Три года назад, выйдя на пенсию, бывшая сотрудница прокуратуры Анна Рудова начала помогать жертвам семейно-бытового насилия в Марий Эл. В интервью "Idel.Реалии" она рассказала о ментальных установках общества и самих жертв и о практике защиты пострадавших в России, где до сих пор нет закона о домашнем насилии.
Анне Гудовой — 45 лет. Она закончила институт Генеральной прокуратуры в Саратовской государственной академии права. Имеет юридический стаж с 1997 года. Гудова 21 год проработала в прокуратуре: была старшим помощником прокурора Йошкар-Олы по взаимодействию с общественностью и СМИ, заместителем прокурора Параньгинского района (Марий Эл).
В 2020 году, выйдя на пенсию, занялась правозащитной деятельностью по делам о домашнем насилии. Сотрудничает с Консорциумом женских неправительственных объединений.
— Почему вы решили заниматься проблемой сексуализированного и домашнего насилия?
— Я не выбирала это направление в юридической работе — скорее, оно выбрало меня. Как-то одна женщина, узнав, что я оказываю правовую помощь лицам, пережившим насилие, сказала мне: "Ой, а неужели у нас такое есть? Все мои друзья и знакомые такое не встречали никогда, мои подруги никогда подобное не стерпели (бы)…".
А у меня перед глазами лицо женщины, муж которой занимает высокое положение в одной из поволжских республик. Представлять ее интересы отказались все адвокаты этого региона, чтобы не вступать в конфликт с супругом (Гудова дала понять, что принимает участие в этом деле, но рассказать о нем более подробно пока не может — "Idel.Реалии").
Я женщина, я живу на этой планете, с этими законами, в этом обществе — и я знаю, с чем сталкиваются представительницы моего пола дома, на работе и на улице. У меня растут дети, я хочу, чтобы они жили в здоровом обществе без насилия. Поэтому и занимаюсь этими проблемами, пока могу быть полезной.
— Вы работали в прокуратуре, сталкивались с такими делами, видели, насколько сложно их раскрывать и доводить до суда. Это тоже как-то повлияло на ваш выбор?
— Скорее, моя сложившаяся репутация дала основания людям начать обращаться ко мне за помощью именно в случаях с проявлением домашнего насилия. Как я сказала, это направление меня выбрало — я вообще-то специализировалась на экономической преступности, должностных преступлениях. После обращений женщин я стала более глубоко погружаться в тематику, связанную с домашним насилием.
А опыт, полученный в прокуратуре, как государственного обвинителя, как прокурора, надзирающего за расследованием уголовных дел, конечно, помогает в этом. Если раньше мне угрожали какие-то представители оргпреступности, которые пытались воздействовать на меня, то сейчас угрозы обиженного мужчины, поднявшего руку на женщину, старика или ребенка, такого эффекта на меня, думаю, не окажут.
Если мы говорим о таком явлении, как домашнее насилие, то необходимо отметить, что оно, как правило, имеет системный характер. Все начинается с простых побоев — это все остается внутри семьи, а предается огласке, если наступают более тяжкие последствия — в случае причинения вреда здоровью различной степени тяжести. Тогда и возбуждаются уголовные дела по большей части.
Побои и причинение легкого вреда здоровью, ответственность за совершение которых предусмотрена статьями 115, 116 Уголовного кодекса РФ, отнесены законом к частному обвинению. То есть уголовные дела возбуждаются только при наличии заявления потерпевших. Жертвы насилия в этом случае должны самостоятельно собрать доказательства, а в суде — лично (без участия прокурора) поддерживать обвинение. Давайте попытаемся представить, как подвергшаяся насилию женщина может все это сделать. Без юридического образования, к тому же нужно предпринимать действия в отношении человека, с которым она живет под одной крышей, может финансово зависеть от него (например, находясь в декретном отпуске).
Преступления этой категории отнесены к латентным преступлениям. Деяния совершаются по большей части без свидетелей. Сложностей много, в том числе и из-за отсутствия законодательной базы. Менталитет нашего общества по отношению к таким проблемам концентрируется в таких понятиях: стыдно рассказывать о систематических случаях насилия в семье, страшно, что не защитят, "сама виновата", "бьет — значит, любит", "бабушка терпела, и мы терпим", ну и так далее.
Недавно в законную силу вступил приговор по уголовному делу об истязании (подсудимого приговорили к одному году ограничения свободы). На протяжении трех лет мужчина избивал, выгонял среди ночи свою жену, ей приходилось уходить из дома ждать в холодном подъезде, пока дебошир не заснет, вместе с малолетним ребенком. Женщина обращалась в полицию не менее восемнадцати раз, по шести заявлениям экспертиза установила телесные повреждения. И только после наших обжалований постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела на протяжении девяти месяцев было возбуждено уголовное дело. Решение апелляционной инстанции мы еще не получили на руки. Но будем обжаловать. Мы не согласны, что суд признал смягчающим обстоятельством наличие несовершеннолетнего ребенка. Преступление совершено в отношении близкого человека — матери. На глазах девочки — она свидетель обвинения. Она также с мамой ночами сидела в подъезде.
— Статистика по домашнему насилию отражает реальную картину?
— Конечно, статистика правоохранительными органами ведется. Но тут тоже нужно быть специалистом и понимать, как она формируется и анализируется. К примеру, возможно запросить сведения о преступлениях, совершенных близкими родственниками. Но у нас значительное число незарегистрированных браков, в которых есть дети. И тогда преступления, совершенные сожителями, если так можно назвать эти взаимоотношения, уже не будут учтены.
Опять же — у нас ни в одном законе не прописано, что является домашним насилием. Все говорят, все фактически признают существование такого социального явления, но закона нет, правоотношения не регулируются соответственно, как хотелось бы.
— Насколько официальные данные в этой сфере отличаются от реальной ситуации?
— Думаю, что официальные сведения о количестве преступлений, связанных с нанесением побоев, истязаний, легкого вреда здоровью, изнасилованиями, не отвечают реальной картине. И это потому, что потерпевшие не обращаются в правоохранительные органы.
Причины, по которым этого не происходит, различные: это и недоверие к организациям, в которые необходимо обратиться, "защита семьи" (то есть нежелание выносить "сор из избы"), страх, что будет суд и реальное наказание. Но я бы обозначила еще и общую причину — это то, что физическое насилие является допустимой нормой поведения в паре.
— Почему государство, на ваш взгляд, не принимает закон о домашнем насилии?
— Я не государство, ответить на этот вопрос не могу. Проект этого закона есть. Мне кажется, он восполняет все пробелы в законодательстве в этой сфере. Дает четкие формулировки, механизмы оказания помощи, защиты пострадавших.
— Нужен ли такой закон россиянам?
— Я не могу решить за всех граждан страны. Лично я хотела бы жить в обществе, где этот предложенный законопроект о противодействии домашнему насилию уже принят. Мне кажется, он многим может помочь, возможно, сохранить жизнь.
— Сейчас вы больше занимаетесь этой проблемой на российском уровне или в том числе на региональном?
— Я занимаюсь оказанием помощи конкретным людям, ко мне действительно обращаются жители различных регионов нашей страны. Были дела, связанные со спорами о проживании детей, когда родители находятся в разных странах или делают попытки вывести детей.
Я не ограничиваюсь оказанием только юридической помощи потерпевшим. Один из способов противодействия домашнему насилию — это информированность. Рассказ о возможной помощи — юридической, психологической, как найти работу, чтобы не быть финансово зависимой, где укрыться от агрессора. Кроме того, я всегда откликаюсь на приглашение правоохранительных органов об участии в круглых столах, обучающих семинарах для обмена опытом. Будучи заместителем прокурора района, я разработала опросник для участковых для установления фактов истязания и других противоправных действий, связанных с домашним насилием.
— Много ли нуждающихся в помощи жертв семейного насилия? Какая помощь им требуется — и что реально можете предложить вы или различные организации?
— Сложно оценить масштабы. Ведь многие считают, что это норма, но, к сожалению, в этих семьях есть дети — для них подобное поведение становится нормой. Сейчас все чаще приходится разбирать ситуации, где жестокое отношение получают дети от своих сверстников.
Что касается поддержки на уровне региона, то в нашей республике (речь о Марий Эл, где живет Анна Гудова — "Idel.Реалии") функционирует Государственное бюджетное учреждение "Республиканский центр психолого-педагогической и социальной помощи населению "Доверие". Там есть психологи, юрист, которые оказывают помощь, в том числе и место укрытия для членов семьи агрессора. На территории России работают общественные организации, с которыми возможно связаться через интернет. Я могу сказать, что мой телефон и мессенджеры не отключаются ни ночью, ни в выходные, а это то время, когда происходят случаи семейного насилия.
Мне хочется сказать то, что я считаю наиболее важным: поднять руку на близкого, заведомо более слабого — это осознанный выбор взрослого вменяемого человека. Он ставит жизнь и здоровье другого человека ниже своего эго, своих обид и амбиций.
Самое главное — понять, что это не норма, когда в отношении человека совершается насилие. И нет оправданий — довела, тяжелый день на работе, в моей семье так было. Иди к психологу, выйди, отдышись на улице. Ударить другого — это правонарушение, нарушение закона.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram. Что делать, если у вас заблокирован сайт "Idel.Реалии", читайте здесь.
