При Иване Грозном Россия была вовлечена в целый ряд крупных военных конфликтов, результатом которых стало большое количество военнопленных противника. Их ждала разная судьба, кто-то мог пользоваться привилегиями русского дворянства, а кому-то суждено было превратиться в холопа.
Как пишет историк Татьяна Опарина в книге «Иноземцы в России XVI-XVII вв», всех иностранцев, оказывавшихся в Русском царстве на продолжительное время, условно можно разделить на две категории – добровольных и вынужденных иммигрантов. Число последних (военнопленные и угнанные) всегда было гораздо более внушительным.
И хотя после подписания мирных соглашений все пленники должны были быть отправлены обратно на родину, на деле значительная их часть по тем или иным причинам оставалась в России. В русских источниках нередко сообщалось об отказе пленных возвращаться в родные края, однако зарубежные дипломаты подозревали московское правительство в насильственном удерживании иностранцев.
Положение подавляющего большинства пленных иностранцев во времена Ивана Грозного было непростым. Часть из них попадала в холопство к дворянам, другая отправлялась в тюрьмы. Закабалению как правило подвергались пленники неродовитого сословия, однако нередко в России родословный фактор не учитывался.
Спасаться бегством в условиях российских пространств не представлялось возможным, а поэтому приходилось надеяться на размен пленными, если он предусматривался мирными соглашениями, либо на выкуп, на что могли рассчитывать единицы. Еще один способ – дождаться окончания войны, однако зачастую затяжной характер военных действий (как в случае Ливонской войны) лишал многих пленников возможности дожить до спасительной развязки.
Ивана Грозного справедливо считают образчиком самодержавной власти. Поэтому его знаменитое изречение «Жаловать есь мы своих холопов вольны, а и казнить вольны же» историками воспринимается в самом широком контексте. Волею царя решались судьбы не только его подданных, но и иностранцев – все зависело от настроения Ивана Васильевича: с одними он был любезен, с другими – крайне жесток.
Так, немецкие купцы, часто гостившие в Московии, сообщали о диспутах Ивана Грозного на догматические темы, которые он вел в том числе и с ливонскими пленниками. С недавними врагами, протестантами-ливонцами, царь разбирал отличия между православием и католичеством и всерьез рассуждал о соединении церквей.
Государь не только беседовал с некоторыми пленными, но и одаривал их. Так, немецкий авантюрист, опричник Ивана Грозного Генрих фон Штаден в своих «Записках о Московии» рассказывает, как великий князь пожаловал ему двор, который прежде принадлежал некоему католическому священнику, в прошлом пленнику из Полоцка.
А вот у пленных немцев и шведов после взятия русскими в ходе Ливонской войны замка Вейсенштейн была иная судьба. Иван Васильевич приказал их сжечь в отместку за гибель своего любимца Малюты Скуратова, учувствовавшего в осаде крепости.
Среди иностранных военнопленных встречалось немало дворян и профессиональных солдат, которые могли быть весьма полезными для государственной службы. Если они изъявляли желание пойти в услужение царю, им часто давали добро. Новое положение таких пленных, согласно документам XVI столетия, именовалось «в государеве имени».
Пожалуй, наиболее раннее известие о государевых служащих из пленных содержится в письмах итальянского аристократа Рафаэля Барберини, посетившего Московию в 1564 году в качестве частного лица с рекомендательным письмом от английской королевы Елизаветы I к Ивану IV. Барберини упоминает о двух феррарцах, а также о группе немецких дворян попавших в русских плен и решивших служить у московского государя.
Иногда русские власти сами предлагали возможность поступить на царскую службу. Разрядная книга за 1475-1605 гг. сообщает, что после захвата ливонской крепости Люцина ее защитникам было обещано: «А которые захотят из них бити челом ему, государю, и государь их пожалует, в свое имя возьмет и устроит их по их отчествам и службам».
Среди пленных Ивана Грозного было много жителей внутренних регионов России. С ними царь как правило поступал куда менее гуманно, чем с европейцами. Историк Константин Рыжов в жизнеописании «Иван IV Грозный» повествует о том, как при взятии Казани всех пленных мужского пола государь приказал убить, сохранив жизнь только женщинам и детям, которых отдал войску. Себе же оставил лишь царя Едигера.
По свидетельству упомянутого фон Штадена, крайне жестоко московский царь поступил с пленными Твери, Торжка и Новгорода. Практически все они были умерщвлены: «убитым отрубали ноги – устрашения ради». В Новгороде были казнены все пленные иноземцы, большую часть из которых составляли поляки с женами и детьми.
Значительная часть пленных, которые не попали на службу и не стали холопами, размещалась на территории Китай-города. Здесь, по сообщениям Генриха фон Штадена, была выстроена тюрьма. Днем узники могли спокойно бродить по городу, а на ночь их заковывали в кандалы. Знатные пленники помещались в более комфортных условиях – на территориях больших дворов. В одном из них, по словам фон Штадена, содержался польский государственный деятель и воевода Станислав Довойна.
Английский дипломат Джером Горсей, проживший в Московском государстве почти 20 лет, в «Записках о России» сообщает о большом числе пленных, попавших к русскому царю в разгар Ливонской войны. Среди них были лифляндцы, французы, шотландцы, шведы, голландцы и даже англичане. Горсею пришлось постараться, чтобы улучшить условия содержания захваченных в плен солдат.
«Я употребил все свое старание, средства и положение, чтобы помочь им, а также, используя мой кошелек, добился разрешения разместить их у Болвановки (центр Немецкой слободы)», – пишет английский дипломат. По инициативе англичанина там специально была выстроена лютеранская церковь, в которую он доставил хорошо обученного священника.
Между русским правительством и некоторыми иностранными купцами существовали договоренности, согласно которым военнопленные могли быть проданы. Все тот же Генрих фон Штаден отмечал, что московский государь запрещал продавать военнопленных немцев в Германию и Польшу, но куда охотнее шел на сделку с турками. Как правило через Турцию пленные уже расходились по многочисленным невольничьим рынкам Востока.
Иногда пленные продавались в обход официальной политики Москвы. Речь о военной добыче донского казачества, которое самостоятельно организовывало боевые операции против Крымского ханства, Ногайской Орды, Османской империи. «Ясыря» (так называли пленных, захваченных казаками) обычно привозили в Воронеж, откуда живой товар распространялся по городам Московского государства.
