Черепки и сосуды истории

История и культура. Во время своего отдыха «на югах», я ни на минуту не забывал о том, что… надо собирать интересую информацию и знакомить с ней читателей ВО.

Несколько лет тому назад, отдыхая в Тамани, я обнаружил там небольшой, но очень любопытный и богатый археологический музей. И почему он был богат, понятно, ведь станица Тамань находится на месте древнего греческого города Гермонасса, а затем и русского княжества Тмутаракань!

Так что взял я машину и поехал туда, в музей. И не ошибся. За последние годы в нем прибавилось экспонатов, так же, кстати, как и в археологическим музее Анапы.

Особенно много, как мне показалось, там было древнегреческой посуды, что, впрочем, совсем неудивительно, если мы посмотрим на свою собственную посуду. Греки в этом плане были ничуть нас не хуже, более того – лучше, в том плане, что их посуда для личного пользования обычно была расписной и чрезвычайно для историков информативной. Ну а обломки битой греческой посуды встречаются на Тамани повсеместно…

Так что наш сегодняшний рассказ на тему «история и культура» как раз и будет посвящен древнегреческой керамике, а иллюстрациями к ней послужат фотографии автора из вышеназванных музеев.



Одной из причин столь широкого распространения глиняных древнегреческих черепков является следующее обстоятельство: Греция была богата глиной, так что сырье для своей посуды было прямо у них под ногами.

Причем она была везде разного цвета – от светло-желтого до темно-коричневого. Что, кстати говоря, очень помогает определению мест производства древнегреческих глиняных сосудов. Очень качественную глину добывали неподалеку от Афин. Керамос – так по-гречески называлась глина, и отсюда и пошло название керамика, и наименование целого района в Афинах – Керамика – где жили и трудились гончары.


Сначала, накопав глину, её последовательно вымачивали в больших специальных бассейнах, где она очищалась от разных грубых примесей. Затем мастер брал подготовленную до нужной консистенции глину, и, работая на гончарном круге с ручным или более поздним ножным приводом, из дерева или камня (последний хорошо работал ещё и как маховик!), формовал тулово сосуда, потом его ножку и горло.

У мастеров побогаче круг крутил подмастерье. Отдельные части сосуда соединялись между собой при помощи длинных и узких полосок более влажной глины. Но поверхность сосуда требовалось сделать очень гладкой, поэтому во время формовки ее постоянно протирали влажной тканью, кожей или губкой, а затем даже полировали (подсохший сосуд) кусочком кости, камня или дерева.


Сосуд можно было сделать более красивым, чем он был изначально, при помощи нехитрого приема: его поверхность с помощью широкой кисти покрывали красной охрой – минеральной краской, разведенной в воде. После этого сосуд довольно долго сушили, так как его нужно было ещё и расписать, что было делом сложным и ответственным.



Прежде чем приступать к росписи, мастер заостренной палочкой из древесного угля или свинца делал на поверхности сосуда набросок будущей картины на еще не вполне непросохшей поверхности вазы. Иногда художник обводил контур фигур тонкой кистью, а мог использовать и циркуль, чтобы процарапать ровную окружность щита воина.

Интересно, что практически все древнегреческие вазы расписывались двумя красками – красной и черной. Причем, красной краской была красная глина, а черная, как это ни кажется странным – это тоже красная глина, только немного другая по качеству.




Черной она становилась в результате обжига в печке. То есть художник пользовался все той же глиной, которая после обжига меняла цвета, в результате чего сосуды становились либо чернофигурным, либо краснофигурным. Первый вариант, когда «черной краской» были закрашены фигуры на красном фоне, второй вариант – черным было пространство вокруг фигур, а сами они имели цвет красной глины.

Белой глиной обычно раскрашивали… женщин!

Кроме того, использовали пурпурный, серый, розовый и другие цвета, получавшиеся при смешивании белой, красной и черной красок. А если черную краску делали более жилкой, то при обжиге она давала коричневатый оттенок, очень удачно передававший цвет волос.

Готовую подсохшую роспись вазописец вновь полировал и завершал работу, сделав тонкой кисточкой надписи, например, писал имена изображенных персонажей, а также их реплики. Так что поверхность такого сосуда иной раз походила на… страницу современного комикса.



Однако весь этот труд мог испортить неправильный обжиг.

В печи, где находился сосуд и куда был свободный доступ воздуха, температуру постепенно повышали до 800°. При этом весь сосуд становился красным. После этого печь очень плотно закрывали, чтобы исключить попадание воздуха, но перед этим клали в неё зеленые веточки или мокрые дрова, причем довести температуру нужно было до 950°. Вот тут-то ваза и чернела, однако не вся, а лишь в тех местах, куда была нанесена «черная краска». Черный цвет требовалось сохранить. И для этого подкладывали ещё дров и открывали печь для доступа воздуха.



Но если в печь случайно добавляли дров больше, чем следовало, и температура в печи поднималась до 1 050 градусов, черный цвет опять становился красным.

Греческие гончары, конечно, не знали, что при этом в их печах происходят сложнейшие химические процессы, связанные с окислением оксида железа, который содержался в глине, и вступал в реакцию с углекислым газом, который выделялся от сгорания сырых дров. Но они были высокими профессионалами, имели огромный опыт и к тому же полагались на помощь богов, например, той же богини Афины, покровительствовавшей ремеслам, включая и гончарное. С того времени до нас дошла даже песенка афинского гончара, вынесенная в эпиграф.





Многие сосуды, вышедшие из рук греческих мастеров, подписаны. Причем владельцами мастерских, а не художниками, рисунки которых нам чаще всего и нравятся. Случалось, что посуду посвящали богам, и в таком случае после посвящения её всегда разбивали, дабы никто не дерзал пользоваться «посудой Бога».



Какой керамикой пользовались греки?

Ну, самыми большими и грубыми емкостями были «глиняные бочки» пифосы. Именно в таком вот пифосе как раз и жил философ Диоген Синопский, а вовсе не в деревянной бочке, как таковой, как это многие до сих пор считают. В таких сосудах хранили и зерно, и вино, и оливковое масло.

А вот перевозили эти продукты уже в амфорах с узким горлом и заостренным донышком. Нужно это было для удобства. Их не ставили на пол, а укрепляли в насыпанном на него слое песка. Амфоры так же укладывали на палубах и в трюмах кораблей и везли за море на продажу. Никто их, понятно, даже и не думал расписывать, это была самая обычная тара.

Но расписные амфоры тоже были. В них подавали вино к столу во время симпосия, «общения мужчин» за обедом.


Греки вообще любили поговорить, да и чем ещё им было заниматься при наличии множества рабов, так что на симпосии велись долгие философские беседы, а ещё на них попросту сплетничали и развлекались незатейливыми играми, пением под музыку и танцами. Вино пили разбавленное водой, смешивая и то и другое в больших широкогорлых кувшинах – кратерах, после чего охлаждали в псиктёрах.

Делалось это просто: псиктер с вином ставили в более широкий сосуд с холодной водой. У некоторых псиктеров были даже двойные стенки, как у сосудов Дьюара, которые заполнялись холодной водой через специальное отверстие в ободке.

Черпали вино красивыми черпачками – киафами. А вот из кувшинов разливали по чашам – киликам, скифосам или канфарам, из сосуда ойнохоя. Его особенностью были венчики, которые напоминали лепестки цветка.

В небольших вытянутых по вертикали сосудах с узкими горлышками – лекифах и алабастрах – хранили душистое масло.


Похожими на них, но круглыми, как шары, были арибаллы, в которых атлеты приносили с собой в палестры оливковое масло, чтобы натереть тело перед гимнастическими упражнениями (после тренировки прилипшую к маслу пыль соскребали специальным скребком – стригилем и затем омывали тело водой).

У женщин любимыми керамическими изделиями были пиксилы – маленькие и большие коробочки для хранения румян или ювелирных украшений. Ну и, конечно, они использовали совсем маленькие сосуды из цветного и прозрачного стекла: в них хранились благовония.