следовало покрывать свои длинные волосы различными головными уборами: косынками, кокошниками или платками.
На тех же замужних женщин, которые по каким-то причинам появлялись публично с непокрытой головой, лавиной выливалось общественное неодобрение. Казалось бы, что это абсолютно незначительный проступок, от которого никто не понес непосредственного физического или коммерческого урона, но в глазах деревни это было преступление против нравственного уклада. Из-за этого странного аспекта крестьянской жизни и происходит всем известное слово «опростоволоситься». Это правило, правда, работало и в другую сторону: несмываемым позором покрывал себя тот, кто зачем-то публично сорвал с головы замужней женщины повойник.
На Русском Севере бытовал еще один обряд, связанный с обычаем покрывать голову. Это могло произойти в виде наказания по отношению к тем молодым девицам, которые чересчур вольно вели себя в добрачный период. Им могли приказать расплести девичью косу и заставить носить повойник. В этом случае вся ритуальная нагрузка прощания с девичеством, каковая, как правило, происходила в торжественной обстановке на свадьбе, игнорировалась. Косу они расплетали самостоятельно, сами же в первый раз покрывали себе голову, а потому в крестьянском обществе именовались презрительным словом «самокрутки».
Порой общественное мнение дополнительно карало тех, кому и без того довелось пережить немало горя. В царской России был распространен такой исключительно презираемый обычай, как снохачество. Суть его кроется в следующем: отец мужа, выбирая невесту, искал ее не столько для сына, сколько для себя. В таком случае молодой муж сразу же после свадьбы отправлялся на долговременные заработки в город, а коварный свекор оставался с молодой снохой. Юные девушки были настолько беспомощными созданиями в крестьянском обществе, что у них не было ни единого шанса отказаться от сожительства с отцом мужа. Этот обычай, повсеместно порицаемый, был невероятно распространен вплоть до самой революции. В том же случае, если преступная связь свекра и невестки становилась известной обществу, то это покрывало несмываемым позором и его, и ее.
Если говорить о проступках не мнимых, а настоящих, то необходимо отметить две самые распространенные категории, и, соответственно, расплату за них. Речь идет о супружеских изменах и воровстве.
Как и во всяком обществе, в старой России нередки были случаи супружеской неверности. Жен, которых уличали в изменах, наказывали множеством способов. Бывало, им приходилось ползать весь день на четвереньках вокруг церкви, чтобы получить прощение в глазах Бога и людей. Иной раз крестьяне проявляли своеобразную злую фантазию. Так, например, этнографической науке известны случаи, когда неверную жену привязывали к мельничной лопасти, вращающейся на малой скорости, а перед этим ей натягивали на голову подол платья. У этого обычая был еще один (куда более жуткий вариант), заключавшийся в том, что женщину с натянутым на голову подолом привязывали на ночь к могильному кресту.
Особняком стоят обычаи, связанные с наказанием невест, которые не сумели сохранить невинность до свадьбы. Как и во многих других народных культурах, на Руси было принято демонстрировать окровавленную простыню. В том же случае, если по понятным причинам такая демонстрация оказывалась невозможной, то это считалось страшным позором. Таких невест подвергали различным наказаниям. Бывало, что утром после свадьбы на провинившуюся невесту и ее мать водружали хомуты, а потом отправляли в таком виде ходить по крестьянскому двору. Известны случаи, когда отцу невесты на празднике давали чарку с дырой на дне, что символизировало бесчестие его дочери и почиталось страшным позором.
Не менее страшным преступлением считалось и воровство. Истории известны случаи, когда заподозренных в кражах женщин били, а потом, дабы подчеркнуть непристойность такого проступка, обривали наголо.
