Публикация из январского номера газеты за 1992 год, вышедшего спустя несколько дней после распада Советского Союза
Однажды Зигмунд Фрейд написал психобиографию американского президента Вудро Вильсона. С этой книжки началось новое научное направление, названное психоисторией. Пока мы изучали истмат, иностранцы анализировали всех подряд: от своих президентов до Мао Цзэдуна, от своего Гитлера до нашего Горбачева. А когда мы – от безнадёги – перестали учить истмат и стали тыкаться в разные стороны, выяснилось: существуют, кроме марксистских, и другие науки о развитии общества. И человека в этом обществе. Психоисторию теперь, наверно, будут осваивать студенты, но некоторые выводы полезно знать и непосвящённым.
Я попросил двух московских психологов – Дмитрия Ольшанского и Валерия Бузина V взглянуть через лупу психоанализа на фаворитов политизированной публики минувшего года. Итак, сегодня в нашей лаборатории вас, уважаемый читатель, познакомят с президентом РСФСР Ельциным и кандидатом в президенты несуществующего СССР Жириновским. А в ближайшем будущем состоятся встречи с такими интересными для вас (и для психоаналитиков) людьми, как А. Руцкой, 3. Гамсахурдиа, Н. Травкин, и другими.
Завлаб Кирилл Светицкий.
Жириновского вызывают на свет наши комплексы неполноценности. Измученное женское начало России просит Ельцина. Массовое сознание само создавало эти фигуры из предложенных ему жизнью полуфабрикатов: отставного партийца и истеричного юрисконсульта.
Теперь Россия живёт в законном браке со здоровым мужиком, который все обещает, но до сих пор никак. Другой в это время топает ногой у ворот:
«У-у-у ты какая!..» – и обещает горы золотые.
Согласно психоанализу национальная психология может быть мужской или женской. России свойственна именно женская: достаточно вспомнить выражение «матушка-Россия», лозунг «Родина-мать зовёт!» Многое другое также указывает на женское начало: тяга к сильной руке – «бьёт значит любит»; любовь к внешней символике, к новым названиям и прочим «женским побрякушкам»; терпение – «стерпится – слюбится» и т.д.
За годы перестроечных попыток детоталитаризации нашего общества мы утратили связь и естественную преемственность между своим прошлым, настоящим и будущим. Похоже на женщину, которая с прежним мужем жить уже не может, но все никак не уйдёт – то детей жалко, то зимняя ночь на дворе... Это не только социальный, но прежде всего психологический мазохизм: распад целостности, расщепление, «схизос», как говорили древние греки и повторяют современные психиатры.
Когда это происходит с «женственной» нацией – ей в роли спасителя необходим «настоящий мужчина». В такие моменты история выводит на авансцену именно тот тип лидера, который оказывается необходим взбалмошному обществу: ниспровергателя, иконоборца, раскольника, отступника. Новый могучий фаллос, способный зачать здорового ребёнка. То есть противоположность бывшему «мужу», от которого нужно «уйти». В целом – революционера, и все предыдущие слова лишь синонимы данного. Порывая со своим прошлым, неся «свет новых идей» в те самые «тёмные массы», человек неизбежно становится на путь революционных трансформаций. Стремясь освободиться от мучительных внутренних конфликтов, раздирающих массовое сознание, это сознание чисто по-женски переносит все свои проблемы на подходящего лидера. За счёт простой акции голосования мы вроде бы избавляемся от этих проблем, передоверяя их «мужчине».
В этом смысле голосование за Ельцина – символический акт массового катарсиса. Ведь он-то является не только символическим носителем наших типичных противоречий, но и образцом того, как можно и нужно решительно и бесповоротно порывать с внутренними конфликтами и сомнениями.
Однако массовое сознание несут конкретные люди, а они-то разные и очень сложные. Демонстрируя только набор антитоталитаристских качеств, рискуешь оказаться близко к обочине – рядом с хорошими, уважаемыми, но несколько однозначными, теперь выясняется, людьми. Типа Э. Шеварднадзе или А. Яковлева. По слухам, у Б. Ельцина был похожий период, когда, порвав с системой, он готов был вернуться домой, в Свердловск, к своей однозначности. И близким к нему людям стоило немалого труда поколебать его в этом решении. Он ведь был первым отступником из высшего эшелона власти – и массовое сознание просто не могло отпустить его. Так он и стал Революционером. Но он ещё должен был стать и неоднозначным, как того требовало массовое сознание.
Ненавидя тоталитаризм, мы ещё слишком недалеко ушли от него. Согласно непопулярному ныне В. И. Ульянову (Ленину), декабристы стали возможны потому, что им предшествовали «три поколения непоро-тых дворян». Куда нам до этого... Значит, тоталитаризм внутри ещё сидит и властно требует, чтобы лидер был не слишком.... антитоталитарным. Чтобы он был именно Ельциным – а не, скажем, Яковлевым или Шеварднадзе. Не Новодворской.
Ельцин описывает своё детство, а затем и юность в достаточно радужных тонах. Из этих рассказов видно, что формировался он как здоровая мужская личность. На идейно-политическом же уровне столь чёткая самооценка отсутствует.’ Показательны его сравнительно недавние рассуждения о Ленине: мол, с ним «надо разобраться», но одновременно «он гений», и из Мавзолея выносить его не стоит. Ельцин отражает все мучительные сомнения нашего массового сознания.
В чем ещё нуждается наше «женское начало»? Прежде всего в сильной руке. Эта тяга к «мужику», «хозяину», к «порядку» сидит в каждом из нас. Демонстрирует ли Ельцин «сильную руку»? Уж во всяком случае, пытается. И стоны бывших партийных функционеров, вышибленных из своих кресел, свидетельствуют об этом.
«Женское начало» требует от нас терпения и послушания. Использует ли это Ельцин? Об этом можно поинтересоваться, например, у автономных республик – у той же Чечни, скажем. Он пытается навязать угодное нам послушание, не считаясь с тем, что оно уже не везде так уж «угодно» – особенно там, где национальное сознание «мужское».
Помимо этого, в такой переходный этап мы нуждаемся в новых порциях старого «горючего», на котором работал мотор былого энтузиазма – в новых обещаниях, в светлой перспективе. Даёт ли Ельцин такие обещания? Безусловно. И знаменитые то «400», то «500», а то в итоге чуть ли не три августовских дня, необходимые для «великой капиталистической революции» в России, свидетельствуют об этом. То, что обещания не сбываются,— не так важно до поры, пока есть доверчивая «женская любовь». На смену несбывшимся придут новые обещания. ‘
Женская психология падка на внешнюю символику. «Мы наш, мы новый мир» если не построили в реальности, то уж на бумаге, в названиях, всю Россию однажды перепахали. Что делает Ельцин, возрождая тот же трёхцветный российский флаг? Да то же самое с точностью до наоборот: если не восстановим капитализм в России реально, то чтобы хоть на карте, на словах и символах все было по-прежнему.
Наконец, «женское» сознание нуждается во внимании и хотя бы эпизодических благостях со стороны «мужчины» – даже не столько в реальных, сколько в символических. И здесь Ельцин не обманывает массовых ожиданий: вот вам и повышение пенсий, и зарплат, и стипендий... Хотя что купишь на эти новые уже не «горбачевки», а «ельцинки»? Совершенно неясно, за счёт чего или кого идут эти благости, но для «женского» массового сознания это не имеет значения – все же, мол, проявил внимание...
Никсон сказал однажды, что Ельцину свойствен «животный магнетизм». Если думать об этих словах буквально, то все правдоподобно: внешняя фактура, стать, рост, голос впечатляют. Особенно сильно это смотрелось, когда президент взбирался на танк – эти кадры, многократно повторенные, заворожили весь мир.
Подчеркнём, что политический магнетизм Ельцина тоже порождён массовым сознанием и перенесён на Ельцина, приписан, а кое-где и присочинён ему. Миллионы голосовавших за него людей сделали Ельцина – ЕЛЬЦИНЫМ. Совпало, сошлось, как в пасьянсе. В полной ли мере соответствует такой лидер некоему абстрактному идеалу политика – не так важно. Главное – он демонстрирует именно то, что хотят видеть люди. То, что им так нужно сегодня. Заслуги же Бориса Николаевича, во-первых, в том, что он есть такой, какой он есть. Во-вторых, он не просто уловил возникшее совпадение, но и углубляет, развивает его. Может быть, он ещё станет идеальным «мужем» для России и неплохим отцом для уже зачатой свободы.
Очень часто корни психологических особенностей человека можно отыскать в его детстве. Об этом периоде жизни Владимир Вольфович рассказывает публике неохотно. Но однажды в ходе предвыборной кампании его с пристрастием допросили в телеэфире: а кто были ваши родители? Жириновский энергично и с уважением рассказал сначала про маму, что она была русская, казачка, ещё что-то... А потом про папу, но коротко – юрист.
Можно предположить, что в семье Жириновских доминирующую роль играла мать. Обычно к пяти годам мальчики идентифицируют себя с отцом, таким образом преодолевая так называемый эдипов комплекс, и начинают чувствовать себя мужчинами. Если же именно мать властвует в семье, мальчик может начать отождествлять себя с нею, и преодоление названного комплекса затягивается. Почувствовать себя мужчиной не удаётся. Возможно, именно желание доказать самому себе и окружающим, что «он – мужчина», движет сегодня взрослым Жириновским, когда он стремится стать диктатором. О желании быть мужчиной говорит и то, что, будучи в Санкт-Петербурге, Владимир Вольфович вдруг вызвал на дуэль мэра Собчака.
Жириновский окончил два факультета Московского университета – Институт стран Азии и Африки и юридический. Однако высококлассным специалистом не стал, карьеру не сделал. Он считает причиной подобных неудач своё невступление в КПСС – без партбилета, мол, «выше» не пускали. Однако, наблюдая за Жириновским, за его выступлениями, делами, за тем, как свободно он сегодня говорит одно, а завтра другое, приходится отметить следующее: ему свойственны поверхностность и неустойчивость интересов, которые не позволяет вниманию задерживаться на одном и том же предмете. В работе не хватает выдержки, а предприимчивость ведёт только к построению воздушных замков и грандиозных планов.
Обещаниям верить трудно, потому что ни одно начинание не доводится до конца. Темперамент не позволяет удерживать себя в рамках законов государства или морали. Легкомыслие, свойственное Владимиру Вольфовичу, не позволяет ему останавливаться на границе между дозволенным и недозволенным. Упрямство, болезненно обострённая настойчивость в достижении цели, вязкость мышления, выраженный эгоцентризм и переоценка своего «я» не позволяют ему вести цивилизованную дискуссию с людьми, имеющими свою точку зрения, заставляют реагировать чрезмерно эмоционально, аффектированно.
Да и по любому другому поводу от него можно ждать гневливо-злобной реакции. Интеллект сосредоточен на деталях в ущерб оценке целого. Важно отметить и особенности его пластики – размашистость, неритмичность и порывистость. Сочетание вышеперечисленных свойств позволяет с достаточной точностью установить, что Владимир Вольфович – психопатическая личность. „Н.о. это не болезнь, все мы в какой-то степени наделены такими чертами. Это совокупность патологических особенностей характера, в данном случае – ярко выраженных, сформированных не преодолёнными вовремя комплексами.
Известный психиатр Ганнушкин отмечал, что к психопатам часто можно применить французский термин «delir des actes», «бред поступков»: говорят логично и правильно, а действуют очень «плохо» – вплоть до уголовных преступлений. Поэтому то, что Жириновский проявляет себя именно в политике, ещё не самый плохой вариант для общества.
Психопатия – это не болезнь, и потому она, к сожалению, неизлечима. И если она протекает на истероидном фоне, как у Жириновского, единственный выход для него хоть как-то сдержать свою агрессию – это пить успокоительное.
Для нас же с вами тоже остаётся лишь один рецепт против «синдрома Жириновского» – здоровый, громкий смех.
