Сегодня, 26 декабря по новому стилю, исполняется ровно 200 лет с того дня, когда на Сенатскую площадь в Петербурге вышли полки под руководством их командиров. Событие, вошедшее в историю как восстание декабристов, оставило глубочайший след в сердцах современников и памяти потомков. Промолчать о нем в день 200-летия невозможно, писать – очень сложно.Роковой деньВся история восстания, подготовки к нему и его последствий – история противоречивая и во многом загадочная. Чего так долго ждали офицеры, приведшие своих солдат на площадь? Почему оставались на ней в течение всего дня, ничего, по сути, не предпринимая? Неужели все дело в отсутствии назначенного будущим "диктатором" Трубецкого?Главный редактор журнала "Звезда", историк, писатель Яков Гордин в интервью, опубликованном на сайте историк.РФ, подчеркивает, что это вовсе не нерешительность, а профессионализм: будучи в большинстве своем опытными военными, заговорщики понимали, что их шансы ничтожны, поскольку присоединившихся к ним частей было значительно меньше, чем ожидалось. С этим можно поспорить, поскольку в начале дня соотношение сил было иным, чем в конце. И потом – разве мало знала Россия успешных заговоров, даже не подкрепленных таким количеством военной силы? Что касается поведения избранного "диктатором" князя Сергея Трубецкого, оно (лично для меня) остается одной из главных загадок. Почему вместо Сенатской площади он отправился к своему свояку, австрийскому чрезвычайному посланнику, где и был в итоге задержан? Струсил? Банально, тем более что речь идет о герое войны 1812 года. Да и во время следствия Трубецкой держался достойно, что, к сожалению, можно сказать не обо всех участниках заговора. Пришел к выводу, что восстание бесперспективно и может иметь тяжелые последствия для страны? Но почему в последнюю минуту? И что в таком случае помешало предупредить о своем самоустранении хотя бы ближайших сподвижников?По свидетельству ряда источников, многие декабристы расценивали его поведение как измену, что вполне понятно. Но впоследствии, напомним, Трубецкой вместе с другими осужденными по делу отбывал каторгу в Сибири – сначала в Нерчинске, затем в Петровском Заводе. И претензий в его адрес никто из бывших соратников вроде бы не высказывал. Согласно оставшимся воспоминаниям (особо рекомендую читателям записки Николая Лорера), такая лояльность была необходима ради мира и спокойствия в обществе, поставленном в сложнейшие условия. И действительно, только распрей не хватало им вдобавок к тяжелому труду, жестоким сибирским морозам и мучительным раздумьям о провале, который привел их и их близких к краю пропасти…Сказаны были о несостоявшемся "диктаторе" и такие слова: "Про Трубецкого сочинили несколько возмутительных рассказов, но когда-нибудь откроется, что в них нет ни слова правды… Поведение его 14 декабря, для нас не совсем ясное, не вызвало никаких обвинений против Трубецкого среди его товарищей. Среди декабристов и после 14 декабря Трубецкой сохранил общую любовь и уважение; не от ошибочности действий Трубецкого в этот день зависела неудача восстания". Однако это свидетельство принадлежит не декабристу, а сыну декабриста Ивана Якушкина. И насколько они справедливы, судить не нам.Что ими двигалоОчевидно, что в значительной степени причиной провала стало отсутствие у заговорщиков ясного понимания цели и образа действий. Тайное общество состояло из людей настолько разных, что писать о них как о едином целом невозможно. Но большинству невыносимо было смотреть, в каком застое пребывает страна (а финал царствования Александра I был совсем иным, чем его расцвет, пришедшийся на победу над захватчиками), и каким унижениям подвергается народ, героически сражавшийся против Наполеона и вынесший на своих плечах все тяготы войны.Кому-то может показаться, что причина эта надумана и чересчур романтична, чтобы быть правдой. Но в этих людях вообще было много романтичного – не зря же потом родилась подленькая шуточка, пересказанная Некрасовым в поэме "Русские женщины": "у нас революцию сделала знать – в сапожники, что ль, захотела?". Чего они не искали точно – так это положения в обществе и власти: в манифесте, который предполагалось опубликовать после победы, говорилось о создании временного правления, в состав которого никто из заговорщиков входить не собирался. Зато главные роли в нем отводились таким известным государственным деятелям, как Михаил Сперанский (и как же непросто было потом доказать этому человеку, что он о планах декабристов ничего не знал и в заговоре не участвовал!) и адмирал (а в 1792–1799 годах – председатель Черноморского адмиралтейского правления) Николай Мордвинов.И еще о сочувствии к народу. Говоря об этом, трудно не вспомнить биографию одного из самых многообещающих людей своей эпохи – Сергея Муравьева-Апостола, казненного за участие в восстании в возрасте 30 лет. Детство и отрочество, проведенные в Париже, где он демонстрировал блестящие способности; возвращение в Россию и участие во многих сражениях войны 1812 года, включая Бородинское; золотая шпага в награду "За храбрость"; заграничный поход русской армии и вновь Париж, но теперь уже покоренный; успешная послевоенная карьера – все это рухнуло после восстания Семеновского лейб-гвардии полка в 1820 году.До негодования лейб-гвардейцы были доведены обращением с ними вновь назначенного командира – Федора Шварца. Командир 3-й фузилерной роты Муравьев-Апостол в момент замены горячо любимого полком Якова Потемкина (еще одного героя войны 1812 года) Шварцем находился в отпуске и вернулся уже в разгар смуты. По свидетельству фельдфебеля роты Андреева, он всячески старался предупредить дальнейший накал страстей, однако не смог "остановить стремление потока": солдаты жаждали помочь солдатам роты Его Величества, ранее посаженным за протест против обращения с ними Шварца в Петропавловскую крепость. Они требовали либо освободить арестованных, либо отправить в крепость весь полк, чтобы обратить на происходящее внимание Государя.В итоге полк под конвоем казаков, без оружия (что недвусмысленно давало понять, что ни о каком бунте речь не идет) проследовал в Петропавловскую крепость. Муравьев-Апостол находился с солдатами, многие из которых, как и он, были героями минувшей войны, и вместе с ними за это нарочито мирное шествие поплатился – был переведен в Полтавский пехотный полк. В чем разница между двумя этими местами службы, поймут, думаю, не только военные.Этот эпизод подробно показан в фильме "Союз спасения", снятом в 2019 году режиссером Андреем Кравчуком по сценарию Никиты Высоцкого и Олега Маловичко. Насколько точно он воспроизведен, разбирать историкам. Но сам фильм посмотреть горячо рекомендую, хотя некоторые огрехи в нем, безусловно, найти можно. А вот смотреть фильм без душевной боли нельзя. Но самой высокой оценкой этому художественному произведению считаю слова, сказанные моей знакомой – историком-архивистом, которая занималась темой декабристов со студенческих времен и поэтапно писала о них курсовые, диплом и диссертацию."Каждого из них я узнала практически сразу после появления на экране, еще до того, как прочитала титры – по внешности, по словам, по манере говорить", – сказала она.Такое погружение создателей фильма в материал, согласитесь, говорит о многом. Почти смертельная смесьА вот что людям, которые хотят узнать о декабристах правду, смотреть не стоит – так это советский фильм "Звезда пленительного счастья". Романтичная история влюбленной пары, целый сонм звезд, прекрасная музыка, костюмы и интерьеры – все меркнет на фоне исторической неправды, которую нельзя оправдать никакой конъюнктурой. Как бы мы ни относились к Николаю I, с его жалким образом советские кинематографисты явно перестарались. А чего стоит сцена, в которой сыгранного Игорем Костолевским Ивана Анненкова сразу после венчания с возлюбленной грубо бросают "мордой в пол", вернее, в снег, и возят по этому снегу прислужники царского режима?Чтобы понять, насколько эта сцена бредова, достаточно почитать воспоминания декабристов (в том числе уже упомянутого Николая Лорера) о генерал-лейтенанте Лепарском, коменданте нерчинских рудников, который позже переехал вслед за декабристами в Петровский Завод и очень многое сделал для облегчения их участи. Могилу его и сейчас можно найти на кладбище Петровска-Забайкальского, неподалеку от склепа, в котором похоронены жена Никиты Муравьева Александра, их дочь Ольга и сын декабриста Фонвизина Иван. Именно Сергей Муравьев-Апостол, один из пятерых повешенных заговорщиков, стал главным героем фильма "Союз спасения". О его благородном и покладистом характере упоминали многие современники. Но были среди лидеров восстания и совсем другие люди.Наиболее мрачной фигурой, заставляющей сомневаться, что победа декабристов принесла бы стране пользу, можно назвать Павла Пестеля – человека, безусловно, умного и образованного, но с замашками настоящего диктатора.Это понимали многие участники заговора – есть мнение, что и избрание "диктатором" Трубецкого, который сам этого вовсе не жаждал, было продиктовано как раз соображениями "только не Пестель". Созданная этим деятелем "Русская Правда" содержала множество здравых идей – Пестель, как и все остальные, ратовал за отмену крепостного права, а также (уже не как все) – за уничтожение всех сословий, всеобщие равные избирательные права и раздачу гражданам земельных наделов. Но были в ней и другие перлы.Единственным народом, которому Пестель почему-то оставил право на политическую самостоятельность, были поляки. Всем остальным народам России следовало полностью раствориться в "единой общерусской народности" и утратить свое название. Единственно возможным языком надлежало стать русскому, все заимствованные слова должны были уступить место словам с исконно русскими корнями, евреи – переселиться в Палестину, а некоторые народы Кавказа за свое плохое поведение отъехать внутрь России. Ничего не напоминает?Неудивительно, что члены Северного общества "Русскую правду" не одобрили. Но было, напомним, еще и Южное, более радикальное, к которому и принадлежал Пестель и после встречи с представителями которого летом 2025 года Александр Грибоедов уехал из Киева, не попрощавшись. Чтобы понять, почему это могло произойти, добавим еще одну пестелевскую идею: все члены императорской семьи должны быть убиты, чтобы не осталось ни одного возможного претендента на престол. По убеждению автора "Русской правды", в данном случае убийство было бы не преступлением, а лишь "политическим актом".Такая разнородность тайного общества вряд ли могла привести к чему-то хорошему. После подавления восстания Пестель также был казнен, но самое прискорбное – что его идеи могли послужить оправданием той жестокости, которую новый самодержец проявил по отношению к заговорщикам. В том числе и тем, что были настроены гораздо более гуманно и хотели лишь свободы для крепостных и разумных реформ, которые сильно изменившийся к концу жизни Александр I (говоря пушкинскими словами, "властитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда, нечаянно пригретый славой") открыто обещал, но так на них и не решился, предпочтя традиционный для российских властителей путь "закручивания гаек".Невинные жертвыТут мы подходим к теме самой сложной, но необходимой: и в 1825-м, и в 1905-м, и в 1917 году корни роковых событий уходили в неспособность властей адекватно реагировать на происходящее в стране и людские чаяния, которые рано или поздно переходят в отчаяние. А оно, копясь и нагреваясь, постепенно достигает такого накала, при котором людям уже почти все равно, что с ними будет – главное, чтобы что-то наконец изменилось, ибо так продолжаться не может. Решись Александр I на разумные реформы, которых жаждало (особенно после масштабного послевоенного сдвига в общественном сознании) общество, – и восстания декабристов не было бы, а вся история России могла бы сложиться иначе. Но вышло так, как вышло.Многие, очень многие современники (например, Петр Чаадаев, которому Пушкин посвятил одно из известнейших стихотворений, или друг поэта Петр Вяземский) считали, что восстание декабристов принесло России вред и отбросило ее назад: напуганный в самом начале царствования Николай I, в отличие от своего предшественника, не допускал возможности реформ даже на словах. Да и желающих повторить путь заговорщиков долгое время не находилось."Богаты мы, едва из колыбели, ошибками отцов и поздним их умом. И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели", – писал в 1838 году Лермонтов, которому оставалось до конца этого безрадостного пути всего 3 года.На несколько десятилетий общественная жизнь России превратилась в унылый пейзаж. Но то, что кому-то могло показаться благополучием, на самом деле было лишь иллюзией, расплатиться за которую пришлось позже совсем другим людям.В этой трагической истории жаль если не всех, то почти всех. Но больше всего – прекрасных благородных женщин, последовавших за мужьями в Сибирь, их детей, оставленных дома (таково было требование властей) и детей, родившихся (а часто и умерших) в Сибири. Одна из этих удивительных женщин рассказывала: домик, который приходилось снимать поначалу, был так мал и холоден, что за ночь волосы примерзали к стене. Но самым страшным, конечно, была разлука с детьми и тем более – их смерть."Такая всё ещё на мне тоска, что всё метаюсь, пока ноги отказываются. Я не могу шагу ступить из своей комнаты, чтобы не увидеть могилку Оленьки", – писала прекрасная Александра Муравьева, внешняя красота которой, по воспоминаниям Андрея Розена, "равнялась её красоте душевной".Теперь прах этой женщины покоится на кладбище Петровска-Забайкальского, рядом с прахом ее дочери и крохотного сына декабриста Фонвизина. Многим – например, Екатерине Трубецкой – удалось прожить дольше: она скончалась от туберкулеза уже в 1854 году в Иркутске, где Трубецкой жил на поселении. А кому-то – например, Марии Волконской или Полине Гебль (в замужестве – Анненковой) – удалось даже вернуться из Сибири в более комфортные для жизни края. Но кто и чем измерит все, что им довелось пережить за эти годы?Нельзя не упомянуть и о других невинно пострадавших: солдатах, приведенных на площадь их командирами.Многие из них не имели представления, в чем им предстоит участвовать, а часть "мятежников" и вовсе считала, что Конституция, которой все вокруг кричат "ура", – жена Константина, которому предлагалось быть царем и который, о чем знали далеко не все, к тому времени уже отрекся от престола. Тем не менее наказание ждало и их: более 200 человек подверглись телесным наказаниям, в том числе "проводу сквозь строй", который нередко заканчивался смертью приговоренного, более 4 тысяч были отправлены на Кавказ. Каторга стала наказанием для немногих – к ней приговорили шестерых за совершение на площади неких конкретных действий. Но от малого их количества легче не становится. "Слава Богу, не солдатская"Ну а единственным пострадавшим на Сенатской площади от рук самих декабристов, напомним, был еще один герой войны 1812 года, петербургский генерал-губернатор граф Милорадович. В войсках его прекрасно знали и уважали, убийцей же для него стал один из самых сомнительных участников заговора, разжалованный в 1816 году в рядовые за "разные неблагопристойности… неплатёж денег в кондитерскую лавку и леность к службе" 28-летний Петр Каховский. Выстрел был сделан в спину. Смертельно раненный, Милорадович смог продиктовать свой последний наказ – дать вольную всем его "людям и крестьянам". А главное – успел узнать, что стрелял в него не солдат. По словам очевидцев, новость, что извлеченная из него пуля "Слава Богу, не солдатская", стала для него огромным облегчением.Мир праху всех пострадавших во время и после тех декабрьских событий – солдатам, офицерам, их женам и невинным детям. Тем, кто был убит 26 декабря или повешен в Петропавловской крепости, кто ушел под лед на Неве и кто нашел смерть в Сибири. Сумеем ли мы, потомки, что-то в этой трагедии понять и извлечь из нее свои уроки – вопрос, как всегда, риторический.Ольга Смирнова
