В августе прошлого года Росстат проводил сельскохозяйственную микроперепись по личным подворьям жителей России с целью оценить ресурсную базу и акутальный потенциал агросектора страны. «За последние пять лет, как показывают итоги, сельское хозяйство в своем развитии претерпело серьезные структурные изменения», — резюмировал глава ведомства Игорь Васильев, презентуя итоговые результаты этого мероприятия в последний день минувшего ноября.
Основные его изменения заключаются в следующем:
1. По сравнению с 2016 годом число сельскохозяйственных организаций сократилось на 13,6%, количество крестьянских (фермерских) хозяйств и индивидуальных предпринимателей — на треть, а количество личных подсобных и индивидуальных хозяйств граждан за минувшие пять лет также упало почти на 31%.
2. Если конкретно под картофель в 2016 году владельцы личных подсобных хозяйств отводили 40% всех имеющихся в их распоряжении сельхозугодий, то теперь — только 31%.
3. Эффективность использования сельхозугодий в целом личными подсобными хозяйствами сокращается: в 2016 году граждане использовали в общей сложности 67,7% своих земель, то теперь этот показатель составляет 66.6% (и это при том, что в целом за минувшие годы площадь самого личного подсобного хозяйства увеличилась в среднем на 20%).
На фоне того, что вообще-то личные подсобные хозяйства граждан по-прежнему остаются главными производителями картошки в стране, российский Картофельный союз констатировал — в результатах микропереписи не видится ничего трагичного, мол, агропромышленные холдинги и фермерские хозяйства справятся с тем, чтобы накормить страну картошкой.
Но так ли это?
— В основном личные подсобные хозяйства (ЛПХ) представляют собой земельные наделы, которые выделялись жителям сельской местности под огороды. Их площадь, как правило, колеблется районе 1 гектара, — говорит экс-замминистра сельского хозяйства и продовольствия России, доктор экономических наук Леонид Холод. — И вот эти личные подсобные хозяйства выращивали довольно-таки много сельскохозяйственной продукции, особенно когда сельское население было поактивней и помоложе, а в стране было не очень хорошо с торговлей. Да, на рынок она выходила в небольшом объеме, так как нередко не имела рыночного вида. Но люди, которые ее выращивали, сами же ее и ели. А теперь этих ЛПХ стало на треть меньше.
«СП»: — И что же это означает на практике?
— Во-первых, за этой сухой статистикой на деле — миллионы людей. Во-вторых, рыночные фонды, пусть и не так ощутимо, но все же уменьшились. В-третьих, нагрузка на эти самые фонды одновременно возросла, так как граждане, отказавшиеся выращивать картошку, тем не менее пошли за этой картошкой в магазины. А стоит отметить, что производство картофеля в крупных хозяйствах не занимает 100% рынка и не формирует на 100% рыночные фонды. Точных цифр я сейчас не назову, но хорошо, если на 60%. Вот, в общем, и весь довольно тревожный расклад.
«СП»: — В чем именно выражается эта тревожность?
— Для справки: то гигантское обилие, скажем, узбекских фруктов, что мы наблюдаем в наших магазинах — это целиком продукция личных подсобных хозяйств Узбекистана. Там это звено развито, и для местных крестьян оно служит одновременно и средством к существованию (так как они выращивают, помимо винограда и дынь, еще и разнообразные овощи), и неплохим источником доходов.
Если бы в нашей глубинке, где с монетарными доходами, честно говоря, дело обстоит не очень хорошо, ЛПХ подобным же образом увеличивали свою товарность, то наши рыночные фонды прежде всего пополнялись бы. Иа конкуренция среди производителей возрастала бы. А кроме того, наши бабушки и дедушки получали бы реальные доходы вместо того, чтобы сидя по-тихому на стареньких ящичках, скрываясь от многочисленных всевозможных проверяющих, что-то продавать из-за своего забора за копейки.
«СП»: — Так по какой же такой первопричине ЛПХ у нас не повышают свою товарность, а сокращаются, раз они являются у нас в стране основными производителями того же картофеля?
— Во-первых, сельское население у нас в стране уменьшается — это факт. Во-вторых, относительная легкость приобретения того же картофеля в магазинах населенных пунктов, вокруг которых, как правило, и сосредоточено большинство ЛПХ, многие люди среднего возраста задумываются — а зачем им вообще возиться с выращиванием картошки, если проще пойти и купить ее?
Еще один немаловажный фактор заключается в том, что современное сельское хозяйство уже давно, образно выражаясь, не на волах зиждется. Чтобы обработать тот же гектар земли, условные бабушка и дедушка замучаются лопатой работать. Значит, нужен какой-никакой трактор хотя бы для вспашки. А где его взять? Раньше, когда существовали колхозы и совхозы, обычно за магарыч договаривались с местным трактористом. А сейчас колхозы с совхозами либо развалились, либо преобразовались в более эффективные формы. И значит, «левый» трактор либо банально негде взять, либо новые собственники не дают. Вот и перестают люди своими гектарами заниматься.
Кроме того, очень часто эти самые гектары личных подсобных хозяйств располагаются на весьма ликвидных землях. Поэтому все чаще к владельцам ЛПХ приходят соответствующие люди и начинают уговаривать — зачем тебе нужен этот несчастный гектар земли, с ним столько мороки, продай его лучше нам. Называют цену, и многие соглашаются.
«СП»: — А что потом с этими гектарами происходит? Они в итоге вливаются в расширяющиеся крупные агропромышленные предприятия?
— Да, некоторые площади вливаются в состав более крупных конкурентных или неконкурентных сельхозпроизводителей и фермерских хозяйств. Но жизнь-то многообразна, так что где-то они откровенно простаивают и зарастают. Есть же у нас, чего скрывать, целые деревни заброшенные, а земли под личные подсобные хозяйства, получается, никому и даром не нужны. Но нередко они используются под жилую застройку. Вон, вокруг Рублевки, посмотрите, все земли под ЛПХ, принадлежащие когда-то пайщикам, застроены дачами по совершенно сумасшедшим ценам.
Конечно, наша страна велика и многообразна, и взгляд на ЛПХ как на архаичную, давно устаревшую форму хозяйствования имеет место быть. Но я лично считаю, что если эта форма до сих пор существует, значит, она имеет большое социальное значение и сточки зрения конкуренции, с точки зрения рынка, и с точки зрения доходов на селе, ведь это ощутимый сектор производства.
Просто он имеет низкую товарность, и эту самую товарность вполне можно было бы повысить. Как именно — это уже второй вопрос. Здесь надо смотреть, а что можно сделать с сокращением сельского населения страны, с инфраструктурой на селе, как можно «завести» весьма доходный, кстати, бизнес по скупке у людей выращиваемого урожая.
В конце концов, можно было бы подумать, как помочь людям урожай вырастить. Ведь вполне можно же избавить сельчан от поисков того же тракториста за магарыч, организовав, например, по всей стране пункты проката сельхозтехники. Вот вам, кстати, и один из вариантов решения проблемы занятости сельского населения.
