Зачем в миссионерском отделе нужен психолог? В чем суть православной психологии, совместима ли она даже не с современными, а модными на настоящий момент психотерапевтическими системами? В чем кардинальное отличие принципов общения Церкви с человеком от манипулятивных способов воздействия на людей, например, в сектах? И почему понятие совести никогда не будет устаревшим? Об этом и многом другом удалось расспросить Наталью Ярасову, психолога миссионерского отдела Тульской епархии.
Христианство видит человека иначе, чем светская психология. В чем разница, и не мешает ли это вам в работе?
– Светская психология слишком широкое понятие. Наличие эмоций, стрессов, мотивация, общение и так далее – это все из области светской психологии. Фактологические знания обо всем этом не противоречат христианскому учению.
Другое дело – как психологи объясняют факты и закономерности психической жизни. Проблема нашей, отечественной психологии в том, что ее называют «психология с отрезанной душой» – это исследования психической жизни человека без самой сути психики. Это неизбежно приводит к неполноценному пониманию причин и следствий разных явлений психической жизни. Порой – к неверному пониманию. Но сами факты и закономерности остаются таковыми, даже если тем или иным психологам не хочется верить, что источник этих фактов Творец, а причина психологических проблем – не только воспитание или психотравмы, но и поврежденная первородным грехом природа человека.
Но есть и другая светская психология – многие прикладные психотерапевтические системы, преимущественно западные (психоанализ, гештальт-терапия Перлза, трансперсональная психотерапия и др.), которые стремятся по-своему объяснить суть психической жизни человека.
Вот их объяснения реально противоречат христианству. Эти учения обычно претендуют на статус психологии в целом, самоуверенно замахиваясь на глобальное объяснение психических процессов. Что интересно, ни проверить, ни доказать, ни опровергнуть основные положения этих учений невозможно. Они все о том, чего мы не можем увидеть, пощупать и т.д.
Рассуждения о том, что происходит в душе человека, отчасти похожи на рассуждения о том, что происходит в черных дырах, – судить об этом мы можем лишь по косвенным признакам. И нередко происходит то, о чем говорил апостол Павел: «Люди по своим прихотям избирают себе учителей, льстящих их слуху» (2Тим. 4.3). Кому что кажется более интересным и похожим на его личные наблюдения и убеждения, что удовлетворяет собственным потребностям человека, то в психологии он и принимает.
А насколько это мешает мне… Тут ведь какое дело. Исследования показали, что самый главный инструмент психолога – его личность вкупе со знаниями и мировоззрением. А значит, воздействие на душу у психологов с разным мировоззрением будет разное. И хорошо еще, если какой-нибудь светский психолог, далекий от христианских норм нравственности, не отравит душу клиента своими убеждениями.
Лично мне все годы работы, с момента осознания важности религии, приходится проводить сортировку психологической информации на достаточно достоверные знания и на умозрительные толкования. А затем активизировать скептицизм и сортировать толкования по а) здравости, б) научности и в) соответствию Православию.
Можно сказать, Православие находится в согласии с научной психологией. А вот психологические теории, особенно авторские, надо изучать и проверять. Порой это сложно, но не с точки зрения умственных усилий. Что мне реально сложно, так это принять факт, что люди склонны верить во всякие нелогичные и противоречащие реальности выдумки. Сложно видеть сонм психологов-эзотериков. И вот я как психолог знаю природу заблуждений, как психолог понимаю причины и могу предположить мотивы увлекшихся оккультизмом людей, но чисто по-человечески мне сложно принять такой разгул неграмотности и прямо говоря, глупости.
Психолог отдельно – это понятно... Миссионер – тоже… Даже выражение «православный психолог» сегодня звучит не странно… Но вот психолог миссионерского отдела – это уже за гранью понимания… А вы себя воспринимаете как психолог или все-таки как миссионер?
– Мой статус в миссионерском отделе – психолог-консультант. Да и вне отдела я фактически четверть века профессиональный практический психолог. И воспринимаю я себя именно как психолога. Как сказала одна моя знакомая, в отличие от врача, чья профессия подобна белому халату, который тот может снять, выходя из больницы, и перестать быть на время врачом, профессия психолога – как кожа, ее невозможно снять, как невозможно перестать думать и чувствовать.
В моем случае миссионерство – это вариабельная дополнительная опция. В мои прямые обязанности активная миссионерская деятельность не входит, более того, именно как психолог-консультант по отношению к своим клиентам я не имею право заниматься миссионерством. Это не только нарушение профессиональной этики, но и просто крайне непрофессионально. Психолог работает с историей и мировоззрением клиента, а не внедряет ему свое. И причины этого весьма серьезные. Но такое ограничение касается именно решения психологических проблем.
А вот как психолог-просветитель, в рамках повышения психологической грамотности населения или отдельных людей, я могу рассказывать людям о православной психологии, православной нравственности, и все это – в контексте православного вероучения. Так что миссионерской работой я всё же занимаюсь.
Я объясняю азы веры тем, кто лично меня спрашивает. Читаю лекции по православной психологии на миссионерских курсах. Пишу статьи для портала «Азбука веры» и отвечаю на вопросы «азбучного» форума. Меня порой зовут выступить на разных мероприятиях в Туле и области. Периодически я готовлю доклады для Международных Рождественских чтений в Москве, принимала участие в передаче на ТВ «Спас» и т.д. Я даже дважды выступала лектором на совершенно неправославной площадке «Дикая Мята» по личному приглашению руководителя этого фестиваля, знакомого нашего отдела Андрея Клюкина.
То есть в данном случае антагонизм науки и религии – явление надуманное?
– Смотря, что понимать под наукой. В плане фактологических знаний, как я уже сказала, нет антагонизма. По крайней мере, я такого не знаю. А в области гипотез, теорий, толкований противоречия могут быть, и они есть.
Но не стоит впадать в сциентизм и считать науку единственным и непогрешимым источником знания. Научность – это о методе познания, а не о правдивости. Кстати, один из главных критериев научности – опровержимость знания. То есть наука по определению не претендует на истинность. И некоторые теории, считающиеся научными по методу, весьма сомнительны, как например, теория о том, что зародыши жизни были принесены на Землю из космоса, совершенно не отвечающая на вопрос о происхождении жизни, лишь «переносящая» его в космос. С этой точки зрения религиозное знание не «ненаучно» и не «лженаучно», как бы ни хотелось этого воинствующим атеистам, а «вненаучно».
Там, где доказательства и проверки вообще невозможны, наука бессильна. А в той сфере, где наука бессильна, на нее вообще странно опираться. Порой говорят: там, где вмешивается Божий Промысел, отступают даже законы физики.
Кстати, позиция человека относительно известных противоречий между наукой и религий (обычно все противоречие сходится к двум ключевым вопросам – происхождение жизни и происхождение человека) сильно зависит от веры человека.
Атеисты (то есть люди, которые верят в то, что Бога нет), обычно высмеивают креационизм. Серьезные ученые сохраняют объективность и честно говорят, что есть только предположения, ни одно из которых на данный момент не имеет ни достаточных обоснований, ни доказательств. И это в равной степени может быть и Творение, и первичный бульон, и протоклетки. И даже не исключено, что было Творение, а все остальное – лишь метод. У науки нет ответа на эти вопросы.
Православные люди – это совсем иное. Часто, увы, не хватает понимания того, что если вы православный человек, это означает, что для вас Истина – во Христе. Все просто: Христос – или Истина, или нет, и второй вариант – не Православие. В конце концов, закономерно предположить, что, если между наукой и Православием есть противоречие, возможно, мы чего-то не знаем, не видим всей полноты картины. Может, пока, а может, это вообще невозможно узнать. Или мы неправильно истолковали увиденное. И так далее.
С этой точки зрения православный подход весьма близок к научному предположению по отношению к множеству неоткрытых явлений.
Каков функционал психолога миссионерского отдела?
– Прием пострадавших от деструктивных сект и оккультных организаций.
А вы сами пришли к Богу при помощи миссионера, психолога или каким-то третьим путем?
Мой путь в Церковь двухэтапный. Сначала в тринадцать лет мне попалась в журнале Молитва оптинских старцев. Это же просто песня: «Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить всё, что принесёт мне наступающий день! Научи меня терпеть, прощать и любить!» Да любому социально ориентированному подростку это необходимо! Логично, что мне захотелось быть во всем этом. Я заявила, что хочу покреститься.
Родители, несмотря на то, что были неверующие – иначе в советском военном гарнизоне почти и не бывало – спорить не стали, к тому же расцветала перестройка, и уже не было жестких ограничений. Но церквей во всем нашем дальневосточном регионе на было в то время, первый деревянный храм в Ванинском порту построили лишь спустя пару лет, еще в недострое моя сестра венчалась. А тогда мы ехали в отпуск в Москву, там тетя меня и отвела креститься в храм святого Пимена. Волшебно – меня крестили на Крещение Господне! Но беда в том, что кроме молитвы оптических старцев и упоминаний в художественной литературе о церквях, священниках, Пасхе и т.п. я не знала о Православии ничего.
Крещение, например, недоброе спасибо незабвенному «раз в крещенский вечерок девушки гадали…» и собственной глупости, было поводом погадать и так далее. И неудивительно, что я ждала, что моя жизнь после крещения переменится сама собой: исчезнут проблемы, все вокруг будут жить дружно и т.п. Но ведь так не работает. Я прочувствовала это на свой шкуре. И, столь же традиционно – мне многие рассказывали о том, что у них так же было – обиделась на Бога. Даже помню эти мысли: мол, раз так, раз ты мне не делаешь того, что я прошу, то и я тебе молиться не буду, верить в тебя не буду. С маленькой буквы «ты» не случайно – не было уважения. Как с подружкой ругалась. И категорически отвернулась от Церкви. Слава Богу, не злословила – просто не принимала для себя всего, что связано с Православной верой. В храм даже просто зайти отказывалась.
А потом вокруг появились люди, которые верили в Бога. Люди разных национальностей и религий: у нас в университете был курс, где иностранцы учились русскому языку перед поступлением в другие вузы. И с одной стороны, для них вера в Бога была нормой, а мы – чудны́е. И это уже было необычно: к сожалению, у нас в стране после нескольких десятилетий «опиумной» травли православные воспринимались как ущербные. С другой – многие из этих людей показывали мне пример большой душевной чистоты. Мне повезло, я соприкоснулась именно с теми, кто был не номинально верующим, а реально пытался жить по-доброму. Мы много разговаривали, в том числе о вере. Никто ничего не навязывал, никто не давил. Просто, слушая их, ощущая какую-то непонятную внутреннюю опору, гармонию даже, я как-то осознала, что обворовываю себя, отгородившись от прекрасного мира веры. Я урезала свою душу. Это осознание было сродни покаянию. Началу покаяния.
И после плавно, понемногу, как бутон раскрывался, возрождались и жажда Бога, и благоговение… Но сначала аморфно: просто Бог есть. И Его не может не быть, стоит лишь посмотреть на кленовый лист, и это становится ясно. А уже потом проснулась тяга к Церкви. Меня неодолимо потянуло петь на клиросе. Приспичило. Но одной некомфортно, да и ничего о службе не знаю. Уговорила сестру – у нее уже был опыт церковного пения, да и вообще она профессиональный музыкант, и в целом мне с ней все проще. Пошли спрашивать по храмам, не нужны ли певчие. И в храме на Гончарах - там бабушка недалеко жила, с него начали, нам сказали, что как раз открылся Знаменский храм. Мы пришли к настоятелю отцу Павлу, он нас взял певчими. В то время были службы по выходным и по праздникам. Там реально случилось немало различных небольших, важных только для меня, знамений, укрепляющих близость к Церкви.
Позже я пела в Преображенском храме, когда там руководил бывший начальник нашего отдела. Он и позвал меня в Миссионерский отдел психологом – тогда еще на время декретного отпуска сотрудника. И вот тут мне уже пришлось активно изучать Православие.
Окончательно рухнули внутренние барьеры после того, как я тяжело заболела. Несколько месяцев на грани жизни и смерти, несколько лет инвалидности, серьёзный диагноз, который и ныне вынуждает меня вдумчиво распределять нагрузки. Вера вернулась еще до болезни, а болезнь помогла отбросить наносное, срезать хотя бы те края гордыни, которые мешали полностью, без сомнений осознать себя православной. Хотя, конечно, нет предела совершенству. Сейчас я вообще не представляю, как можно жить без Бога, как я жила без Бога.
Что вдохновляет в вас психолога, а что – миссионера?
– На этот вопрос ответ довольно прост: быть психологом интересно, а интерес обычно не поддается логическим объяснениям. Но еще мне очень важно чувствовать сопричастность к тому, как человек, пользуясь словами одной из моих первых клиенток, начинает легче дышать и жить.
В моих незначительных миссионерских опытах всё так же. Когда человек проникается Православием, именуемым религией радости, то же самое получается – ему становится легче жить и дышать.
Ну и еще я люблю структурировать информацию, разгребать умственную кашу, вернее, я люблю ощущать получающийся в итоге порядок. И та, и другая деятельность – и об этом тоже.
Каковы стратегия и тактика психолога-миссионера при обращении к нему либо испытавшего на себе влияние сект, либо вообще неверующего человека?
– Что касается неверующего – тут никакой особой разницы с верующим нет. Психолог работает психологическими методами, которые от веры мало зависят. Пример из медицины: анализ крови не зависит от вероисповедания, и назначение препаратов тоже. В психологии примерно так же, за исключением особых ситуаций, где запрос напрямую связан с религией. Например, голод повышает эмоциональную чувствительность людям всех конфессий. Другое дело, что человек будет делать с этой чувствительностью (попросту – раздражительностью), тут уже нравственные ориентиры, связанные с религией, весьма актуальны. Другое дело, что если человек православный и ищет именно православного психолога, мы с ним обговариваем, почему именно так, насколько важно ему пытаться понять происходящее с ним не только с позиций психологической науки, но и с позиции Православия, должна ли я ему рассказывать об этой стороне проблемы.
Когда мы говорим о манипуляциях с психикой человека, в первую очередь вспоминаются разные секты, но если в любой поисковой системе вбить запрос «вера и психология», вывалятся тысячи статей, рассказывающих, будто Церковь, используя психологические приемы, манипулирует людьми… Как это прокомментировать или опровергнуть, и нужны ли такие опровержения?
– Я лично не знаю способов манипуляции психикой в Православной Церкви. Могу только предположить, что речь идет о совести. Потому что мне приходилось слышать о том, что совесть – вообще атавизм, и никто ничего не должен, а всякие обещания воздаяния – это, мол, манипуляция. Но ничего подобного. Это все от банального невежества, а еще от страха и желания избавиться от ответственности. Мне разговоры о «церковных манипуляциях» напоминают подростковый бунт.
В Православной Церкви все открыто и честно. Прямо говорится, что если делать то-то и то-то, то будут такие-то последствия. Это как родители ребенку объясняют, что будет, если не чистить зубы, и призывают не пренебрегать гигиеной. В психологии такой способ воздействия: прямого, без тайн и секретов, призыва к действию – называется актуализацией. Ее противопоставляют манипуляции.
Вы когда-нибудь задумывались о том, что наша Церковь ничего не запрещает? Вспомните слова апостола: «Все мне позволительно, но не все полезно». Церковь призывает, предостерегает, увещевает. А выбор каждый делает сам. И это не просто мои слова, свобода выбора – дар Божий каждому человеку, и эта свобода – один из столпов православной веры. И отвечаем мы за свои грехи, и упаси Боже нас повторить за прародителями: «она мне дала», «он мне дал».
Безусловно, отдельные люди могут присваивать себе власть решать за других – нет человека без греха. Но Церковь как раз призывает рассудочно оценивать даже слова учителей Церкви. Но не по своему уму, а сопоставляя с Евангелием и учением Христа.
Апостолы как первые миссионеры шли в народ, а почему миссионерские акции в наши дни проходят, в основном на уровне приходов, а не на каком-то более массовом уровне? Ведь за пределами церковной ограды людей, нуждающихся в миссионерах, больше, чем среди уже пришедших в храм…
– Не соглашусь. Миссионерские акции в наши дни гораздо шире, чем у первых миссионеров. Тут же нельзя буквально сравнивать поведение миссионеров прошлых веков и наше – важно смотреть на дела как таковые. Апостолы несли весть о Христе в те времена, когда единственным способом передать информацию было буквально донести ее с собой и рассказать – или передать через другого, так же лично путешествующего человека. Вот и шли, сами, чтобы чужие уста не исказили смысл. А потом по Божией благодати записали в виде Евангелия, чтобы весть передавалась без искажений большому числу людей. Сейчас же век информационных технологий, и для того, чтобы рассказать о Боге, о заповедях, о том, что такое христианский образ жизни, не обязательно брать котомку и идти от дома к дому.
Вот, к примеру, мои статьи по православной психологии регулярно публикуются на портале «Азбука веры». В июле 2023 года у этого портала было почти 3,8 миллионов посетителей. Сравним с городами времен зарождения христианства: в Иерусалиме тогда жили около ста тысяч человек, лишь на Пасху до миллиона паломников съезжалось – и это было необычайно много! А в Назарете жили около 200 человек. Сколько городов должен быть пройти миссионер в то время, чтобы его услышали больше трех миллионов человек? Кстати, не стоит думать, что «Азбуку» читают только православные – я отвечаю на вопросы форума и знаю, что там огромное количество людей, далеких от Церкви.
Да что там говорить, у меня больше половины клиентов – не православные.
Или вот телеканал «Спас» – огромное количество просмотров!
В самой Туле сотрудники отдела выступают на радио и телевидении, печатаются в прессе, на интернет-порталах, нас приглашают выступать в различных учреждениях города и области: школах, домах культуры и проч. Сотрудники и волонтеры отдела посещают больницы. У отдела есть несколько специальных миссионерских программ, например: «Как не попасть в секту», «Святое русское воинство» (духовно-патриотическая программа). У нас регулярно поездки, встречи и т.п. Активно реализуется просветительская акция по псевдоправославной литературе. Постоянно действует институт уездных миссионеров, у каждого благочинного есть помощники по миссионерской работе. Миссионерские курсы работают. Мы как раз мало внутри церковной ограды работаем – больше на людей невоцерковленных ориентированы.
Просто когда вспоминаешь о миссионерах, несших это послушание до революции, возникает образ сотен крещенных в Православии коренных народов… А вы сами как свою деятельность миссионерскую и психологическую оцениваете?
В данный момент изменились задачи миссионерства. Сейчас фактически не осталось людей, не слышавших о Христе и не имеющих религиозной альтернативы, как те самые коренные народы. Треть населения мира – христиане. В России, по разным данным, порядка 65-85% людей считают себя православными.
Но при этом у нас очень много людей крещеных, но неправославных по сути – «захожан» в храмы по праздникам лишь ради поставленной свечки, поклонников гороскопов и прочей эзотерики и так далее. А примерно треть тех, кто относит себя к Православию, не верят в Царствие Небесное и в жизнь после смерти. Безусловно, это номинальные христиане. А 10 процентов наших соотечественников вообще не могут решить, верят ли они в Бога и если да, в какого.
Поэтому в наше время перед миссионерами встала иная задача: не столько крещение, сколько просвещение. И это необходимейшая задача, так как крещение без воцерковления и жизни во Христе – это не во спасение. Потому мы просвещаем, увещеваем и так далее.
Нужен ли штатный психолог в иных епархиальных отделах? Как, например, без психолога обходится социальный отдел или военный, что особенно актуально в нынешней обстановке?
– Мне кажется, что там, где есть потребность в психологе, психолог есть. Насколько я знаю, при ряде храмов у нас есть психологи, и даже некоторые батюшки получают психологическое образование. А епархиальные отделы, вроде, открыты для сотрудничества, и если нет своего специалиста, при необходимости вполне могут обратиться к психологам нештатным. Военные структуры же обычно имеют своего психолога, который проходит особую подготовку в нужной области.
Хорошо ли, чтобы психолог был? Да, неплохо. Есть ли в этом необходимость? Не уверена. Я не склонна преуменьшать значение своей профессии, но и преувеличивать его не стоит. Если человек пришел в храм, он пришел за помощью к Богу. А мы лишь инструменты в Его руках. Разговор со священником не хуже разговора с психологом – он просто иной.
Молитва, участие в Таинствах – вот целебные средства Церкви.
Хватает ли вам нынешних знаний по психологии для работы в миссионерском отделе, или нужно какое-то еще развитие, кроме опыта?
– Одно из первых требований к практическому психологу – постоянное нахождение в профессиональном информационном поле. Да и здравый смысл не позволяет терять тонус: психология – наука динамическая. Регулярно происходит прояснение каких-то теорий, порой подтверждение или расширение, порой опровержение, или разрабатываются новые методы и т.п. В психологии регулярно совершаются открытия – уже редко фундаментальные, но тоже очень значимые. Так что нынешних знаний всегда мало.
К тому же у нас, как и у врачей, обязательно регулярное подтверждение и повышение квалификации. Еще одно обязательное требование к психологу – личная терапия и супервизии – это когда другой психолог меня как психолога консультирует. То есть я постоянно должна работать над собой.
Счастливый ли вы человек, и если да, то почему?
– Однозначно да. Я даже статью про счастье как-то писала. Можно было бы рассказать про прекрасную большую семью, отличного мужа, замечательного сына, любовь к творчеству и все такое прочее. Но я отвечу как психолог: просто я умею радоваться жизни и быть счастливой.
Беседовал Алексей АНКИН
Публикация проекта «Ровесники века»
творческой студии «Обитель» и Успенского монастыря Новомосковска
(Тульская митрополия)
