Расстрелянный в 1937 году маршал Михаил Тухачевский вошёл в историю как поборник новаторских методов ведения войны. По его инициативе в СССР разрабатывались первые радиоуправляемые танки, беспилотные самолёты, самонаводящиеся ракеты. Однако мало кто знает, что нестандартных идей Тухачевский придерживался не только в военной, но и в религиозной сфере.
Серебряный век в России ознаменовался не только расцветом русской религиозной философии, но и всевозможных нетрадиционных духовных течений – от западного оккультизма до восточного шаманизма. Приметой времени было увлечение эстетикой язычества – достаточно вспомнить, например, каким успехом пользовался тогда роман Дмитрия Мережковского «Юлиан Отступник». Сын смоленского дворянина Михаил Тухачевский принял подобные искания, что называется, близко к сердцу. Попав во время Первой мировой войны в немецкий плен, будущий маршал разоткровенничался на тему религии с французским офицером Пьером Фарваком: Он признался, что ненавидит князя Владимира Святого, по вине которого Русь якобы после крещения подпала под власть западной цивилизации.
«Мы должны были сохранить наше грубое язычество, наше варварство», – говорил Тухачевский (цитируется по книге историка Сергея Минакова «Сталин и заговор генералов»).
Однажды Фарвак (по другим данным, Реми Рур), зайдя к Тухачевскому, застал русского пленника за странным занятием. Тот вырезал из цветного картона идола Перуна. Главного бога славянского пантеона Тухачевский представлял весьма устрашающим – очевидец описал «горящие глаза», «огромные уши», «чёрное отверстие рта», «причудливый нос». Столкнувшись с недоумевающим взглядом француза, Тухачевский объяснил, что перед ним «бог войны и смерти». После этого создатель идола встал на колени перед собственным творением.
Согласно тогдашним воззрениям Тухачевского, восстановленное язычество должно было стать новой славянской религией. Он не отвергал и марксизма, но считал, что в нём чересчур много «цивилизации» и «модернизма».
«Можно скрасить эту сторону марксизма, возвратившись одновременно к нашим славянским богам, которых христианство лишило их свойств и их силы, но которые они вновь приобретут, – уверял Тухачевский. – Есть Даждь-бог – бог Солнца, Стрибог – бог ветра, Велес – бог искусств и поэзии, наконец, Перун – бог грома и молнии. После раздумий я остановился на Перуне, поскольку марксизм, победив в России, развяжет беспощадные войны между людьми. Перуну я буду каждый день оказывать почести».
Кроме картонного идола Тухачевский изготовил и нескольких маленьких деревянных истуканов, которых впоследствии показывал однополчанам.
Неизвестно, насколько искренне Михаил Тухачевский поклонялся Перуну, но о своих духовных взглядах он не позабыл и в огне Гражданской войны. В 1919 году, уже будучи командармом, Тухачевский подготовил для Совнаркома докладную записку. Член Реввоенсовета убеждал большевиков, что в РСФСР нужно сделать государственной религией язычество. Члены Малого Совнаркома восприняли данное предложение на полном серьёзе. Тема «натуральной религии» подверглась обсуждению, и после горячих дебатов комиссары приняли решение отказать Тухачевскому в его инициативе. Однако сам факт дискуссии доставил военачальнику большое удовольствие. Биограф Тухачевского Юлия Кантор считает данный эпизод «розыгрышем». Однако учитывая свидетельство Фарвака, «красный Бонапарт» мог быть и вполне серьёзен, хоть и действовал по-военному «в лоб». Согласно мемуарам Леонида Сабанеева, антихристианское мировоззрение Тухачевского принимало и другие формы. Командарм, например, сочинил пародию на литургию, которую дважды «отслужил» перед «иконами» Ленина и Маркса.
Так или иначе, язычество Тухачевского пришлось «не ко двору» в Советской России. Власть взяла курс на искоренение любого «опиума для народа», а в пропагандистских изданиях наподобие журнала «Безбожник у станка» жрецы и шаманы высмеивались вместе со священниками и раввинами.
