200 лет назад произошло самое известное в истории России наводнение — вышедшая из берегов Нева затопила Санкт-Петербург. Жертвами потопа стали сотни человек, тысячи голов скота, ущерб составил до 20 млн рублей. Воспевший бедствие в поэме "Медный всадник" Александр Пушкин поначалу с сарказмом встретил новости о потопе, но потом был поражен масштабами разрушений. Как на самом деле был затоплен Петербург, как гибли люди и как спасали несчастных петербуржцев — в материале "Газеты.Ru".
"Улицы представляли уже быстрые реки"
От наводнений Санкт-Петербург страдал с момента своего основания в 1703 году. "Третьего дни ветром вест-зюйд-вест такую воду нагнало, какой, сказывают, не бывало", — писал Петр Великий своему сподвижнику Александру Меншикову в 1708 году. Случалось, что вода поднималась выше ординара — нормального многолетнего уровня — на пару метров.
В конце осени 1824 года ординар был превышен на 4,2 м. До сих пор в северной столице можно найти памятные таблички, на которых отмечен уровень воды в те роковые часы. "Ноября 7-го (19-го по новому стилю) дня", — гласят надписи на табличках.
Весь день 6 ноября лил дождь, дул сильный юго-западный ветер. Вода в реках и каналах Петербурга "воздымалась ужасными порывами до самых берегов".
Однако, как отмечал в "Описании Наводнения в С.-Петербурге и окрестностях оного" 1826 года Самуил Аллер, большинство петербуржцев "как юные воины на поле брани, не испытав еще опасности" были спокойны и просто наблюдали за разгулявшейся стихией. К тому же, к вечеру ветер стал утихать.
На башне Адмиралтейства продолжали гореть фонари, обозначавшие чрезвычайное положение. "Пушечные выстрелы были слышны неоднократно в протяжении ночи".
Седьмого числа "ветр сильно начал увеличиваться" и к 10 часам утра уже превратился в бурю, рвавшую крыши с домов и деревья из земли — с корнями. Более того, буря "обратила течение самой Невы в противную сторону". К полудню две трети столицы были затоплены, лишь Литейная и Московская части были "непоняты (не тронуты — "Газета.Ru") водою".
Уровень воды рос до трех часов дня. Вода била из решеток подземных труб фонтанами, и в какой-то момент она хлынула на улицы, заливая экипажи и затопляя подвалы и первые этажи домов, ломая заборы и разрушая мостки и крыльца, снося фонари и выбивая стекла, перила и ограды.
"Тогда всеобщее смятение и ужас объяли жителей. Никто не знал, за что взяться, ибо редкий находился там, где ему надлежало быть. В полдень улицы представляли уже быстрые реки, по коим носились барки, гальоты (галиоты — парусные суда), гауптвахты, будки, крыши с домов, дрова, всякий хлам, трупы домашнего скота и проч", — говорилось в описании наводнения Аллера.
Среди грохота бури слышались отовсюду "крик отчаянных людей, ржание коней, мычание коров и вой собак".
Водовороты, грабежи и пароход
Очевидец наводнения, сын петербургского коменданта Александр Павлович Башуцкий так описывал ужасное "зрелище уничтожения и гибели".
На Дворцовой площади, отмечал он, под почти черным небом вертелась в огромном водовороте темная вода. В небе вихрь крутил листы кровли, сорванные со здания Главного штаба — "буря играла ими как пухом".
"Люди, застигнутые водою, лезли в окна, на фонари, цеплялись за карнизы и балконы домов, прятались на вершинах деревьев, посаженных вокруг бульвара, садились на империалы карет. На Неве плыли товары в тюках… По улицам Адмиралтейской части плавали могильные кресты, занесенные с кладбища".
Царь Александр I повелел генералу Бенкендорфу, будущему главе Третьего отделения, а тогда - командиру 1-й Кирасирской дивизии, бывшему в день наводнения дежурным, послать катер Гвардейского экипажа, дежуривший у Зимнего дворца, на помощь людям, которых ветер и волны уносили по Неве.
"Генерал сей, внемля гласу усердия и неустрашимости… сам перешел чрез набережную, где вода доходила ему до плеч, сел не без труда в катер, которым командовал мичман Гвардейского экипажа Беляев, и на опаснейшем плавании, продолжавшемся до трех часов ночи, имел счастие спасти многих людей от явной смерти".
К слову, через пару дней после наводнения Бенкендорф стал временным военным губернатором Васильевского острова - видимо, ввиду начавшихся грабежей и необходимости наведения жесткого порядка в районе.
Гвардейский гренадер, чье имя история не сохранила, спас ребенка, который плавал на столе в затопленном доме. Он пренебрег приказом доставить донесение, прыгнул в окно и спас ребенка, посадив на свою голову, сбросив высокую шапку-кивер.
Самуил Аллер пишет, что вскоре люди начали передвигаться по улицам на шлюпках, лодках, катерах и даже плотах, сколоченных из обломков и деревянных досок. Пытавшиеся спасать других людей сами становились "жертвою своего предприятия" — плот переворачивался под весом искавших спасения.
Сотни или тысячи жертв
Описавший потоп в поэме "Медный всадник" Александр Пушкин не был очевидцем наводнения. В то время он находился в ссылке в Михайловском Псковской губернии. Слухи о наводнении дошли до него лишь через пару недель.
"Что это у вас? Потоп! Ничто проклятому Петербургу! Voila unе bеllе оссаsion a vos dаmes dе fairе bidet (вот замечательная оказия вашим дамам подмыться) Что погреба? признаюсь, и по них сердце болит. Не найдется ли между вами Ноя, для насаждения винограда? На святой Руси не шутка ходить нагишом, а хамы смеются", — писал поэт своему брату Льву, припоминая библейскую притчу о Всемирном Потопе.
Впрочем, еще через пару недель Пушкин осознал, что стихийное бедствие разразилось нешуточное. Он писал брату Левушке, что "потоп с ума нейдет, он вовсе не так забавен, как с первого взгляда кажется". Поэт также попросил брата, чтобы тот при желании помог кому-то из пострадавших, делал это из гонорара за "Евгения Онегина". Однако без какой-либо публичности.
Хотя наводнение 1824 года продолжалось всего несколько часов, ущерб городу был причинен колоссальный. Масштабы убытков оценивались в размере от 15 до 20 млн рублей.
Точное количество погибших в результате потопа установить не удалось — по разным оценкам, жертвами наводнения стали от 400 до 4000 человек; множество жителей Петербурга оказались пропавшими без вести. Тела многих вода унесла в Финский залив.
Подтоплено было все жилье и склады на нижних этажах. Потери "в торговом и хозяйственном отношении" были "несметны – на одной только Бирже убыло до 300 тыс. пудов сахару, соли не менее сего, а хлебного вина более, нежели на полмиллиона". К слову, с биржи потом мужики и бабы носили растопленный сахар — патоку — целыми ведрами.
"Виноградные вина в бочках не мало повредились; находившиеся же в закупоренных бутылках нисколько не попортились. Мука в кулях повредилась только по поверхности, во внутрь оных вода не прошла; напротив того крупа и овес, подмоченные, сделались совершенно негодными к сохранению, а впоследствии и к употреблению, так, как и все колониальные товары".
"Улица пред Летним садом, да и самый сад, завалены были дровами, бревнами, досками, деревянными крестами с могил", — отмечал Аллер. Гранитная набережная была повреждена, а в Коломне на сушу выбросило пароход, на котором пассажиры ездили в Кронштадт.
К одному англичанину принесло водою гроб, вырытый из земли, его приятеля, которого он похоронил за два дня до наводнения, писал в книге "Старый Петербург" краевед Михаил Пыляев.
После наводнения начались мародерство и грабежи. Профессор Иван Мартынов вспоминал, как обнаружил в своем затопленном доме "доброго молодца с дубинкою", собиравшего вещи.
"Что ты делаешь?" — спросил он его с негодованием. "Ищу вчерашнего дня!" — мрачно отвечал он, укладывая чужое добро в свой большой мешок".
Сильные наводнения беспокоили город на Неве еще на протяжении века — в 1924 году вода поднялась на три с лишним метра над ординаром, и стихия вновь разрушила Петроград (его тогда как раз переименовали в Ленинград, и старожилы шутили, что это месть Петра Великого за "кражу" имени у города).
В 1979 году в Финском заливе начали строить дамбу для защиты Санкт-Петербурга от наводнений. Завершить строительство удалось лишь в XXI веке. Теперь наводнения городу практически не угрожают. Но вода все равно порой поднимается довольно высоко.
