Полотно голландского мастера таит в себе множество «сюрпризов». Например, привычное название картины не соответствует действительности
О картине Рембрандта ван Рейна «Ночной дозор» нам неизвестно практически ничего: ни замысла художника, ни творческой истории. Эскизы полотна не сохранились, и искусствоведам остается лишь строить предположения, основанные на косвенных свидетельствах.
Кроме того, почти 100 лет (с начала XVIII до начала XIX века) полотно украшало один из залов амстердамской ратуши, где висело прямо напротив камина, год за годом покрываясь копотью. Неудивительно, что уже к началу XIX века за картиной прочно утвердилось название «Ночной дозор»: к этому времени история ее создания была основательно забыта, и все были уверены, что мастер изобразил именно темное время суток.
Только в 1947 году, во время реставрации в Рейксмузеуме Амстердама, где картина находится по сей день, выяснилось, что ее колорит несравненно светлее, чем принято было считать. Более того, короткие тени, отбрасываемые персонажами, свидетельствуют о том, что дело происходит между полуднем и двумя часами дня. Однако реставраторы не стали снимать все слои темного лака, боясь повредить краску, поэтому и сейчас «Ночной дозор» довольно сумеречен.
Творение Рембрандта вместе с портретами других стрелковых рот должно было украсить главный зал в Кловенирсдолене — штабе городских стрелков. Но заказчики были разочарованы: у Рембрандта получился не монументальный парадный портрет, а жанровая картина, на которой они с трудом отыскивали собственные лица, зачастую наполовину закрытые другими персонажами. Еще бы! Ведь художник кроме 18 заказчиков (каждый из которых выложил за свой портрет около 100 золотых гульденов — весьма внушительную по тем временам сумму) втиснул на холст еще 16 человек! Кто они — неизвестно.
Капитан не отдает соратникам четких команд, а произносит в пустоту какую-то философическую речь, лейтенант смотрит мимо него и, видимо, занят своими мыслями. Остальные персонажи разбрелись кто куда, между ног у них путаются дети и собаки, что еще больше усиливает впечатление общей неразберихи. Да и центр композиции «уехал» куда-то влево вглубь, по световой диагонали: лейтенант — «сияющая» девочка. Так парадные портреты не пишут.
Кстати, что это за девочка с лицом то ли самого художника, то ли его умирающей жены Саскии? Что делает она среди бравого воинства и почему к ее поясу прицеплен дохлый петух? Она маркитантка, а может, проститутка (петух — символ похоти)? Английский режиссер Питер Гринуэй, снявший о картине Рембрандта два детективных фильма — «Ночной дозор» (2007) и «Рембрандт: я обвиняю!» (2008), насчитал 180 таких вопросов.
Разгадать истинный замысел живописца пытались многие. Версии предлагались самые различные: от больных фантазий художника, вызванных поражением его мозга сифилисом (Джордан Плеш), до тайного послания, обличающего убийц прежнего капитана стрелков Пирса Хассельберга, место которого занял коварный Кок (Гринуэй).
Но самую интересную и обоснованную, на наш взгляд, гипотезу предложила Маргарет Кэрролл — профессор истории искусств из Колледжа Уэллсли (Массачусетс). Кэрролл предположила, что при написании «Ночного дозора» Рембрандт использовал прием карнавализации происходящего, иными словами, пародии. Художник просто решил подшутить над бравыми ополченцами, которые разучились даже обращаться с оружием, не то что воевать.
К 1642 году Амстердам уже более десятилетия не подвергался военной опасности, и среди стрелков было много таких, кто никогда не нюхал пороху. Тем не менее благополучные бюргеры хотели остаться в истории бесстрашными вояками. Не получилось.
1. Петух на поясе девочки — пародия на герб голландских ополченцев. Их называли кловенирами (kloveniers, от klover — вид мушкета). Слово «кловенир» созвучно голландскому klauw (клау) — «птичий коготь». Поэтому все нидерландские гильдии самообороны имели герб в виде двух скрещенных лапок сокола или ястреба. У девочки же за поясом когтистые и четко выписанные лапки петуха — насмешка над «хищностью» доморощенных вояк.
2. Кубок в руках девочки — символ благосклонности судьбы. Девочка в желтом вполне может быть также пародией на маскотту — живой талисман, который стрелки брали с собой на войну. Карнавализация образа и символа в данном случае достигается вводом фигуры ехидно смеющегося мальчика, со всех ног убегающего куда-то (левый нижний угол). В руках сорванца тоже кубок — намек на то, что воинское счастье незадачливых стрелков уже утеряно.
3. Перчатка в руке Кока свидетельствует о рассеянности ее владельца. Если приглядеться, то можно заметить, что Кок в правой одетой в перчатку руке держит вторую правую перчатку! Безусловно, это добавляет комичности всей сцене.
4. Коротышка за спиной капитана Кока, по мнению Кэрролл, представляет собой маску комедийного Капитана-испанца (это личное имя, как Петрушка) народного театра XVII–XVIII столетий. На нем штаны по моде XVI века и старый испанский шишак, который голландцы никогда не носили. Шлем увенчан дубовым венком, полагавшимся за доблесть.
Но доблестью здесь и не пахнет, напротив, этот чудак умудрился не справиться со своим мушкетом и дал залп в толпе (за головой Кока) — хорошо, что никого не убило. На сцене такой Капитан обычно корчил страшные рожи и угрожающе размахивал оружием, но в конце концов ретировался. Фигура коротышки и вторая правая перчатка Кока создают карнавальный контекст, в котором претензии позирующих кловениров предстать бравым воинством лишаются всякого основания.
5. Запал в руке мушкетера, насыпающего порох на ружейную полку, — свидетельство его неумения обращаться с оружием. Кэрролл обратила внимание на то, что стрелок держит фитиль в слишком опасной близости от горючей смеси. Точно так же, как это показано в популярном руководстве по обращению с оружием («Вапенханделинге», 1607), в разделе «Неправильно». Таким образом, всякому человеку, хорошо знакомому с военным делом, становилась понятна боевая ценность этого ополченца.
6. Левая рука мушкетера в красном — еще одна аллюзия на карнавальную культуру. У стрелка шесть пальцев (!), как и у некоторых театральных кукол той эпохи, изображающих шутов.
1606 — родился в Лейдене, Нидерланды, в семье мельника.
1621–1624 — учился у местного живописца Якоба ван Сваненбюрха.
Ок. 1624–1625 — совершенствовал мастерство у художника Петера Ластмана.
1632 — переехал в Амстердам. Написал «Урок анатомии доктора Тульпа», картину, принесшую ему известность и признание.
1634 — женился на Саскии ван Эйленбюрх, дочери бургомистра Леувардена. Из четверых детей пары до совершеннолетия дожил только сын Титус.
1635 — написал «Автопортрет с Саскией на коленях» («Блудный сын в таверне»).
1636–1647 — работал над «Данаей».
1642 — овдовел. Завершил картину «Ночной дозор».
1656 — обанкротился, в следующие два года дом и имущество художника были проданы за долги.
1669 — умер в Амстердаме. Похоронен в местной церкви Вестеркерк.
