В этом году исполняется 25 лет выхода легендарной рок-энциклопедии Александра Кушнира «100 магнитоальбомов советского рока». Специально для «Сноба» продюсер представил воспоминания о работе над альбомом «Разлука» группы «Наутилус-Помпилиус».
«Наутилус-Помпилиус».
«Разлука» (1986)
«Альбом “Разлука" был просчитан нами за кульманами с 9 до 18 с перерывом на обед, — вспоминал один из основателей "Наутилуса" басист Дима Умецкий. — Пока наши коллеги застраивали микрорайоны, мы "застраивали" "Разлуку", руководствуясь принципом: "чтобы было удобно всем". Эта задача казалась невыполнимой только на первый взгляд. Американцы, снимая кино, давно использовали эту концепцию. В результате получался эффект "слоеного пирога" — любой человек, добираясь до своего слоя, съедал весь кусок и просил добавки».
В техническом отношении этот альбом не имел ни малейшего отношения к т.н. «достижениям раннего свердловского рока». До появления "Разлуки" местные рок-музыканты в своем честном уральском желании делать "музыку наоборот" мучительно напоминали филармоническую советскую эстраду. Они были слишком интеллигентны, чтобы хулиганить в рок-н-ролле, и слишком зациклены на себе, чтобы "опускаться" до пародий или самопародий. Большинство их опусов отличалось жонглерством, амбициями и кислым академизмом — скучным и зачастую безжизненным. "Разлука" перевела свердловскую школу рока в новое качество, создав прецедент энергичной и одухотворенной поп-музыки.
Созданию "Разлуки" предшествовала запись так называемого демо-альбома, осуществленная спустя полгода после выхода предыдущего альбома "Невидимка" (весна 1985). По методике, опробованной на "Невидимке", новые песни записывались на квартире у вокалиста и композитора Славы Бутусова, но после долгих споров и конфликтов эту пленку решено было не выпускать. Об этом нигде ранее не упоминалось, но по версии Умецкого, политическая подоплека этого решения выглядела следующим образом:
"Славу тогда периодически зашкаливало. Он попросил у нашего поэта Ильи Кормильцева японскую портостудию Sony и решил сделать нечто такое, что потрясло бы Вселенную. Все это происходило без моей редактуры. И когда я пришел и услышал, что там навалено, я сказал: "Слава, я этот альбом закрываю. Это несерьезно. После такого разгона, который мы взяли на "Невидимке", ты просто погубишь команду. Хочешь идти архитектором работать — конечно, иди, воля твоя. Но у меня другие интересы и другие амбиции по этому поводу".
В принципе, ничего особенного не произошло, если не считать того, что Бутусов впал в очередную депрессию. Он расcорился со всем миром и ушел в глубокий запой — по воспоминаниям очевидцев, "совершенно черный и совершенно жуткий". Стоял декабрь 1985-го года, и с роком Слава решил намертво завязывать. Он хотел вновь идти в архитекторы и проектировать новые станции свердловского метро. Правда, с наступлением весны Бутусов немного "успокоился", вошел в гармонию с окружающим миром и репетиции возобновились с прежней силой. В это время им были написаны новые песни, в частности, "Шар цвета хаки" и "Хлоп-хлоп". По определению Бутусова, "это была молодежная злоба на собственное здоровье и положение молодых специалистов, а также одна из тех крайностей, в которые я впадал в то время по отношению к армии".
Еще одна композиция "Праздник общей беды" родилась как поток сознания, минут за сорок, — точно так же, как позднее — "Синоптики". Первоначально песня называлась "Праздник общей воды", и Умецкий, осознав, что "редактировать ее невозможно", все-таки сумел убедить Славу заменить слово "вода" на "беда".
"К будущему альбому мы относились тогда постольку-поскольку, — признавался Бутусов. — Нам казалось, что он никому не нужен и более ответственным будет выглядеть участие в предстоящем концерте. Нас больше волновала боевая раскраска кого-нибудь из новых романтиков типа Adam & The Ants. Мы хотели оторваться на сцене так, чтобы ноги улетали за горизонт. К этому выступлению мы готовились, как к выборам".
На официальном открытии свердловского рок-клуба 20 июня 1986-го года "Наутилус" сыграл выше всяких похвал. Группа имела сенсационный успех, затмив своим энтузиазмом и необычно пестрым имиджем "парагвайских симулянтов" всех монстров, включая такие группы, как «Урфин Джюс» и «Трек». В музыкальном плане "Наутилус" смотрелся тоже неплохо — отчасти потому, что состав группы был усилен саксофонистом Алексеем Могилевским.
Могилевский — обладатель диплома об окончании музучилища Чайковского и первого разряда по хоккею с шайбой — в то время трудился по распределению директором районного дома культуры, расположенного в получасе езды от Свердловска.
"Поскольку я жил и работал в деревенском клубе, то в силу служебной специфики слушал много поп-музыки: Alphaville, Video Кids, сольных альбомов Стинга и Питера Гэбриэла, — рассказывал Могилевский. — Под их влиянием я формировал свою игру на тенор-саксофоне".
На Бутусова с Умецким в тот момент музыкальное воздействие оказывали два направления — бодрая псевдокабацкая румба с клавишами и саксофоном, а также идеологи новой волны: Talking Нeads, Police и Stray Cats.
"Мы уже знали, что надо делать для того, чтобы звучать современно, — хвастался позднее Бутусов. — Нас поражало, как те же "романтики" столько всяких новых вещей понавыдумывали и вспомнили. И перед нами стояла задача успеть все попробовать. У нас не было цели сделать что-то новое и сверхъестественное. Мы были эклектичными с самого начала".
В отличие от "Невидимки" большинство текстов будущего альбома были написаны Ильей Кормильцевым. В это время он уехал из Свердловска в Ревду, где трудился переводчиком с итальянского на промышленно-русский. Наконец-то дистанцировавшись от городской суеты и созерцая провинциальные картинки из местной жизни, он за пару месяцев написал стихи к таким композициям, как "Казанова", "Ален Делон", "Рвать ткань", "Эта музыка будет вечной", "Наша семья", "Всего лишь быть". В этот период по пыльным проселочным дорогам бродили несметные полчища доверчивых ревдинских девушек, которые волей-неволей стимулировали творческую активность наутилусовского текстовика. В новых песнях Илья отошел от расплывчатых образов и завернутых сюжетов эпохи "Урфин Джюса" и очень точно стилизовал Бутусова с Умецким времен "Невидимки". Пиком творчества Кормильцева того периода стала композиция "Скованные одной цепью", в которой было "сказано все, что накипело" и после которой уже не имело особого смысла возвращаться к социальной тематике.
После того, как концертная программа "Разлуки" была готова и обкатана на открытии рок-клуба, "Наутилус Помпилиус" начал готовиться к сессии. И тут выяснилось, что основная проблема заключалась в «возвращении на круги своя» прочно окопавшегося в деревне Могилевского. Саксофон Могилевского был необходим группе как воздух, однако у Леши были собственные мысли по этому поводу. Во-первых, он прекрасно чувствовал себя в окружении благоухающих деревенских ландшафтов, где уже успел создать собственное натуральное хозяйство. С женой, парочкой свиней и несколькими подчиненными "по месту работы" — вечно беременным худруком из цыган и вечно пьяной уборщицей.
"Лешу надо было срочно спасать, — улыбается Умецкий. — Мы вычислили его в Свердловске, а он "весь в костюме" и говорит: "Чего вы ко мне пристали, ребята? У меня есть свой клуб, я в деревне уважаемый человек..." В результате мы дико напились, и я взял на себя ответственность за доламывание Алексея Могилевского. Мы ехали по городу на машине и продолжали пить. В конце концов, Леха зарыдал и сказал: "Все. Я все бросаю. Я возвращаюсь".
В начале июля "Наутилус" засел в подвале клуба архитектурного института на запись. Председатель рок-клуба Коля Грахов выделил на сессию два магнитофона "Олимп", переделанных на 38-ю скорость и пульт "Электроника". Как и в случае с "Невидимкой", музыканты по ночам подъезжали в ресторан к Алексею Павловичу Хоменко и одалживали клавиши. Причем не только игрушечную Yamaha PS-55, но и самую передовую для тех времен Yamaha DX-21, на которой были сымитированы звуки мотоцикла в "Рвать ткань" и бряцание металлических оков в "Скованных одной цепью".
"Разлука" писалась в одно наложение — на болванку, состоящую из ритм-бокса и баса Умецкого, на которую затем накладывали клавиши Комарова, саксофон Могилевского и вокал Бутусова. Функции гитары на альбоме были сведены к минимуму.
За панорамой звука от начала и до конца следил Андрей Макаров — первый звукорежиссер группы в ее студенческо-архитектурный период. Похоже, у Макарова была от Бога способность адекватно фиксировать "Наутилус" в студии. Если большинство звукооператоров того времени отличались маниакальным стремлением препарировать студийное звучание групп, обязательно добавляя что-то от себя, то Макаров воплощал в жизнь только одну установку — "на модный звук".
"Альбом делался совершенно разгильдяйским образом, в достойной и легкой форме, — рассказывал в интервью для книги Могилевский. — Было весело, потому что не было шоу-бизнеса и отсутствовал какой-либо намек на рок-индустрию. Со стороны это напоминало клуб по интересам, как нечто сопутствующее, как товарищеский чай в кружке "Умелые руки".
Когда в подвале становилось невыносимо больно за бесцельно прожитые годы, дровишек в угасающий огонь подкидывал вернувшийся из "загранкомандировки" Кормильцев.
"Илья писал нам тогда по три тома материала и бился насмерть за каждую страницу каждого тома, — утверждает Умецкий. — Из всего этого богатства можно было выбирать три-четыре текста, и то — с последующими доработками. После того, как к началу записи закончилась рефлексия у Бутусова, началась рефлексия у Кормильцева, который считал, что мы все делаем не так. Он приходил в клуб и разбивал ногами стулья, и успокоить его было очень сложно. Макаров в роли директора клуба просто бледнел на глазах, поскольку нес за стулья материальную ответственность".
Кормильцев лютовал не на пустом месте. Скажем, он еще мог смириться с тем, что в "Ален Делоне" Бутусов отказался от словосочетания "тройной одеколон", или с тем, что в "Скованных" вместо за "красным восходом коричневый закат" исполнялось "розовый закат". Но нежелание вокалиста петь в "Рвать ткань" "про блядей" Кормильцев воспринимал как личное оскорбление.
Когда угасали идеологические конфликты, связанные с текстовой редактурой, повод для беспокойства подбрасывал Могилевский. Пару раз, достойно отметив завершение записи своего альбома "Угол" (который делался одновременно с "Разлукой"), он застревал в деревне, и, к примеру, "Праздник общей беды" записывался без него.
Часть песен дорабатывалась непосредственно на месте. Именно в студии был сочинен проигрыш в "Скованных", саксофонные атаки в "Казанове", а при помощи хора "друзей и сочувствующих" были записаны припевы в "Шар цвета хаки".
"В музыкальном плане каждой из песен "Разлуки" можно было найти аналог в западной или отечественной рок-музыке, — признавался позднее Бутусов. — Но в силу нашего непрофессионализма он был неузнаваем, поскольку мы так и не смогли сделать то, что хотели изначально".
Ближе к концу сессии все спохватились о названии и о каком-нибудь драматургическом обрамлении — поскольку концепцией на новом альбоме (в отличие от "Невидимки") и не пахло. Идея родилась благодаря другу группы, начинающему кинорежиссеру Леше Балабанову, который давно питал симпатии к музыке "Наутилуса". Итак, во время дружеских вечеринок будущий кинорежиссер фильмов «Брат» и «Брат 2» любил петь народные песни, и в особенности "Разлуку".
"Мы просто дурью маялись во время записи, начали петь "Разлуку", и нам показалось, что есть какой-то абсурд в том, как мы ее исполняем, — вспоминает Бутусов. — Поставить "Разлуку" в начало альбома было чисто интуитивной идеей. Возможно, и сам альбом получился таким легким и естественным, потому что мы многое делали на ходу, передавая атмосферу того, что нам нравилось в данный момент".
Дима Умецкий считает, что "Разлука" появилась с легкой руки Могилевского.
"Когда все уже было записано, Леха полупьяным голосом затянул "Разлуку", — рассказывал Дима. — Он орал мелодию как-то заразно и шкодно и буквально заразил нас ею. Мы спели песню и поняли, что получается странная, эклектически приклеенная к материалу вещь. А так как альбом получался серьезным и местами трагичным, какая-то доля стеба его только украшала".
Запись песни "Разлука" была сделана уже с вынужденно худшим качеством, поскольку в студии в тот момент отсутствовали профессиональные микрофоны. Чтобы как-то "вытащить" песню по звуку, в нее добавили патефонный скрип, сымитировав треск старой пластинки.
К началу августа — в перерывах между жаркими схватками за бильярдным столом — запись "Разлуки" была завершена.
Через несколько дней после локальной презентации альбома к "Наутилусу" прибежал растерянный Коля Грахов и сказал, что "Скованных" распространять нельзя — могут возникнуть проблемы с КГБ. Тогда было принято поистине макиавеллевское решение: в Питер, Москву и остальные регионы рассылать альбом без изменений, а в родном городе распространять в урезанном виде, без последней композиции. Время было мутное — по крайней мере, вплоть до конца 87-го года "Наутилус", исполняя песни из "Разлуки" на концертах, делал купюры в текстах.
Что же касается самого альбома, то, как водится, всеобщего фурора он сначала не произвел. Более того — в местной подпольной рок-прессе его больше ругали, чем хвалили: "явная неудача группы", "слишком напоминает "ДДТ", "альбом полностью провален". И лишь осенью, на открытии очередного сезона свердловского рок-клуба, наступило тотальное протрезвление. "Наутилус" впервые выступил в жестком имидже — врангелевская унтер-офицерская форма, ордена, боевой макияж и галифе. После того, как веселая в недалеком прошлом студенческая команда агрессивно исполнила а-капелла песню "Разлука", над залом зависла жуть и наступило неподдающееся описанию оцепенение. Возможно, что именно с этой минуты и началось всесоюзное восхождение группы "Наутилус Помпилиус".
Круглый стол, приуроченный к 25-летию выхода книги «100 магнитоальбомов советского рока» и к 30-летию начала работы над ней, пройдет 7 сентября в рамках ММКЯ. Мероприятие проведет автор книги, медиапродюсер и писатель Александр Кушнир.
