Русские переселенки из центральных районов России очень быстро приспосабливались к суровым условиям Сибири и обзаводились привычками, которые шокировали жительниц центра России.
С XVII и до начала XXI века сибирячки шокировали москвичей обилием мехов. Разумеется, привычка носить тяжелые, неудобные меха объяснялась морозами до -47 градусов. Однако изнеженные теплом обитательницы центра и юга России все равно удивлялись необычной одежде.
Этнограф Елена Федоровна Фурсова в работе «Трансформации традиционных костюмов украинских переселенцев в Сибирь» описывала, что украинки весьма быстро понимали, что сибирские пимы, они же валенки, гораздо теплее обуви, которую они привезли с собой, и охотно перенимали привычку их носить у местных женщин. Украинки называли их по-своему – «щенками». Шокировало жительниц теплых районов страны и количество одежды, которую надевали на себя сибирячки – кроме платьев и сарафанов, они обязательно надевали толстые кофты, несколько пар шерстяных чулок, меховые жилеты, шубы, а поверх шуб – тулупы до пят. На руки надевали варежки-мохнатки.
Разумеется, ни красоты, ни вида у женщины уже не было, зато оставалось здоровье и способность долго выдерживать мороз.
Еще в 1990-х годах сибирячек с первого взгляда отличали от других россиянок – они были одеты в шубы до пят немыслимых мастей и фасонов, в сапоги из овчины, а на голове у каждой красовалось настоящее чудо сибирской моды – огромная шапка из норки, натянутая на жесткий фетровый каркас.
А в Иркутской области в XXI начале века появилась мода носить норковые шапки-ушанки с ушками, торчащими строго вверх.
До сих у москвичек вызывают шок монгольские сапоги на войлочной подошве или якутские унты, целиком пошитые из оленьего камуса (ноги оленя)).
Фурсова упоминает, что в конце XIX века в Сибири нижнее белье имели только украинки, остальные долгое время обходились без него. И действительно, во многих селах Забайкалья нижнее белье появилось у женщин только после Великой Отечественной – его в качестве трофеев везли с собой солдаты.
Сибирячки в отдаленных селах, оставаясь без мужей, сами брали в руки охотничьи ружья, становились на лыжи и занимались промыслом. Обращаться с оружием умела каждая вторая: участки переселенцам давали в глухих местах, и женщина наравне с мужчиной должна была отстоять дом и защитить детей от нападения воинственных «лесных людей», беглых каторжников или волков.
Этнограф Татьяна Юрьевна Розманова в работе «Народная педагогика Приенисейских старожилов» упоминает случай, когда в селе Брагино Новоселовского района Красноярского края в 1930-х годах во время покоса родители остались ночевать в поле, а две девочки были вынуждены провести ночь одни. В сени пробралась собака и испугала детей. Старшая девочка притащила младшую под образа: «Чтобы Бог защитил!», а сама вытащила из кладовки отцовское ружье и выстрелила из него в окошко.
Все знают про староверку Агафью Лыкову, которая в одиночку выживает в глухих дебрях Абаканского хребта в Западных Саянах. Много лет в зимовье на Витиме (Якутия) жила молодая женщина-отшельница, – она предпочитала не встречаться с людьми и уходила, когда охотники появлялись вблизи. Было известно, что она ушла в тайгу сознательно из города. Многие женщины уходят в тайгу за своими мужьями – сектантами и чудаками.
Это общая черта мужчин и женщин Сибири. Если глупая жадность тут осуждается, то расчетливость, рачительность и скупость стоят во главе угла. Одно и верно – без запасов тут не выжить. Татьяна Розманова исследовала ряд детских писем начала XX века и выяснила. что дети часто хвастались перед родителями экономностью, а двенадцатилетние сестры писали братьям: «Пришли мне яблочек, а то писать тебе больше не буду!»
Эта черта осталась в сибирячках; при общей зажиточности они еще и часто прибедняются: «Денег нет, совсем денег нет, все потратили! Хлеба купить не на что!» «А куда потратили, кума?» «Да магазин новый открыли».
Сибирячки веками страдали от плохих зубов. Связано это было с отсутствием свежих фруктов, овощей, нехваткой витамина D из-за короткого светового дня зимой. Местные народы были более приспособлены к этому, а вот непривычным славянкам приходилось туго. Например, первая полярная исследовательница, жена капитана Василия Прончищева, Татьяна в свои 24 года очень страдала от кариеса. Это выяснилось, когда российскими археологами была вскрыта ее могила в Усть-Оленёке. Женщина умерла от пневмонии в 1736 году. За те три года, что она провела в условиях Сибири, здоровье ее пошатнулось.
Для того, чтобы не терять зубы, сибирячки жевали лиственничную серу – коричневую горьковатую массу, но помогала она не всем.
В XX веке сибирячки шокировали приезжих золотыми и металлическими зубами, которых у них был полон рот.
Эта особенность ушла в прошлое только с появлением качественной стоматологии и с появлением в магазинах свежих фруктов.
Не лучшим образом сказывалась на зубах привычка к табаку, которую одинокие женщины перенимали у женщин местных народов, а так же привычка к чаю. Поскольку именно через Сибирь проходил «чайный путь», а Российская империя делала все, чтобы развивать торговлю с Китаем, крепкий чай любили все – и мужчины, и женщины – пили его со сливками. с молоком и обязательно с сахаром.
Известно, что за 1850–1852 гг. через Кяхту из Китая в Россию поступило 243 507 пудов байхового и торгового чая.
Пристрастие сибирячек к чаю особенно удивляет южанок, которые привыкли пить сок или есть фрукты.
Только в Сибири было такое явление как монастырские школы, приюты, и собственно, сами монастыри, в которых подвизались только коренные сибирячки. Например на территории современной Республики Алтай в Чемале была организована женская община, основу которой составляли алтайские женщины и девушки. Здесь же действовала церковно-приходская школа. В 1883 году община стала монастырем, в ней было 76 сестер, настоятельница и девять приютских девочек.