В Сирии больше всех проиграл Иран, но это только начало новой партии, где нас будут бить по частям

Сирийский кризис, без сомнения, перетянул на себя все внимание, и это вполне понятно. Но за дискуссией о роли и месте Сирии в российской политике и о том, насколько оказался «плохим» Б. Асад, как-то на второй план отошел Иран.

С Ираном Россия долгое время двигалась в Сирии на параллельных курсах в парадигме прагматичного долгосрочного сотрудничества. Российско-иранские отношения весьма важны в условиях западного давления на обе страны. Однако отечественная экспертиза по разным причинам Иран положительными оценками не балует. Зачастую просто идет калька с европейских медиа, а те, в свою очередь, во многом не просто связаны с феноменом «западной повестки», но и опираются на оценки иранской оппозиции.

В общем, описание Ирана — это довольно специфический «кейс», к которому теперь добавился еще и «фактор Масуда Пезешкиана» — нового иранского президента, прозванного «либералом». Тезис не просто о реформатстве, но об особой либеральности М. Пезешкиана имеет корни там же, где и все остальное.

Тем не менее нельзя не отметить, что наследство новому президенту Ирана досталось такое, что врагу не пожелаешь. И если война «Хезболлы» и Израиля при всех ее проблемах, даже прямой обмен ударами с последним, еще находились в управляемой зоне, то стремительное падение Сирии является для Тегерана почти катастрофическим форс-мажором.

Негативные оценки как маркеры

Как и в России, в Иране после падения режима Б. Асада на бывшего сирийского лидера вывалили массу негатива. Этот негатив, конечно, можно разбирать долго и подробно, хотя бы потому, что в российском варианте тут имеют место даже не столько переложение ответственности, сколько торчащие «уши сущности» протурецкого лобби.

Там прекрасно понимают, что многие тезисы на общественном уровне слабопроверяемы (вроде «Асад ущемлял российский бизнес»), но на фоне комплекса проблем хорошо ложатся в российский смысловой «паттерн».

Однако тут важна несколько иная качественная характеристика этого негатива — иранский и российский варианты невольно описывают проблему целеполагания каждого игрока в Сирии и его корневые ошибки. Вот это сегодня гораздо важнее, чем разбирать то, насколько был плох Б. Асад.

Иранцы не обвиняют, в отличие от отечественной экспертизы, Б. Асада в тотальной коррупции. А почему, собственно? А потому, что долгое время сирийская экономика держалась на иранских деньгах. Вот держись она на российских деньгах, о сирийской коррупции вы бы слышали как о факторе куда как меньше. Маркер этот не самый заметный на первый взгляд, но маркер надежный.

В Сирии после 2020 г. Россия и Иран как бы негласно распределили функционал. Россия — это внешнеполитический контур плюс переговоры с «оппозицией» и Турцией, Иран — экономические вопросы, меньше переговоры с Турцией, но больше с тем, что у нас называют собирательно (хоть и неверно) — «курды». Мы по факту отвечали за то, чтобы «оппозиционеры», побритые во французской цирюльне и даже в более-менее приличных костюмах, явились на переговоры в Астану, иранцы — за то, чтобы в Сирии были топливо, мука и какие-то доходы бюджетной сферы и отчасти частного сектора.

В чем обвиняют Б. Асада иранцы? Предоставим слово тому, кто был последним из официальных представителей, что вел непосредственно переговоры с сирийским лидером перед падением режима, — Джавару Лариджани.

Он сказал, что Б. Асад не принял «иранские предложения», хотя к отправке вроде бы уже были готовы иранские экспедиционные силы и стояли они, что называется, «на низком старте». После уже глава иранского МИД А. Арагчи скажет, что, дескать, Б. Асад явно не владел обстановкой по состоянию сирийских вооруженных сил.

Нюанс тут в том, что иранским экспедиционным силам надо было еще в Сирию как-то попасть, а вот кое-какие проиранские формирования в Ираке выдвигаться были действительно готовы.

Более того, на это дал добро и глава самого Ирака, потому что они входят в состав официальных милитарных сил Ирака и такое разрешение могло снизить вероятность ударов по ним от США. Собственно, у Багдада и Дамаска был комплекс соглашений на подобный случай.

В массе своей иракцы границы не пересекали, поскольку в центральной Сирии события развивались слишком быстро. Но возникает вопрос: а что было в «иранском предложении» и от чего отказался Б. Асад? За прошлые десять лет войны как-то не возникало сомнений в том, что сирийский лидер вовсе не витает в облаках в отношении знания обстановки.

Об особом послании Ирана Ливану и Сирии

Чтобы понять даже не причины и предпосылки этой коллизии, а хотя бы главный «триггер», надо обратиться к событиям середины ноября (15-е), когда другой иранский политик Али Лариджани доставил «особое послание» от Верховного лидера Ирана А. Хаменеи главе правительства Ливана и Б. Асаду. Что было в послании, естественно, не разглашалось.

Второй раз предложение обсуждалось с Б. Асадом уже перед крушением системы управления, и после появятся оценки, что Б. Асад поверил не тем, кому надо (Западу и аравийским обещаниям), и от протянутой руки отказался. Но ведь не очень понятно, что конкретно было в этой протянутой руке, тем более в момент такого обвала, когда «о прибытке» обычно не думают.

Выяснить это можно сугубо аналитически, путем исключения, но Д. Лариджани сам отчасти помогает в этом. Позже он скажет, описывая ситуацию.


Вот это неприметное «с самого начала» и есть один из сигналов семафора, по которому двигался состав печальной сирийской эпопеи. Сигнал, конечно, не единственный, но чрезвычайно важный.

То, что наступление «идлибской клоаки» (впрочем, теперь это уже «оппозиционеры») было увязано с датой перемирия в Ливане, сомнений не вызывает — там разница в день. Координация действий тут очевидна, поскольку Израиль начал переброску сил на Голаны. Их он задействует сейчас в оккупации провинции Кунейтра.

Однако именно это косвенно показывает, что такого обвала не ожидали ни в Турции, ни в Израиле. Ни там, ни там не были подготовлены достаточные резервы, чтобы сразу ввести их за «оппозиционерами». В ответ на предложение А. Хаменеи Сирию должны были одновременно качнуть и с юга, и с севера, еще больше осложнив работу Ирана в Сирии. Однако, подталкивая Сирию к обрыву, интересанты не ждали, что Сирия в него прыгнет с разбегу.

Понимали ли сами иранцы, что их предложение о передаче контроля Ирану над сирийскими вооруженными силами будет встречено не только Б. Асадом, но и его генералитетом, дипломатично выражаясь, с «неким трудом»? Должны были понимать. Однако вряд ли они рассчитывали, что сработает целый комплекс причин с эффектом своеобразного мультипликатора.

Генералитет, а еще больше офицерский состав под иранскую руку не хотел в массе и в прошлые годы, не особо горел желанием и после нескольких лет относительного мира. Саботаж распоряжений начался не с наступлением из Идлиба, а несколько раньше. Это даже попало в прицелы некоторых СМИ, которые в Сирии работали, просто не было увязано с иранскими предложениями.

Но проблема в том, что, увидев падение г. Алеппо и его агломерации (как раз во многом результат этого саботажа), уже низовой состав стал примерно понимать будущие перспективы — еще столько же лет войны.

Многие в российском сегменте ерничали, что у Б. Асада на выборах было 95% голосов «за». Ну тиран, не иначе. На самом деле у Б. Асада в действительности было 95% голосов, просто потому, что народ рассчитывал на восстановление в относительно мирное время. Строительство и восстановление. И ведь многое было действительно позже отстроено — г. Алеппо как пример, хотя не единственный.

Однако с работой и заработками в Сирии за несколько лет ситуация не выправлялась. И дело не в какой-то особой коррупции. Чтобы в тех «палестинах» прослыть коррупционером, надо вообще иметь особые таланты. Просто денег в экономику не давали ни китайцы, ни аравийцы, ни русские.

Иранцы давали, но совершенно недостаточно. Не от жадности, просто столько давала торговля через Сирию и Ливан, и столько можно было отвести из финансовой системы самого Ирана. У Х. Роухани (позапрошлого президента) в свое время проходили митинги под лозунгом «Ни Сирия, ни Ливан — наш дом Иран», с требованием снизить расходы на сирийскую кампанию и вообще на внешнюю экспансию. Внешняя экспансия для Ирана — это и есть те самые нужные для народа деньги, но к общественному мнению приходилось прислушиваться, и в Сирию шло столько средств, сколько внешняя торговля под крылом КСИР могла выделить с учетом общественного баланса.

Был ли Иран с его возможностями способен в принципе вытянуть сирийскую экономику, которая и так уже несколько лет по сути и работала в иранском внешнеторговом контуре? На самом деле нет.

Но в Тегеране с большим опасением смотрели на то, как Б. Асад сближается с ОАЭ, которые стали своего рода проводником Сирии в ЛАГ. У ОАЭ свои трения с Турцией и Катаром в Африке, в том числе в Ливии и Африке Центральной, и Абу-Даби вполне рассматривал Сирию как адекватный инструмент в политической работе. Отсюда и почти неприкрытая критика Б. Асада от Тегерана, что он якобы «поверил заверениям с Аравийского полуострова», ну и в довесок «с Запада», а от Турции, что он отверг их предложения. А у Б. Асада какие были варианты? По большому счету, никаких.

Ждать, пока все доторгуются и подтянут уровень жизни, сирийцы, может быть, еще и могли, но кадры из Алеппо им ясно показывали, что вместо этого у них будут гарантированно еще десять лет безнадеги с зарплатой в 150 долл. и черным рынком, только с войной, подобной 2013–2016 гг.

Если сирийский командный корпус показал «фигу» иранцам, то сами сирийцы, насмотревшись еще и кадров джихадистской и турецкой пропаганды, просто поступили по принципу «сгорел сарай — гори и хата». Сложение двух факторов воедино и дало тот феноменальный коллапс системы, который был непоправим. Понимал ли это иранский переговорщик 7-го декабря, когда, не имея экспедиционного корпуса в доступности, предлагал «руку» Б. Асаду? Скорее всего, да, но и Б. Асад это тоже, очевидно, понимал.

Триггеры, причины и ошибки

Иранские инициативы в ноябре стали первым триггером, а кадры из Алеппо — триггером вторым, но они не были причинами и предпосылками этого кризиса и коллапса. Это весьма важно понимать, чтобы вместо обвинений Б. Асада (с иранской ли стороны, с российской ли) понять и проанализировать ошибки. Назначение виновного этому вообще никак не способствует, просто потому, что эту историю писали все, а не только Б. Асад. Аналогично невозможно только ставить в вину это нам или Ирану.

Несомненно, что огромной финальной ошибкой самого Б. Асада стало отсутствие обращения к населению в те несколько дней, когда еще все только схлопывалось. Сообщения о том, что он то ли в Москве, то ли увез семью, то ли сам не вернулся, то ли он есть в Дамаске, то ли его там нет, демотивировало окончательно и личный состав, и офицерский корпус. А как слепить информационные сообщения, кураторы ХТШ (запрещено в РФ) знают лучше нас всех вместе взятых, тем более их распространить по соцсетям на Ближнем Востоке. Мотивы когда-нибудь он пояснит сам. Может быть.

Второй существенной его ошибкой, впрочем, и нашей с Ираном тоже, стало то, что по сути отпустили из рук выигрышную ситуацию в Заевфратье, которая сложилась еще в прошлом году («Арабское восстание в сирийском Заевфратье»).

Сирию «прогревать» стали примерно с лета прошлого года («Сирийские протесты и стратегия США в Ливане»). Но связать ту раскачку сирийского социума и нынешнюю зиму напрямую нельзя. Подталкивали протесты в то время в ответ на обострение в Заевфратье, где часть арабских племен стала весьма жестко отстаивать свои нефтяные интересы и столкнулась с проамериканским СДС. Чтобы Дамаск там не прикладывал усилий, активизировали экономические протесты — в экономике ничего хорошего не было и тогда.

Учитывая, что аравийцы перестали прямо поддерживать тот регион, образовывалось пусть и гипотетическое, но все-таки окно возможностей для вклинивания официального Дамаска в эту борьбу на стороне арабов.

Режим Б. Асада попытался (неорганизованно) это сделать, но не получил поддержки Ирана и России, которые не стали делать это направление элементом целеполагания. Сейчас такая позиция еще больше представляется ошибочной, поскольку это позволило бы привести «в тонус» вооруженные силы Дамаска и мотивировать население, поскольку доступ к ресурсам — это было то, что ждали все в Сирии.

Шансы на выигрыш там были хорошие, учитывая вялость в этом отношении США и череду арабских восстаний. Упустив там время, дали СДС и племенам договориться о новом разделе нефтяных долей. Но это уже демотивация сирийского центра населения, которое стало понимать — сырья не будет, значит, и с деньгами подвижек не будет.

Россия и Иран в Сирии имели две точки взаимного интереса: разгром ИГИЛ (запрещено в РФ) и самых «отмороженных» формирований и удержание в Дамаске правящего режима. После выполнения этих задач интересы в глубинной части пересекались только опосредованно. Москва в Сирии выступала своего рода арбитром, а значит, не могла дать в результате работы преимущество выигрыша одной из сторон, даже самого Б. Асада.

Иран же рассматривал изначально Сирию как часть своей торговой сети на Ближнем Востоке. «Шиитский полумесяц» — это не столько про веру, сколько про товарообмен — от ливанских и сирийских портов в Ирак и Иракский Курдистан и далее в Иран и Афганистан. В Сирии финансовая система процентов на 80, если не больше, была завязана на эту торговлю и прямые поставки из Ирана. В Ливане Иран и «Хезболла» вообще создали параллельную финансовую систему и второй рынок.

Если проанализировать американские исследования прошлого года, то обращает внимание, что главной точкой приложения усилий была не война, а операции против иранского финансового сектора в регионе («Почему финансы Ливана стали объектом пристального внимания США»).

Да, собственно, что нес «в клюве» для США во время операции в Ливане Б. Нетаньяху? Израиль целенаправленно бомбил денежные хранилища и даже просто банкоматы «Хезболлы». Но комплекс операций еще раньше был направлен на контроль систем денежных переводов и контроль за долларовым оборотом в Ливане и Ираке. Всё это сужало не только приток долларов в сам Иран и его долю в торговле регионов, но и возможности поддерживать экономику Сирии.

Была ли в Сирии коррупция? Была, но только не очень-то и много можно было «накоррумпировать». В этом плане несколько странны претензии к Б. Асаду, что он как-то особо прижимал российский бизнес, — деньги в целом связаны с Ираном все-таки, а также уже претензии от Ирана, что он, мол, «поверил аравийцам», — деньги могли дать де-факто только ОАЭ.

По идее, Москве и Ирану надо было создавать своего рода «экономический пул», в котором требовалось расписать и утвердить участие в секторах экономики, а также правила привлечения денег в Сирию. Нормализация отношений Ирана с Саудовской Аравией и возможности в этом процессе Китая тут могли сработать как положительные факторы.

Выжидание каждой стороны по принципу «может образуется» и неспособность на экономической базе распределить доли оказалась фатальной. Сирия не могла выжить на иранских деньгах и торговле, а Москва экономикой мало интересовалась, поскольку это была не ее сфера, а иранская.

Результаты и как ими могут воспользоваться

Позицию Москвы как арбитра, которая встала в тупик после 2020 г., тут как раз можно было обыграть к общей пользе. Иран, в свою очередь, выступил с позиции «ревности», пытаясь не только получить Сирию как часть экономического контура, но и прямо управлять военной сферой, что в том положении значило управление вообще всей политикой. Это перехват управления и перехват грубый. Но у Ирана уже не было К. Сулеймани, который играл в эти игры на два порядка тоньше, а в плане проработки глубже.

В этой не самой позитивной истории игроков было несколько, и нет одного виноватого. Тем не менее итоговый минус самый крупный именно у Ирана. Сирийский коллапс практически полностью закрывает его путь к ливанским и сирийским портам, разваливает торговые цепочки, а также пути движения денег. Это не означает, что он не может работать с Ливаном и «Хезболлой», но давние караванные пути через Дамаск и ливанские горы теперь будут иметь «три цены», если будут работать вообще.

Это по цепочке валит уже работу Ирана в Ираке, и тут надо сказать однозначно, что США иракскую систему будут чистить на предмет «лишней валюты» и дальше. Если же США это реально удастся сделать, то вот в этом случае уже сам Иран могут ожидать не обычные протесты, которые там часты и привычны, а полноценные, тяжелые, а также сильнейшее обострение отношений в элитах. А вытянет ли это М. Пезешкиан, человек с хорошей репутацией, но не самый опытный игрок?

Москва с ее позицией арбитра при всей крайней неприятности потери завоеванного в сирийской кампании 2015–2020 гг. (для внутренней российской аудитории) в плане международной политики имеет не самый большой ущерб. Ниже афганского для США, поскольку Москва не касалась внутренней политики Сирии.

Более того, скорее всего, Турция и США принципиально дадут России «сохранить лицо», либо дав вывести без проблем военные силы, либо даже оставив за Москвой военные базы, может, пересмотрев сроки аренды и т. п. Смысла от них России, правда, будет практического не очень много. Удивительное тут будет в другом — Москву пригласят даже на внутрисирийские переговоры как партнера Турции.

Но надо понимать, что дело не только и не столько в условных «турецких помидорах», а в том, что такая позиция автоматически разводит нас с Ираном на Ближнем Востоке. Политически это будет для нас очень заманчиво, и даже можно будет говорить о том, как нас ценят и уважают, но задачу тут «уважаемые партнеры» будут решать иную — клин с Ираном. С другой стороны, если мы откажемся, то пригласят Иран и устроят внутри него на эту тему бурную дискуссию. Очень тонкая будет вестись игра. Поведемся на эту переговорную дипломатию — нас разведут окончательно и будут бить по частям.

Эта игра уже моделируется. Судя по тому же «Вашингтонскому институту ближневосточной политики» (WINEP), там обсуждают не столько причины поражения режима в Дамаске, но, к примеру, возможности усиления переговорных позиций России в Ливане с учетом ослабления позиций Ирана, а также роль в переговорном процессе в «новой Сирии».

Пока мы обсуждаем, тиран Б. Асад или не тиран, вот там идут на три шага дальше. Мы думаем (это правильно) о судьбе военных баз в Тартусе и Латакии, но вот «супостат» смотрит дальше.


Это из материала «Трофеи чужой войны: выступление в качестве посредника в Сирии улучшит международный имидж В. Путина». Автор — А. Борщевская, несмотря на возраст, вполне титулованный американский эксперт с последовательной антироссийской позицией, только не из тех, кто пишет сочные грантовые тезисы-лозунги. Тем и важно направление мысли, которое нащупывается в недрах WINEP. Это дискуссия о том, давать роль посредника или нет. Автор против, но значит, что есть немало тех, кто за, вот в чем вопрос.

Американцы знают, что мы будем цепляться за роль арбитра, памятуя о том, что это дало плоды в прошлой итерации сирийской игры. Знают и на эту наживку будут нас ловить тщательно и с умом, поскольку теперь будет масса вариантов никаких плодов по итогам не дать. Выйдет такая дискуссия в широкое пространство, и получится, что Россия вроде как силой добилась статуса нового посредника в Сирии. Только дверь была на самом деле открыта.

А почему они уже рассматривают этот аспект? Израиль будет поддерживать «курдов» и Иракский Курдистан, вот тут нам тоже предложат войти в игру, но и она будет косвенно работать на разрыв иранских торговых цепочек.

Ирану и России следует самым внимательным образом проанализировать не Б. Асада, причины, по которым не была сделана в Сирии «кооперативная модель». Если этого сделано не будет, то нас втянут в стратегию, где оперативно каждый гипотетически получит воздушных змеев, а долгосрочно проблемы в экономике Ирана и блокировку работы России на юге.