Отношения двух советских полководцев – Конева и Жукова – были очень непростыми. В истории двух маршалов было все: спасение жизни, предательство, раскаяние и непримиримость.
Два великих маршала Победы, Георгий Жуков и Иван Конев вместе служили еще до Великой Отечественной войны – в 30-х годах их жизненные пути пересеклись в Краснознаменном Белорусском военном округе. В военное лихолетье будущие Герои Советского Союза вновь встретились под Москвой, после Вяземской катастрофы 1941 года – одного из тяжелейших поражений бойцов Красной Армии. Буквально за месяц ожесточенных сражений вермахт прорвал оборону, оставив после себя сотни тысяч павших советских воинов.
Именно Конев в эти страшные дни командовал войсками Западного фронта и не смог сдержать натиск неприятеля. Нацистские солдаты подступали к Можайской оборонительной линии, путь к столице был практически расчищен. Такой ошибки Сталин простить не мог: из Ставки на Западный фронт прибыли Молотов и Ворошилов. Историки полагают, что Конев был в шаге от расстрельного приговора.
Жизнь Ивану Степановичу спас Жуков. В своих «Воспоминаниях и размышлениях» Георгий Константинович описывает свой телефонный разговор со Сталиным. Верховный главнокомандующий спросил у полководца: «Что мы будем делать с Коневым?». Жуков настоял, чтобы опального генерал-полковника направили на командование Калининским фронтом.
Два маршала стали главными «кузнецами Победы» – под командованием Жукова и Конева советские войска дошли до Берлина, под их натиском нацистская Германия капитулировала. Георгий Константинович стал министром обороны, Иван Степанович – его заместителем. В 1946 году, когда уже Жуков попал в немилость Сталину, Конев первым вступился за маршала. Через семь лет два полководца отправили на расстрел Лаврентия Берию. Но товарищескому союзу маршалов пришел конец из-за внутрипартийных интриг Хрущёва.
В октябре 1957 года Пленум ЦК КПСС вынес постановление об отстранении маршала Жукова от должности министра обороны и о его исключении из Президиума. На этот раз Конев своего соратника не поддержал. Более того: есть свидетельства, что за подписью Ивана Степановича вышла разгромная статья, в которой Жукову была прописана «партийная анафема»: «не оправдал доверия».
Опального маршала это морально уничтожило. Константин Симонов в своей книге биографий «Истории тяжелая вода» цитирует Жукова, так описавшего первые дни своего изгнания: «Вернувшись, принял снотворное. Проспал несколько часов. Поднялся. Поел. Принял снотворное. Опять заснул. Снова проснулся, снова принял снотворное, снова заснул… Так продолжалось пятнадцать суток…»
Почти полвека спустя о попытках примирения в интервью одному из российских изданий рассказал бывший помощник по особым поручениям маршала Конева Степан Кащурко. По его словам, на склоне лет дважды Герой Советского Союза искренне раскаивался, что не дал отпор партийным интриганам: «Перед Гитлером устоял, а тут вот перед этими… не устоял, сломался и теперь на старости лет казню себя». И следом Кащурко цитирует признание маршала: «А про Жукова в «Правду» я не писал… Из ЦК, из отдела пропаганды мне позвонили… А часа через два позвонил сам Хрущев».
Степан Кащурко рассказал журналистам, что в канун 25-летия Победы лично возил Жукову письмо от Конева, написанное, против обыкновения, маршалом собственноручно. Но, как вспоминает Кащурко, Жуков был непреклонен: «Достав письмо, Георгий Константинович, хмурясь, прочел его и, ни слова не говоря, размашисто начертал «резолюцию»: «Предательства не прощаю! Прощения проси у Бога! Грехи отмаливай в церкви!»»
При жизни, по словам Кащурко, полководцы так и не примирились.
