С XVI столетия российская казна в большой степени пополнялась за счёт доходов от казённой монополии на продажу водки. Шаг, предпринятый последним русским монархом сразу после начала Первой мировой войны, шёл вразрез с многовековой традицией Российского государства.
Общественное движение за трезвость развивалось с середины XIX века во многих странах Европы и Америки. Не обошло оно стороной и Россию.
Наиболее влиятельным движение трезвенников оказалось в США. В авангарде движения находились протестантские проповедники, выступавшие за возвращение к суровым пуританским традициям. Выдвигались и практические аргументы: пьянство приводит к снижению качества труда, к разорению рабочих и фермеров. Уже в 1840-е годы некоторые штаты начали вводить ограничения на производство и продажу алкоголя.
Первоначально все такие меры принимались на уровне штатов. Введших у себя полный «сухой закон», в начале ХХ века было 13 штатов, ещё в 26 действовали разные ограничительные меры. Но росло число сторонников принятия «сухого закона» на федеральном уровне. В результате в 1920 году «сухой закон» в США был введён поправкой к конституции, то есть за него проголосовали не только свыше двух третей конгрессменов, но и более трёх четвертей штатов. Отменён он был в 1933 году.
Примерно в те же годы (1919-1932) действовал «сухой закон» в Финляндии. Однако пионером в введении «сухого закона» на общегосударственном уровне была Россия.
До отмены крепостного права в 1861 году доходы казны от водочной монополии получались за счёт продажи частным предпринимателям откупов – права изготовлять и продавать водку в определённой местности. Откупщики, заранее заплатив государству известную сумму, потом с лихвой компенсировали свои расходы за счёт продажи населению некачественной водки по монопольно высоким ценам. В конце 1850-х годов по всей России прокатились «трезвеннические бунты»: крестьяне многих волостей сговаривались между собой не покупать больше хлебного вина и не пить в кабаках. Откупщики начали терпеть большие убытки, сама откупная система давно уже вызывала возмущение здравомыслящей части общества. Указом Александра II от 4 июня 1861 года откупа были отменены и разрешена свободная торговля спиртным всем желающим, при уплате ими акцизного сбора.
Однако при новой системе не было редкостью производство некачественного алкоголя. Кроме того, из рук казны уплыл важный источник доходов. На это обратил внимание С.Ю. Витте, в 1893 году ставший министром финансов. За его предложение возродить, но на новой основе, казённую монополию на хлебное вино, Александр III и назначил его на этот пост. В том же году эта монополия была введена в четырёх «пилотных регионах» Урала и Поволжья, а к концу столетия была постепенно распространена на всю страну.
Производство водки могло оставаться в частных руках, но право торговли ею принадлежало только государству. Патент на производство выдавался только тем заводчикам, которые могли обеспечить высокое качество продукта. Казённая водочная монополия дала в 1900 году 28% всех бюджетных поступлений.
Николай II, продержавший Витте на посту министра финансов до 1903 года, вначале поддерживал эту его меру. Однако в нём всё сильнее разгоралось желание привить русскому народу трезвость. Последний царь болезненно воспринимал укоры прессы (в том числе консервативной, к которой был чуток) в том, что бюджет государства строится-де на спаивании народа. Всё больше у царя крепло убеждение ввести «сухой закон».
В государственный бюджет Российской империи на 1914 год был заложен предполагаемый доход от винной монополии в 1 миллиард рублей. За предшествующие три года, на фоне общего роста благосостояния населения, резко – на 17% – выросло и потребление водки. Возросла и бытовая преступность. Она особенно сильно захлестнула улицы Санкт-Петербурга и Москвы.
О намерении царя воспретить в будущем как казённую, так и частную продажу водки, в правящих сферах было известно давно, но никто не думал, что Николай II вдруг решительно возьмётся за это дело. В ту пору Совет Министров возглавлялся Владимиром Коковцовым, бывшим ещё и министром финансов (этот пост он занимал с 1906 года). Коковцов, из чисто фискальных соображений, был убеждённым противником «сухого закона».
Рескриптом от 29 января 1914 года Николай II уволил Коковцова в почётную отставку. Даже тут скрытный царь не высказал подлинных причин своего шага, мотивировав его тем, что-де Коковцову в 61 год трудно совмещать сразу две должности. Объяснение тем более неискреннее, что на место премьера царь назначил 74-летнего (!) Горемыкина. Понятно, что сановник, всю верой и правдой служивший престолу, болезненно воспринял царское повеление. Такие шаги не прибавляли Николаю II уважения в среде сановной бюрократии.
Высказываются мнения, что только начало Первой мировой войны побудило Николая II ввести «сухой закон». На самом деле оно стало лишь поводом. Отставка Коковцова, когда войной ещё не пахло, показывает, что царь в любом случае собирался провести указанную меру в 1914 году.
Николай II возлагал большую роль в проведении «сухого закона» на общественность. Первая мера в этом направлении, объявленная 18 июля 1914 года – в первый день всеобщей мобилизации – давала земствам и городским думам (при их отсутствии – коронным властям) право ограничивать или даже вовсе запрещать продажу спиртного в подведомственной местности. На все дни проведения мобилизации соответствующие постановления приняли местные власти почти по всей России.
16 августа 1914 года был издан указ Совета Министров, по которому запрещалось изготовление и продажа любых напитков (крепких, а также креплёного вина) градусностью выше 16, а равно изготовление и продажа пива крепче 3,7 градуса. Как видим, данный закон скорее следует назвать «полусухим», чем «сухим». Указом от 16 сентября 1914 года, по инициативе министра финансов П.Л. Барка, данная мера была установлена на всё время ведения войны. Сам царь высказывался, что и после войны не намерен разрешать продажу водки.
С тех пор не прекращаются споры о том, какие последствия имело введение такого закона в разгар войны. Казна недополучила существенной части запланированного дохода. Однако в первое время значительно возросла производительность труда. Сказалась ли принудительная трезвость на боеспособности русской армии в Первой мировой войне? Вряд ли можно доказать, что она сказалась в худшую сторону. Как и невозможно однозначно связать последовавшую революцию с тотальным «отрезвлением» народа. Но спекуляции на эту тему будут идти всегда.
