- Наше время, 60-70 годы, дало очень много хороших имен. Но время, соединившее меня с лучшими театральными и кинорежиссерами, ушло. Сейчас другое время, другие фильмы, и от этого меня увольте, - сказала на премьере Алла Демидова.
И стало ясно, что она вообще-то могла на нее и не прийти из-за почти естественной склонности настоящих художников к высокому культурному затворничеству. Пойди вымани на светскую тусовку Ольгу Яковлеву или Инну Чурикову.
Но как только в длинном коридоре кинотеатра защелкали фотоаппараты, выстроились в линейку телекамеры и появился Константин Эрнст с безразмерным бледно-розовым букетом цветов, стало ясно, что Алла Сергеевна появится. И не только потому, что Эрнст как поклонник ее таланта выступил продюсером посвященного ей фильма Любови Аркус. Но, вероятно, и потому, что муж Аллы Демидовой Владимир Валуцкий был сценаристом множества известных телепроектов Эрнста ("Есенин", "Адмирал", "Лев Яшин" - их связывала работа, в которой непонятно, кто кого выручал. Думаю, хоть это и непривычно прозвучит, что, скорее, Валуцкий Эрнста, по причине острого дефицита хорошей драматургии).
О том, что актриса, не кокетничая, держит позицию отторжения всего того, с чем нас сегодня щедро знакомит жизнь, убедительно свидетельствовало и начало фильма.
Свой единственный резон сниматься в нем она нашла в дружбе автора фильма со своим покойным мужем. За Аркус тоже не заржавело: она тут же вставила, что это и для нее единственный и исключительный мотиватор снимать этот фильм. Иначе кто бы вытерпел актрису, хоть и великую, рецензирующую каждый шаг режиссера. Начиная с критики выбранных ею планов и действий и кончая оценкой вождения машины на "красный свет".
Актеры, если обходить наигранные, фальшивые манеры коммуникации с ними (а Демидова слишком крупна и серьезна, чтобы увлечься фальшью), вообще-то нелегкие люди. Хотя бы потому, что они почти всегда на всякий случай выбирают сценарий ниспровержения собеседника. И фильм Аркус, снимавшийся в стиле реалити, неискушенному зрителю вначале мог показаться настойчивым и не до конца понятным преизобилованием женских перебранок, на которые легкая на эмоции молодежь в зале неизменно реагировала смехом. Поначалу этот смех казался знаком загадочности их восприятия, но под конец обыкновенной глупостью. Слишком сложны были открывающиеся смыслы для смеховой реакции.
У нас неплохое документальное кино, и тот, кто его смотрит, точно избалован почти художественным методом Олеси Фокиной или абсолютной современностью документального кинорассказа Елены Якович. И мне трудно сказать, что Аркус сняла фильм, бьющий лучшие образцы.
Пожалуй, только кадры с нечеткими, играющими светом склянками в квартире актрисы обладали какой-то невероятной собственно-художественной ценностью и запоминались вне зависимости от смысловой нагрузки действия.
А во всем остальном сказалось то, что киновед Аркус (а киновед она все-таки великолепный, местами так просто социолог культуры) больше режиссера. И то, что она "сказала" об актрисе этим фильмом, настолько глубоко, верно, ответственно и сильно, что в общем, делает собственно кинометод вторичным.
Фильм смотрится скорее как исследование. Безупречное по глубине и точности исследование творчества художника и времени, которое делает возможным или невозможным это творчество.
Мы все отчасти оправданы этим фильмом как примером наиболее достойного и содержательного анализа появления в нашей жизни и истории настоящего художника.
Феномен Демидовой - актрисы, начинавшейся в галерее всевозможных характерных кинотипажей, как "человек без свойств", человек с дистанцией, человек ускользающий, актрисы, не говорящей "нутром", стремящейся быть вне времени и вне истории, - проявлялся рядом с другими, часто очень непохожими на нее по своей природе художниками - Высоцким, Тарковским, Муратовой.
Аркус прекрасно вписывает ее кинообраз, например, в "кино морального беспокойства" и социальных характеров 70-х. Демидова, оставаясь всему этому чуждой, играла тогда принесшие ей немалую популярность костюмные кинороли, дававшие ей "разрешение на эксцентрику".
Эти роли были ниже ее амбиций. На своих костюмных героинь она смотрела сверху вниз.
В дневнике могла написать: ничем не могу заняться - паралич воли. Но по ней этого не скажешь. По ней никогда ничего не скажешь, подчеркнет режиссер.
Интеллигентка, она не станет участвовать ни в травле Анатолия Эфроса (по мнению автора фильма, одной из самых "жестоких игр" 20 века), ни в бунте против вернувшегося из-за границы Юрия Любимова. "Я не люблю конфликтные ситуации, не люблю эту энергию. И родного отца из дома не выгоняют", - скажет она об истории с Любимовым.
Демидова - человек, предпочитающий переменчивой любви неизменное благородство.
Ей, конечно, не хватило людей, с которыми бы она могла и хотела работать. Но еще печальнее, что отчасти объяснимая ее невписанность в советский контекст на свой лад продолжилась и во времена "свободного полета" - в настырные 90-е и дальше.
И эта ее невписанность, конечно, - суд на временем и над нами.
- Я не очень востребована. Совсем не востребована, - скажет она в фильме.
Но, сплавляя свои поражения с победами, она все равно остается с нами. В меньшей степени, чем могла бы. И, может, в большей, чем мы иногда хотели бы. Потому что таков ее масштаб.
Ну и, обращаясь к возрасту, вслед за кем-то из знаменитых она повторит, что в старости все уходит. Единственное, что остается, это профессионализм.
И он точно с нею.
А еще с нею очень и очень неплохой характер. Потому что легкие препирательства первых кадров закончатся и начнется соизмерение себя с другими. Настоящее интеллигентское соизмерение. "Только деликатно", - заметит по поводу своей спонтанной просьбы в кадре убрать мешающую музыку.
