Обсуждаем с политологом Станиславом Белковским, какую роль в завершении работ сыграло соглашение между Германией и США, заключенное 21 июля.
– «Северный поток-2» (СП-2) был и остается предметом взаимоотношений, в первую очередь, США и Германии. Хотя России кажется, что она здесь играет ключевую роль. А Украине – что она играет роль существенную. Это не совсем так.
При Дональде Трампе Вашингтон считал, что европейские союзники недостаточно лояльны США, что они должны закупать американский сжиженный газ (заметьте, во всей этой фразе ни разу не появляется слово «Украина»), а не трубопроводный у России (опять Украина не появилась). То есть, Украина не была аргументом и на той стадии.
На той стадии аргументом было: если США фактически оплачивают безопасность Евросоюза в рамках НАТО, то Европе надо покупать американский газ. Такова была позиция Трампа, поэтому он и был категорически против достройки СП-2.
Когда к власти пришел Джозеф Байден, выяснилось, что евроатлантическое единство и нерушимая дружба между США и ЕС дороже всех остальных соображений, и Германии, которая заинтересована в СП-2, дали его достроить. Германии, а не кому-то еще. Украина здесь играет третьестепенную роль.
А Россия, конечно, довольна, поскольку она была заинтересована в СП-2, хотя на каком-то этапе Владимир Путин мысленно, думаю, уже списал этот проект. Но то, что он реанимирован, что, оказывается, Россия не воспринимается как абсолютное зло, а может в контексте американо-европейского альянса восприниматься как конструктивная сила, для Кремля весьма приятно. Для самолюбия Путина решение вопроса о СП-2 было важно: мы дожали этот вопрос. То, что там звучали грозные оговорки – ну, к ним Россия уже привыкли и реагирует на это, скорее, формально, чем фактически. Обижается по должности, что называется, а не по душе.
Разногласия-то остались. И соглашение Германии и США по СП-2, судя по всему, ничего не меняет на мировой политической арене: чуть ли не сразу после этого Америка заявила – санкции, санкции...
– Это так. Разногласия по самым разным вопросам – по правам человека, по вооружениям, по использованию запрещенного химического оружия – они никуда не делись. И технологическая блокада России, как средство ограничения ее международных амбиций, останется. Потому что с 2014-го мы живем в условиях гибридной войны, и она не окончена. А вопрос СП-2 для США – локальный и в целом на систему американо-российских отношений это не очень повлияет.
Но тем не менее это скажется в хорошем смысле на международной политике. Я за, потому что, когда Владимир Путин деневротизирован, когда ему кажется, что если с ним и не хотят дружить, то, по крайней мере, могут договариваться. Надо сказать, что он вообще был крайне оптимистичен после женевской встречи с Джозефом Байденом. И, видимо, остается оптимистичен, поскольку увидел перед собой (как он рассказывал своим близким людям) человека, с одной стороны, избавленного от высокомерия Барака Обамы, с другой – избавленного от некомпетентности Дональда Трампа. То есть, весьма подготовленного старика, с которым в принципе можно разговаривать и иметь дело. Такой Путин более готов и способен на разные компромиссы.
– Собственно, и канцлер Ангела Меркель никогда не считалась большим другом России. И в отличие от своего предшественника Герхарда Шредера, Меркель всегда была настроена к Владимиру Путину весьма критически. Просто германо-российские отношения давно уже стоят особняком в Европе: тут и наследие реальной политики Вилли Брандта, и какой-то отголосок Второй мировой войны (итоги которой требуют от Германии быть подчеркнуто лояльной России как правопреемнице СССР), и т.д.
Дело в том, что постройка «Северного потока 2» – не столько уступка России, сколько дань энергетической независимости самой Германии. Потребление газа в среднесрочной перспективе будет расти – в том числе и в связи с процессом перехода к зеленой энергетике, к возобновляемым источникам энергии. И еще потому, что снижается потребление угля, который традиционно составлял довольно значительную долю в энергетическом балансе Германии. Кроме того, после катастрофы в 2011-м на японской АЭС Фукусима-Дайичи, Германия вынуждена была (скорее, по политическим, чем по технологическим, экономическим или социальным причинам) сократить потребление атомной энергии. И это тоже привело к росту спроса на газ, который является экологически одним из самых чистых видов топлива в старой палитре. Во всяком случае, точно гораздо более чистом, чем уголь.
Хочу еще раз подчеркнуть: все это отнюдь не означает какого-то политического единства Германии и России. Это означает лишь то, что Германия нуждается в этом газопроводе для поддержания своего энергетического баланса и не считает, что можно ущемлять свои энергетические интересы.
Если же к власти придет Анналена Баербок, лидер партии зеленых, если зеленые возглавят правящую коалицию, то, конечно, отношение к СП-2 будет более критически, но остановить его все равно не удастся.
Кстати, компромиссный вариант уже найден. На теоретическом уровне он был известен уже давно, а на практическом – неделю назад об этом заявил глава компании Nord Stream 2 AG, который строит «Северный поток 2», Маттиас Варниг, немец и очень давний друг и соратник Владимира Путина. Он сказал следующее: со временем по «Северному потоку 2» будет транспортироваться не только природный газ, но и экологически чистый зеленый водород, производимый путем электролиза.
Еще весной, когда уже было понятно, что Германия и США договорятся о «Северном потоке 2» (подчеркиваю: в первую очередь это договоренность США и Германии, в которой Россия играет второстепенную, а Украина третьестепенную роль), было ясно: газотранспортная система Украины сможет выжить, если будет постепенно перестраиваться на поставки зеленого водорода. Видимо, именно на эти цели и будут использованы ресурсы зеленого экологического фонда.
В имиджевом плане Украина, конечно, проиграла, поскольку она до последнего утверждала, что СП-2 не будет и не должно быть, и придавала этому проекту гигантское геополитическое и даже историческое значение. Теперь взять назад свои слова она не может: Украина не может сказать, что этот проект не так уж и важен. Между тем, он на самом деле не так уж важен. Но сказать об этом в открытую и по-честному сейчас, после стольких «веков» пропаганды, Киев не может. Поэтому он вынужден признать свое локальное политико-имиджевое поражение.
Всегда считалось, что Восточная Европа больше ориентируется напрямую на Вашингтон, чем на Берлин и Париж. Но сейчас, когда Вашингтон очень ясно дал понять, что он заинтересован, прежде всего, в альянсе со старой Европой и не будет разменивать этот альянс на какие-то локальные договоренности с отдельными странами ЕС и блоком внутри Евросоюза, Польша, естественно, по этому поводу нервничает, поскольку это уменьшает ее влияние внутри единой Европы. То есть, мне кажется, что именно на это Польша так нервически реагирует, чем на факт достройки «Северного потока 2».
