Раковорская битва. Проблемы современной интерпретации

Раковорская битва 1268 г. (иначе называемая битвой при Везенберге) находится в тени Ледового побоища, несмотря на то, что превосходит его по значимости. По стечению обстоятельств, ей «не повезло» с историографией, потому что решающую роль там сыграл, наряду с новгородцами, Довмонт Псковский, выходец из литовских земель. Существенно, что в ранних летописных источниках Ледовое побоище уступает по эпохальности не только Раковорской битве, но и сражению под Шауляем 1236 г., а также инциденту со шведами на Неве 1240 г. [7]. После столетий изучения отечественной истории, не только по идеологическим, но и методологическим причинам, безнадежно устарели труды В.Н. Татищева, Н.М. Карамзина, Н.А. Полевого, В.Т. Пашуто, многотомные «Очерки истории СССР», статьи в энциклопедиях и многие другие. Разумеется, они могут быть использованы для историографических обзоров и начального уровня, но серьезного научного исследования по данному сражению по ним уже не сделать. И поныне распространяется информация, что М.Н. Тихомиров пытался выпустить монографию «Ледовое побоище и Раковорская битва», но она была запрещена, рукопись уничтожена, и власти скрывают правду.

Никто не знает, так это или нет, судьба издания неопределенная. Однако, сохранилась другая его работа – «Борьба русского народа с немецкими интервентами в XII–XV вв.», где он критично отнесся к Рифмованной хронике, назвав ее ненадежным и тенденциозно составленным в похвалу деяниям рыцарей источником, приписывавшим победу немцам. В то же время, советский ученый гораздо лучше оценивал Новгородскую первую летопись, хотя подчеркивал, что между ней и ливонским повествованием есть определенное сходство: произведения говорят о тяжелых потерях с обеих сторон, обессиленных битвой [16, с. 36–37]. Из последних работ можно отметить «Новгород и Псков.

Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI-XIV веков» А.В. Валерова, правда, Раковорская битва упоминается только в контексте новгородско-псковских взаимоотношений и анализа летописных известий [6, с. 204–206]. Осторожность требуется при чтении книги Д.Г. Хрусталева «Северные крестоносцы» 2009 г., где автор полностью доверился взглядам историка XIX в. С.М. Соловьева, поэтому на страницах присутствуют чрезмерно завышенные данные о численности сторон (18–20 тыс. ливонцев против 28–30 тыс. русских), а также описание рыцарской «свиньи» [18]. В Интернете военный историк и реконструктор К.А. Жуков в 2015 г. выступил с подробным разбором Раковорского побоища на YouTube в цикле «Разведопрос» [13], это научно-популярное изложение рекомендуется к просмотру. В 2016 г. в Санкт-Петербургском государственном университете была защищена кандидатская диссертация Н.А. Петровой «Псковская земля в системе государственных образований Восточной Европы. Последняя треть XIII-XIV вв.» [12]. Ничего принципиально нового касательно Раковорской битвы там нет, присутствует обычное цитирование и анализ древнерусских летописей, что выполнялось предшественниками, в частности, Валеровым. Из современных эстонских исследователей необходимо выделить Анти Селарта [1], который пришел к выводу, что после сражения под Везенбергом, граница между Датской Эстляндией и Новгородской землей практически не менялась в течение следующих столетий. Согласно этому заключению, даны и ливонцы отказались от своих притязаний на территорию за пределами реки Наровы. По словам Новгородской первой летописи, в 1268 г. «было страшное побоище, какое не видели ни отцы, ни деды» [11, с. 86]. С точки зрения советской идеологии, которая перешла в современный государственный патриотизм, это «неправильная битва», несоответствующая культовому фильму С.М. Эйзенштейна «Александр Невский» и проекту «Имя Россия».

Отношения между Литвой и Российской Федерацией в конце 2010-х гг. пребывают в замороженном состоянии. Лишний раз упоминать, что слава русского оружия досталась литовцу, означает осуждение и неприятие не только на телевидении, форумах и социальных сетях в Интернете, но и в отечественном научном сообществе. С одной стороны, это спорное событие в средневековой истории касается также и враждебного Ливонского ордена. С другой, отрицая и не понимая, что происходило в те времена, невозможно изучать историю Северо-Западной Руси XIII в. Знаменитое выражение «псы-рыцари», навеянное в советском, а затем и российском обществе неправильным переводом трудов Карла Маркса («Reitershunde» – «рыцарский сброд») и художественной борьбой князя Александра Невского [2], в XXI в. показывает свою несостоятельность. Задача разоблачить воззрения прошлого не стоит, нужно понимать те условия, которые влияли на взгляды историков, формировали их методологические и историографические подходы. Субъективность во многом связана с марксистско-ленинской системой ценностей, которая господствовала ранее. Стереотипы подпитывали концепцию «Натиска на Восток» («Drang nach Osten») с 1930-х гг., будучи инструментом пропаганды, не соответствуя историческим фактам. Вещи, не вписывавшиеся в идеологические установки, предавались забвению. Главной целью было показать, что «коварная политика западноевропейских феодалов и папства обречена на провал», а «героическая, справедливая освободительная борьба балтских племен и русского народа одержит победу». Используя такие слова, советские ученые создали образы «врага и героя», «плохого и хорошего», «своего–чужого» [10]. Возникает вопрос, раз Александр Невский наголову разбил крестоносцев в 1242 г., то откуда они смогли собрать новые силы для кровопролитных битв при Дурбе и Раквере?

Если он сражался не с основными силами Тевтонского ордена и даже не с частями Ливонского ландмейстерства, то в таком случае нанес поражение лишь отряду Дерптского епископства, в состав которого входили несколько рыцарей. Тогда Ледовое побоище не может сравниться с Раковорской битвой ни по масштабам, ни по результатам. Описание сражения в летописях показано подробно, насколько это возможно. В определенной мере, оно дополнено сведениями «Старшей Ливонской Рифмованной хроники» [9, с. 247–250], до сих пор не получившей полного академического издания (почему в России XXI в. его нет – отдельная тема). Далеко не вся информация может быть использована в равной степени при попытке установить реальное положение дел. Как могли древнерусские летописцы подсчитать численность и потери новгородцев и псковичей, а также противника, особенно когда речь идет о списках XIV–XVI вв.? Авторы известий, как правило, не были непосредственными очевидцами и жили гораздо позднее того, о чем рассказывали. Что касается орденских хронистов, то они явно преувеличивали количество русских, с которыми боролись. Немецкие источники считали убитых и раненых только среди рыцарей, знати и элиты тех времен. Лица незнатного происхождения, как правило, в средневековых битвах особой роли не играли. Кроме того, немцам часто помогали некоторые прибалтийские народы (ливы, латгалы, эсты), именуемые в летописях чудью, их указывали словом «без числа». При такой «точности» все цифры носят условный характер. В 1267 г. в Новгороде решали, в каком направлении состоится главный поход.

В итоге, вместо Литвы и Полоцка были выбраны датские владения в Эстонии, замок Везенберг. Это не что иное, как новая широкая военная кампания на северо-западе. Северное эстонское побережье было стратегически важным с точки зрения установления контроля над торговыми путями между Новгородом и Ревелем. В случае взятия Везенберга открывалась перспектива выхода к Балтийскому морю. Собралась внушительная сила: новгородцы во главе с посадником Михаилом Федоровичем, Псковская земля с Довмонтом, Великий князь Владимирский Ярослав Ярославич дал в помощь своих сыновей Святослава и Михаила, а также Юрия Андреевича Суздальского и Дмитрия Александровича Переславского, из Смоленска прибыл Константин Ростиславич. То есть, почти вся Русская земля, кроме юга. Формально руководил походом 18-летний Дмитрий Александрович. При численности населения в 20–30 тыс. человек [17, с. 139], Новгород мог выставить на войну от 1,5 до 3 тыс. Псков – около 1 тыс. Княжества Северо-Восточной Руси – примерно 1,5 тыс. Итого, примерно 4–5 тыс. воинов. Ударной силой была боярская конница. Вместо пехоты шло ополчение. Снаряжены осадные орудия – по́ роки. Против них выступили Дерптский епископ Александр, рыцари из Феллина (Вильянди), Леаля (Лихула), Вейсенштейна (Пайде) и их датские союзники. Рижский архиепископ отказался прислать воинские контингенты. Ландмейстер Отто фон Лаутенберг тоже не присутствовал по довольно прозаической причине: «сражался у Двины с литовцами», на деле же, в декабре 1267 – январе 1268 г. он направил послов в Новгород для заключения мира, где значилось, что крестоносцы обязывались не помогать датчанам в Эстляндии, включая Ревель и Раковор [11, с. 86]. Текста договора нет, клятвы явно не выполнялись. Скорее всего, Ливонская конфедерация не хотела большой войны, но и не могла допустить усиления русских в Прибалтике. Политика решала все. То есть, ливонцев и датчан было явно меньше, до 3 тыс. человек, из них 34 конных рыцаря.

Особо важно то, что экипировка тевтонов, в некотором роде, была сопоставима с вооружением русских ратников: кольчуга, щит, меч, вместо традиционного славянского шишака – ведрообразный шлем с плоским верхом, сегменты соединялись заклепками. Лат тогда не было. Доспехи с середины XIII в. у них были кольчужно-пластинчатые (бригандины), когда пластины закреплялись под тканью, что неплохо защищало при ударе. Верхней одеждой служила котта – белая туника с черным латинским крестом и узкими рукавами. Рядовые воины носили крест Т-образной формы. Шлемы снимались после схватки на копьях, иначе плохой обзор слишком мешал в ближнем бою и при рукопашной, а то и мог погубить: никто не хотел запросто лишиться головы. Большинство оставались в кольчужном капюшоне, а металлическую шапку имели лишь богатые. Рыцари обычно не брали ни наручей, ни поножей: на ноги надевали кольчужные чулки, снизу подшивали кожаные подошвы. Толстые стеганные набедренники защищали бедра, колени и верхнюю часть голени. Прочностью приходилось жертвовать в пользу гибкости в районе сустава [15, с. 8]. У знатных новгородцев и псковичей были «дощатые» доспехи, с металлическими пластинами, носившимися поверх кольчуги, наручи и поножи, шлемы.

Сказывалось влияние не только западных соседей, Ливонского ордена и Великого княжества Литовского, но и Византийской империи, с которой Русь имела многовековые контакты. Таким образом, иногда они являлись лучше защищены и весили тяжелее европейцев. Многообразие шлемов домонгольской эпохи сменилось сфероконической, куполовидной и шатровидной формой. Появились наносники, укороченные по нижнему срезу венца, часто с подвешенной к ним бармицей, закрывавшей все лицо [3, с. 265–266]. Древнерусское копье могло быть кавалерийским древковым оружием с характерным наконечником вытянутой формы, который рассчитан исключительно на колющий, глубоко проникающий удар. Похоже на то, что они не извлекались из раны. В таком случае, всадник после нанесения удара либо бросал копье, либо древко переламывалось. В XIII в. встречаются упоминания о сулицах, которые использовались конными воинами. Их применяли не только против приближающегося противника, но также в ближнем бою или при отступлении [20, с. 16]. В XXI в. не у всех и не всегда есть ясное понимание принципиальной разницы между средневековыми названиями, с одной стороны, и терминами, присвоенными историками тем или иным типам оружия в XIX–XX вв. С одной стороны, вполне возможно определить сулицу как метательное копье с синонимическим наименованием дротик, а также назвать этим небольшие копейные наконечники, находимые при раскопках. Но существенной ошибкой будет мнение о том, что сулицы обязательно принадлежат к выявленному типу. Тем более, что в музейных собраниях не установлен ни один наконечник древкового оружия, для которого было бы точно известно, что во время использования он назывался именно так.

Однако большая часть средневековых русских письменных источников свидетельствует о том, что сулицей называли все-таки не вспомогательное, а основное копье ближнего боя, потеря которого была равносильна поражению. Ясно, что речь идет не о дротике, оружии одноразового применения. Таким образом, это слово имело 3 основных значения: копье вообще, реже – короткое метательное копье, а также наконечник копья [19]. Мечи и доспехи до XIV в. не закаливали. Полутораручный меч весом до 1,5 кг в руках конника служил грозным оружием, наряду с копьем, пробивавшим щиты и кольчуги. Всадники-рыцари использовали стремена и пиковидные шпоры. Русские дружинники надевали шпоры со звездочками. В Средние века лошади стоили дорого. Коней ливонцы покрывали тонкой попоной с крестом, чтобы не снижать выносливость своих боевых товарищей.

Нужно также подчеркнуть, чтобы не переносить современную действительность в XIII в. – тогда не существовало регулярных армий и артиллерии. 23 января 1268 г. русская рать двинулась к Везенбергу и за рекой Наровой разделилось на 3 части. Начался грабеж земель эстов. Сама битва состоялась 18 февраля. Достоверную картину произошедшего установить трудно и вряд ли удастся вообще. Точное место до проведения палеоландшафтного исследования определить не получится, потому что пока неизвестно название реки, где это было. Реконструкция требует существенных затрат и усилий. Теоретически, несогласованность источников (Новгородская первая летопись, Псковские летописи, Старшая Ливонская Рифмованная хроника, Повесть о Довмонте, Ливонская хроника Германа Вартберга) можно преодолеть путем сравнительного анализа. В общих чертах, ход битвы был примерно следующий. Орденские войска переправились через реку и нанесли удар по новгородскому центру. На правом фланге находились Довмонт, Святослав Ярославич и Дмитрий Александрович. На левом – Михаил Ярославич и другие князья. У немцев в центре стояли рыцари, справа – датские отряды, названные «людьми короля», слева – воины Дерптского и Леальского епископов. Пошли сшибки на копьях. Часть русских отступила, рыцари прорвали построение и пробились к обозу, уничтожив осадные орудия.

Последовал контрудар Дмитрия Александровича. Из погони русские вернулись, когда стемнело. Потери с обеих сторон были большими. Убит дерптский епископ Александр с двумя орденскими «братьями» [14, с. 95]. Погибло 13 знатных новгородских бояр, включая посадника, 4 пропало без вести. Князь Юрий Андреевич подозревался в бегстве. Датчане и дерптцы с леальцами отступили в Везенберг. 3 дня новгородцы стояли на поле битвы, после чего вернулись домой. Складывается впечатление, что сражение закончилось вничью. В этой ситуации каждая сторона может приписать победу себе. После 1268 г. в древнерусских летописях построение «свиньей» больше не упоминается. Это связано с тем, что в последующих столкновениях новгородские войска прорывов не допускали и потому эмоциональных определений не встречалось.

Орденские, польские и литовские источники ничего не сообщали об этом ни до, ни после, для них «свиньи» не существовало. Атака обоза «острием» лишена всякого смысла [4]. Рыцарский клин (удар тяжелой конницы) мог прорвать строй только при условии, если противник не оказывал сопротивления и разбегался. Иначе, при вражеской обороне, лошади, наткнувшись на препятствие, останавливались, фланги доходили до передовых, и тогда происходила трансформация боевого порядка во фронтальный прямоугольник. Колонны разворачивались, чтобы организованно дойти всеми силами: чем больше имелось бойцов, тем лучше.

То есть, логично было ударить не клином, а по фронту. Результаты не вносят ясность, потому что в отечественной историографии русская рать хоть и признается победителем, но Раковорская битва долгое время считалась вторичной. Некоторые детали удивительно напоминают Невскую битву и Ледовое побоище. Сражение под Раковором завершается преследованием противника на 7 верст (1066,8 x 7 = 7467,6 м). Театр военных действий – Датская Эстляндия. Поле брани – Вирония (Вирумаа), земля северо-восточных эстов. Довмонт в ходе своего рейда опустошил приморскую территорию и взял пленных [5, с. 59]. Это не вписывается в традиционную тему «Борьба русского народа и народов Прибалтики против агрессии немецких, датских и шведских феодалов». Речь, очевидно, может идти о борьбе Новгорода, Пскова с Ливонским ландмейстерством и Данией за раздел сфер влияния в Восточной Прибалтике [8, с. 197–198]. Экономические интересы в XIII в. были важнее патриотических лозунгов «За Родину!». Но ни о каком «предательстве национальных интересов» рассуждать не получится.

Стратегические цели похода достигнуты не были – штурм Раковора не состоялся, а о движении на Ревель не могло идти и речи. Рифмованная хроника подвела черту как нельзя кстати: «Так битва вся произошла. Русские, не забывая зла, в сердцах враждебность сохраняли, что к братьям много лет питали». После Раковорской битвы 1268 г. Ливонский орден обратился к северогерманскому ганзейскому городу Любеку с просьбой не привозить новгородцам товары и объявить им экономическую блокаду. Это предложение было принято с явной неохотой, потому что немецких магнатов не устраивала перспектива лишиться прибыли. Трудно удержаться от ассоциаций, когда в 2018 г. частые слова в международных новостях про Россию – «экономические санкции».

Литература

1. Selart A. Livonia, Rus’ and the Baltic Crusades in the Thirteenth Century. Leiden; Boston: Brill, 2015. 385 p.

2. Александр Невский – герой. Но тевтоны – не псы-рыцари // Известия. 9 апреля 2004. URL: https://iz.ru/578308/aleksandr-nevskii-geroi-no-tevtony-ne-psy-rytcari (дата обращения: 05.03.2018).

3. Алексинский Д.П. и др. Всадники войны. Кавалерия Европы. СПб: ООО «Издательство «Полигон», 2005. 488 с.

4. Бахтин А.П. Ледовое побоище: о построении «Свиньей», или «Острой колонной» // Слово.ру: балтийский акцент. 2015. №2–3. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/ledovoe-poboische-o-postroenii-sviniey-ili-ostroykolonnoy (дата обращения: 09.03.2018).

5. Библиотека литературы Древней Руси / под ред. Д.С. Лихачева и др. Т. 6. XIV – середина XV века. СПб.: Наука, 1999. 583 с.

6. Валеров А.В. Новгород и Псков. Очерки политической истории Северо-Западной Руси ХІ–ХІѴ веков. СПб.: Алетейя, 2004. 315 с.

7. Данилевский И.Н. Ледовое побоище: смена образа // Отечественные записки. 2004. №5. URL: http://www.strana-oz.ru/2004/5/ledovoe-poboishche-smena-obraza (дата обращения: 27.02.2018).

8. Данилевский И.Н. Русские земли глазами современников и потомков (XII–XIV вв.): курс лекций. М.: Аспект Пресс, 2001. 389 с.

9. Матузова В.И., Назарова Е.Л. Крестносцы и Русь. Конец XII – 1270 г. Тексты, перевод, комментарий. М.: Издательство «Индрик», 2002. 488 с.

10. Мегем М.Е. «Натиск на Восток» в советском историческом дискурсе // Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. Серия: Гуманитарные и общественные науки. 2010. Вып. №12. URL: http://journals.kantiana.ru/upload/iblock/f12/gamilktfyt.pdf (дата обращения: 05.03.2018).

11. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / под ред. А.Н. Насонова. М.; Л.: Издательство Академии наук СССР, 1950. 640 с. 12. Петрова Н.А. Псковская земля в системе государственных образований Восточной Европы: последняя треть XIII – XIV вв.: дис. … канд. ист. наук: 07.00.02 / С.-Петерб. гос. ун-т. СПб., 2016. 265 с. 13. Разведопрос: Клим Жуков про Раковорское побоище. URL: https://oper.ru/video/view.php?t=1241 (дата обращения: 15.03.2018). 14.Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Т. 2. Рига: Типография А.И. Липинского, 1879. 594 с. 15. Тевтонские рыцари 1190–1561 // Новый Солдат. 2002. №208. 32 с. 16. Тихомиров М.Н. Борьба русского народа с немецкими интервентами в XII–XV вв. М.: ОГИЗ: Госполитиздат, 1941. 68 с. 17. Тихомиров М.Н. Древнерусские города. Изд. 2-е, доп. и перераб. М.: Госполитиздат, 1956. 477 с. 18. Хрусталев Д.Г. Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII– XIII вв. Т. 2. СПб.: ЕВРАЗИЯ, 2009. 464 с. 19.Чубинский А.Н. К вопросу о русских названиях древкового средневекового оружия. Рогатины, копья, сулицы и совни // Война и оружие. Новые исследования и материалы: труды Седьмой Международной научнопрактической конференции 18–20 мая 2016 года. URL: http://www.reenactor.ru/ARH/PDF/Chybinskiy_03.pdf (дата обращения: 13.03.2018). 20.Шпаковский В., Николле Д. Русская армия. 1250–1500. М.: ООО «Издательство АСТ»; ООО «Издательство Астрель», 2004. 54 с.

С.В. Боровиков