Академия Генерального штаба: от эпохи Николая I до Русско-японской войны

Во второй половине XIX века наметилось отставание русской военной мысли от западноевропейской, результатом чего стало поражение в Крымской войне и чрезмерные потери в 1877–1878 гг. под Плевной. Поговорим о причинах.

У истоков Академии Генерального штаба

Во второй половине XIX – начале XX столетия Российская империя вела три войны, две из которых оказались неудачными. Впрочем, и победа над относительно слабой Портой в 1878 выявила серьезные просчеты в управлении и тактических действиях русских войск.

Почему же войны с ведущими мировыми державами завершились для России поражением, а взятие Плевны и разгром противника на Шипкинском перевале были оплачены неоправданно большими и потерями?

Об одной из причин мы говорили в предыдущей статье «Типы русского офицерства, или почему проиграли войну с Японией».

Еще одну назвал историк парусного военного флота Сергей Махов (не устаю рекомендовать его блестящий цикл статей по Крымской войне, который скорректирует общепринятые о ней представления).

В XVIII веке, начиная с Петра I и вплоть до Екатерины II, на военно-дипломатическом поприще у нас получалось практически все, если не считать буквально пары неудач в виде Прутского похода и не оправдавшей надежд войны с Портой при Анне Иоанновне. Да и то: в результате Белградского мира 1739 султан признал за Романовыми императорской титул.

А в XIX мы выглядим довольно беззубо.

Ибо, полагает Сергей – и я полностью разделяю его точку зрения – в XVIII столетии уровень образованности, что русских, что европейских дворян, был примерно одинаковый. Но все в самом широком смысле изменила Великая французская революция и Наполеоника.
Именно с нее все большую роль в военном деле начинает играть техника, обуславливающая потребность в образованных людях, критический процент которых обеспечивает не сословный строй, а гражданское общество, с работающими социальными лифтами, позволяющими инкорпорировать в интеллектуальную элиту представителей всех социальных страт.

Соответственно, в той же Франции число образованных людей в позапрошлом столетии быстро росло. Мы же начинаем отставать, особенно принимая во внимание отсечение от даже школьного – не говоря уже о высшем – образования подавляющего большинства населения, включая женскую его часть – яркий пример здесь биография Софьи Ковалевской, вынужденной защищать диссертацию в Геттингенском университете, а преподавать – в Стокгольмском.

Власть видела проблему. И первым её начал решать Николай I. В его правление солдат в армии начинают обучать грамоте, равно как и закладываются основы высшего технического образования: в 1832 император открыл Московское ремесленное учебное заведение – будущую «Бауманку» (автор этих строк имел честь преподавать историю в стенах этого вуза).


Но данные нововведения выстрелили только в правление Александра III.

Как известно, будучи военным до мозга костей, Николай I много внимания уделял армии. Разумеется, он стремился преодолеть и недостаток образования офицерского корпуса, для чего в том же 1832 году была основана Императорская военная Академия, переименованная в 1855 – в Николаевскую Академию Генерального штаба – в память ее создателя.

Неоправдавшиеся надежды

Однако Академия не смогла в полной мере поставить русский офицерский корпус, в плане стратегической и тактической подготовки, на один уровень с ведущими европейскими державами – образованной в 1871 Германией, прежде всего.

Почему?

Для ответа на этот вопрос познакомимся в общих чертах с именами деятелей, стоявших во главе Академии с момента ее основания и до Русско-японской войны. Ведь именно в стенах Академии готовили отечественную военную элиту – офицеров Генерального штаба.

В свою очередь, уровень подготовки офицера-генштабиста напрямую зависел как от состояния академической военно-научной мысли, так и приоритетов, которые выстраивали перед собой руководители Академии.

Первым ее начальником стал автор знаменитой «теории сокрушения» генерал от инфантерии Генрих Жомини – ветеран наполеоновских походов, добровольно перешедший на службу к Александру I.

Увы, деятельность этого талантливого военного мыслителя и писателя, прошедшего путь от клерка парижского банка до генерала французской и русской армий, во главе Академии была не совсем удачной. Он видел ее замкнутой военно-научной корпорацией, в образовательной сетке которой чрезвычайно много внимания уделялось малопригодным на полях сражений отвлеченным наукам. Это привело к оторванности Академии от строевых войск, так и не преодоленной вплоть до крушения монархии.

Однако фактическим создателем Академии был генерал-фельдмаршал князь Петр Михайлович Волконский. Именно этот человек, ратовавший за повышение образовательного уровня русского офицерства, выступил с инициативой учреждения Московского учебного заведения для колонновожатых, что и произошло в 1816 году.

Более того, в отличие от Жомини, Волконский считал необходимым готовить офицеров исключительно для службы в войсках. И предпочтение Жомини Волконскому на посту начальника Академии, быть может, стало роковой ошибкой Николая I.

Дисциплина важнее науки

Впрочем, Жомини недолго стоял во главе Академии, в 1834 году его сменил генерал от артиллерии Иван Онуфриевич Сухозанет – храбрый офицер, лишившийся в сражении ноги. Но вот беда, он мало разбирался в вопросах военной науки и не стремился необходимые в этой области знания привить слушателям Академии.


Сухозанет сделал фундаментом образовательного процесса жесткую дисциплину. Так, опоздавшему на лекцию офицеру объявлялся выговор. Известна фраза генерала: «Без науки побеждать можно, но без дисциплины – никогда».

Жесткая дисциплина и схоластичность образования привели к тому, что к началу 1850-х годов число офицеров, желающих поступить в Академию, сократилось до минимума: в 1851 году из нее было выпущено лишь 12 человек, а к приему явилось только 10. Это было связано еще и с невысокими перспективами сделать карьеру; например, получить генеральский чин было легче в строю, нежели являясь офицером-генштабистом.

Инкерман, Балаклава и Альма со всей очевидностью продемонстрировали многие недостатки Императорской армии – прежде всего, управленческого и тактического характеров. Так, неудача при Инкермане не в последнюю очередь была обусловлена получением необходимых карт русскими офицерами только на следующий день после сражения. Но поражение пробудило во многих из них и стремление к учебе.

В период с 1858 по 1861 годы Академию возглавлял герой Крымской войны генерал-майор Александр Карлович Баумгартен. С его именем связаны серьезные преобразования в подготовке офицеров Генерального штаба.

Так, он поощрял написание слушателями Академии годовых сочинений. Темы офицеры выбирали самостоятельно и, главное, они получили возможность хотя бы на страницах своих работ проявлять самостоятельность мысли и инициативу. Еще ранее, в 1856, многих преподавателей стали отправлять за границу для знакомства с зарубежным опытом, что расширяло их кругозор.

Баумгартена на посту начальника Академии сменил генерал-лейтенант Александр Николаевич Леонтьев, шестнадцать лет руководивший подготовкой офицеров-генштабистов и также стремившийся повысить их образовательный уровень, что имело как свои плюсы, так и минусы.

Перегруженность второстепенным

С одной стороны, офицеры становились всесторонне образованными людьми, с другой – курс Академии по-прежнему был перегружен второстепенными предметами, и в тактическом плане уровень подготовки офицеров был сравнительно невысоким.

Об этом свидетельствуют, например, доклады подполковника Мартынова, посвященные Русско-турецкой войне 1877–1878 годов.

Присутствовавший на них будущий главком Вооруженными силами Юга России генерал-лейтенант – тогда капитан – А. И. Деникин вспоминал:


Какие же основные недостатки оказались присущи Русской армии в Турецкую кампанию? Те же, что и в Крымскую войну.


О них написал генерал-адъютант А. Н. Куропаткин в своем труде «Записки о Русско-японской войне», на страницах которого он проанализировал войны России второй половины XIX века:


В сущности, приведенные слова – упрек в адрес офицеров-генштабистов и преподавателей Академии, их готовивших. Впрочем, справедливости ради надо отметить, что даже полученные в аудиториях знания офицерам было сложно применить на практике вследствие перегруженности генштабистов второстепенной канцелярской работой.

Практиковавшиеся же в Императорской армии разносы старшими начальниками подчиненных также не способствовали развитию в последних инициативы.

Ординарцы вместо телеграфа

В военно-научных кругах существует мнение, что положение дел с подготовкой офицеров-генштабистов стало меняться в лучшую сторону в период управления Академией – с 1878 по 1889 год – военного теоретика генерал-адъютанта Михаила Ивановича Драгомирова, авторитет которого в армии сохранялся вплоть до самой его смерти в 1905 году.

Академия была его alma mater, которую он с отличием закончил в 1856. Как и его предшественники, Драгомиров был боевым генералом, отличившимся в Русско-турецкую войну – получил ранение на Шипке. В учебном процессе он стремился делать ставку на прикладной аспект. Его главный научный труд – изданный в 1879 году «Учебник тактики».

В известной степени Драгомиров стал продолжателем суворовских традиций: выступал против муштры, считал необходимым воспитание сознательности среди солдат. Однако как военный мыслитель этот генерал имел серьезные недостатки.


Так, он оказался противником военных игр, которые при нем практически полностью исчезли из учебного курса Академии. Драгомиров также выступал против введения в армии магазинных ружей, скорострельной артиллерии, пулеметов, щитов на орудия – считал, что они будут способствовать распространению трусости среди солдат; требовал движения цепей во весь рост без применения шанцевого инструмента; настаивал, чтобы цепи производили стрельбы не одиночным порядком, а залпами, по команде и только по крупным целям, что в начале XX века снижало эффективность стрельбы по рассыпавшемуся в цепь противнику. Своим же цепям генерал запрещал ложиться.

Эта устаревшая тактика привела к большим и неоправданным потерям Русской армии во время войны с Японией, когда солдаты противника двигались ползком и фактически безнаказанно подходили к нашему расположению на близкое расстояние.

Скорострельная артиллерия и пулеметы, из-за негативного отношения к ним Драгомирова, стали поступать в действующую армию слишком поздно. После страшных потерь под Плевной в 1877 году в войсках началось увлечение военно-саперным делом. Однако Михаил Иванович выступил и против этого, и в саперном деле наступила стагнация, оплаченная кровью русских солдат на полях Маньчжурии.

Недооценивал генерал и роль телеграфа и телефонов на войне, без которых в начале XX столетия было практически невозможно управлять крупными массами войск, Драгомиров же видел в телеграфе и телефонах не более чем вспомогательные средства, полагая, что главным орудием, как для донесений, так и для передачи приказаний, останутся ординарцы.

Избавление от таких застрявших в веке минувшем представлений произошло только на полях Русско-японской – предтече Первой мировой, с ее позиционным характером, сплошной линией фронта, современными средствами связи и пр. Подобное понимание войны, как видим, дожило и до наступившего тысячелетия.

На этом фоне немалое удивление вызывают слова приветственной телеграммы Академии, отправленной Драгомирову в 1905 году по случаю его юбилея: «Ура вождю русской военной мысли за целое столетие».

Эти строки читать тем более странно, что во второй половине XIX века военная наука не была популярна в армейских кругах, свидетельством чему служит неразвитость военной литературы. И только в 1896 году, да и то по частной инициативе ветерана Русско-турецкой войны генерал-лейтенанта Е. М. Бибикова, возникло «Общество ревнителей военных знаний».

Но мы не завершаем наше повествование. Драгомирова во главе Академии сменил генерал от инфантерии Генрих Антонович Леер, возглавлявший ее с 1889 по 1898 год. С него и продолжим.

Использованная литература:
Деникин А. И. «Путь русского офицера». М.: Прометей. 1990.
Куропаткин А. Н. «Записки о Русско-японской войне». М.: Вече. 2020.