Тема действительно непроста. С одной стороны, у нас есть вполне четкие указания:
главной основой соблюдения нравственности в буддизме является воздержание от десяти неблаговидных действий, три из которых касаются тела, четыре — речи и три — мыслей.
И когда мы говорим об Учении Будды. у нас есть однозначные наставления, что это такое:
Три дурных действия в отношении тела:
1) убийство — преднамеренное лишение жизни живого существа — человека ли, животного или даже насекомого;
2) воровство — присвоение чужой собственности без согласия владельца вне зависимости от ценности объекта кражи;
3) сексуальный проступок — совершение распутных действий.
Четыре словесных дурных действия:
1) ложь — обман других словом или действием;
2) злословие — раздувание вражды, чтобы согласные не соглашались, а несогласные — разошлись во мнениях еще больше;
3) грубая речь — словесное оскорбление других людей;
4) пустословие — разговоры о глупостях, мотивированные вожделением и тому подобное.
Три мысленных дурных действия:
1) алчность — желание обладать тем, что принадлежит другому;
2) злонамеренность — желание навредить другому, неважно, сильно или нет;
3) ложные воззрения — вера, что таких реальностей, как перевоплощение, закон причины и следствия или Три драгоценности, не существует.
И мы видим, что кроме явного запрета на причинение физического вреда живым существам, есть запрет и на подобное мысленное действие. (Более подробное описание десяти неблагих действий можно найти, например, в в книге «Драгоценная лестница. Ламрим школы ньингма.» пер. Ф. Маликовой, изд. Ясный Свет, СПб, 1997.)
Но с другой стороны, до наших времен дошло достаточно много исторических сведений о практике и применении боевых искусств не просто буддистами-мирянами, но и даже монахами! Давайте попробуем понять, как такое могло случиться.
Известный синолог де Гроот первым обратил внимание на этот интересный парадокс в статье «Воинствующий дух буддийского духовенства в Китае».
Если коротко, то его исследование приводит к следующему выводу. Итак, есть фундаментальный текст «Сутра о сетях Брахмы» (梵網経 fànwǎngjīng), которая содержит десять основных и сорок восемь дополнительных заповедей. Они составляют основу так называемого обета бодхисаттвы и соответственно — Махаяны. Перевод этой сутры на китайский язык сделан Кумарадживой (鸠摩罗什jiū mó luó shí. 344 — 413).
И в своем переводе Кумараджива в одном из своих положений не просто расходится с однозначным вышеуказанным запретом на насилие, более того — допускает это насилие и даже вооруженное! Но лишь в том случае … если оно направлено на спасение живого существа.
В целом, это довольно познавательная статья, если кто желает прочитать целиком, то её не сложно найти в интернете:
А вот досточтимый Шэн-янь пояснял это противоречие немного с другой стороны.
Наставник Шэн-янь был преемником двух линий Чань буддизма: Цаодун (曹洞宗 cáodòngzōng). основана в в IX веке, и Линьцзи (临济 línjì), основана Линьцзи Исюанем в IX веке. Практики и история этих Школ так или иначе переплелись с боевыми искусствами Дальнего Востока, поэтому мы в последующих статьях немного расскажем об их истории и методах. Но сейчас — не об этом.
Для упрощения понимания, пропустим комментарии о том, как накапливается неблагая карма, в контексте понимания рассматриваемого парадокса.
Итак, у нас есть монах, следующий Учению Махаяны, который принял обеты бодхисаттвы:
1. С одной стороны должен помогать и защищать все живые существа, а с другой стороны — избегать причинять живым существам вред. То есть монах вполне может заниматься ушу — чтобы спасать и защищать других, тут нет противоречия.
2. Кроме того, есть еще один крайне важный для понимания нашего парадокса момент: ценность человеческого рождения. Благодаря этому уникальному событию, человек может встретиться с Учением Будды и в итоге освободиться от бесконечной череды перерождений в колесе Сансары. Поэтому монах вполне может заниматься ушу — чтобы сберечь конкретно это человеческое перерождение, своё и … , естественно, других, тут нет противоречия. Кто знает, кем и в каких из бесчисленных миров тебе предстоит переродиться?
3. Вы спросите, а как же тогда Парамита Терпения? Разве не следует Бодхисаттве проявлять терпение при воздаянии злом за добро? Несомненно, вступившему на этот Путь следует стойко переносить любые помехи, оскорбления и любой иной вред, наносимый нам другими. Однако, есть такой непростой аспект, заключающийся в понимании пяти действий с немедленными последствиями и пяти близких последствий, которые объясняют накопление неблагой кармы. К первому относятся: убийство матери или отца; убийство архата или просветленного существа; злонамеренное пролитие крови татхагаты. Во втором перечислено следующее: убийство бодхисаттвы, по тяжести близкое к убийству отца; насилие над монахиней, повлекшее нарушение её обета, близкое к убийству матери; убийство того, кто следует по пути освобождения, близкое у убийству архата. Поэтому монах вполне может заниматься ушу — чтобы предотвратить возможное накопление неблагой кармы своего противника, не дав ему (или им) убить себя или других, тут нет противоречия. [то есть буддийский монах дает люлей тому, кто хочет его убить или кого-то еще из приведенного списка, для того, чтобы этот вероятный убийца тем самым не усугубил свою карму и не попал в худшее из перерождений].
Собственно, здесь кратко приведено теоретическое обоснование возможности нашего парадокса. За деталями лучше обращаться к буддийским Учителям, благо они регулярно посещают постсоветское пространство. Однако надо понимать, что монастыри и обители Дхармы в Старом Китае были срезом общества своего времени, и приходили туда люди самые разные, увы. не только, чтобы следовать Учению Будды.
Но важно понимать, что с точки зрения буддизма нет запрета занятиям боевыми искусствами, более того эти занятия можно было использовать в качестве практики на пути освобождения, как в прочем и другие практики через движение. Но все равно сохраняется довольно важный момент: заниматься — можно и даже нужно, защищать себя и других — можно и даже нужно, а вот убивать живых существ — не желательно. Есть мнение, что это соображение выдвинуло на первое место шест или посох в качестве основного и якобы не летального оружия шаолиньских монахов, однако это требует более подробных изысканий.
В завершении этого материала хочется привести небольшую притчу:
Как-то в предгорьях нашего уезда завелись тигры-людоеды. И совсем житья от них не стало, ладно б воровали бы курей до собак, но нет же, то ребёнка утащит, то женщину, ушедшую в гору за хворостом, то припозднившегося в кабаке селянина. Совсем житья не стало! Долго думали жители, так ничего не придумали, а тигры приходили да приходили за легкой добычей. Как проголодается так и приходил. Совсем житья не стало! Собрались тогда крестьяне да и снарядили просителей в ближайший буддийский монастырь. Вот пришли, рассказали о своих горестях. Долго охал настоятель, сочувствуя им, да и отправил на помощь деревенским самого сильного из монахов, что до пострига в сотниках на степняков хаживал.
Пришел монах в деревню, видит — совсем худо стало: поел всех свиней тигр, курей всех съел, собак дожрал и вот теперь на детей да женщин и стариков перешел. День, другой, третий читал монах мантры, бодхисаттву Гуань-инь на помощь звал, но видать плохо молился — не уходит тигр. Совсем опечалились жители, давай ловушку на тигра строить, говорят ему. Но вот нельзя монаху убивать живых существ, делать нечего, помолился да пошёл в лес, тигра искать. Встретил там тигра. долго бился с ним, но заборол всё ж его в неравной схватке. А дальше-то что делать? Убивать-то нельзя!
Взвалил он тогда тигра себе на плечи, перешел через нагорье да отпустил его восвояси с гор в соседнюю страну, не причинив ему никакого вреда. Возрадовались жители, шумно праздновали, всю ночь петарды запускали, песни пели да вино пили. Да не долго длилось их счастье. На следующий год уже другое семейство тигров пришло опять, снова стали жрать людей и прочую живность. Снова пошли ходоки в обитель. Снова поохал, по-переживал, да посочувствовал настоятель и опять отправил монаха помогать деревне. Опять в неравном бою победил монах тигра, опять не решился его убить, взвалил вновь тигра на плечи и опять через хребет гор отнес в соседнюю страну и выпустил туда в джунгли. И на следующий год вновь пришли к монаху просители в обитель… Много лет ходил он в горы, пока не перетаскал проч отсюда тигров, всех до последнего.
Так в Индии и развелись в изобилии тигры людоеды!
