Выдающийся полководец, Михаил Голенищев-Кутузов, безусловно, один из самых важных персон русской истории. Однако, как говорил о нем известный русский писатель и государственный деятель Александр Шишков, «человеку не свойственно совершенство». Некоторые поступки полководца часто приводили его окружение в замешательство.
Кутузов всегда был угодлив перед власть предержащими и не говорил им неприятностей, даже когда это требовалось обстановкой. Во время войны 1805 года Кутузов был противником сражения с Наполеоном у Аустерлица, но не решился высказать царю свои опасения напрямую. Вместо этого он… обратился к гофмейстеру двора графу Николаю Толстому с просьбой повлиять на Александра I: «Уговорите государя не давать сражения. Мы его проиграем». На что сугубо штатский придворный совершенно резонно возразил: «Моя забота – соусы да жаркое. Война – ваше дело».
Перед началом рокового сражения царь осведомился у Кутузова, почему он не командует к началу атаки. Кутузов сказал, что поджидает, пока подойдут все войска. Александр, знавший из всего военного дела только парады, заметил раздражённо: «Мы ведь не на Царицыном лугу, где не начинают парада, пока не подойдут все полки». Кутузов ответил: «Потому я и не начинаю, что мы не на Царицыном лугу!»
Современники (вопреки тому, как передал Лев Толстой этот эпизод в «Войне и мире») согласно передают, что Кутузов добавил: «Впрочем, если Ваше величество прикажете…» По свидетельствам, приказание было отдано, причём не уточняется, кем. Есть основание полагать, что его в избытке усердия отдал, вопреки своему взгляду на битву, сам Кутузов. В любом случае, главнокомандующий повёл себя по принципу «чего изволите».
Образ, с которым Кутузов вошёл в истории – на войне с турками, в молодости, он потерял глаз. Действительность, как часто бывает, причудливее реальности. В 1774 году он был ранен в висок около правого глаза. По счастливой случайности, пуля прошла навылет, не задев ни мозга, ни глаза.
В 1788 году во время очередной войны с турками, при осаде Очакова, Кутузов снова был ранен в голову и снова в правый висок. Пуля прошла навылет и вышла из левого виска. Все в армии ожидали со дня на день кончины Кутузова. Однако генерал не только выжил и полностью оправился, но даже не ослеп на один глаз! Хотя, безусловно, стал видеть хуже, а последствия ранения заставляли теперь время от времени закрывать повязкой правый глаз.
Медицинские исследования подтвердили, возможность такого редчайшего случая, когда сквозное ранение головы позади глаз не приводит к поражению зрительного нерва. По поводу второго ранения Кутузова главный хирург Русской армии доктор Массо тогда же заметил: «Должно полагать, что судьба предназначает Кутузова к чему-то великому, поелику он остался жив, когда по всем законам медицинской науки долженствовал умереть».
Кутузову приписывается фраза, сказанная им якобы на военном совете в Филях перед сдачей Москвы Наполеону: «С потерею Москвы не потеряна Россия, но когда потеряна армия, тогда потеряны и Москва, и Россия».
На самом деле, Кутузов всё время утверждал совершенно противоположное. 17 (30) августа 1812 года в письме московскому градоначальнику Растопчину он заверял, что ни в коем случае не сдаст Москву, прибавив: «По моему убеждению, с потерею Москвы неразрывно соединена потеря России».
Бородинское сражение, после которого Русская армия была вынуждена продолжить отступление, убедило Кутузова в неизбежности оставления Москвы. Совет в Филях 1 (13) сентября он созвал уже с заранее вынесенным решением. Чтобы не озвучить роковые слова самому, он предоставил открыть совет генералу Барклаю-де-Толли. Барклай и сказал: «Сохранив Москву, Россия не сохраняется от войны жестокой, разорительной; но сберегши армию, ещё не уничтожаются надежды Отечества».
Кутузов, не высказавшись по существу вопроса, подвёл черту прениям на совете, без лишних предисловий и резюме приказав дать войскам диспозицию к отступлению.
Эпизод из «Гусарской баллады», где Кутузов возмущённо выговаривает Шурочке, служившей под видом мужчины в гусарском полку, даже близко не соответствует действительности. Хотя это относится уже к другой биографии, надо внести ясность и сюда. Женщина-офицер, Надежда Дурова, служила в кампанию 1807 года, в которой её тайна раскрылась. После того её принял сам Александр I, вручил Георгиевский крест и позволил продолжать службу. Кутузов в 1812 году, зная об этом, назначил Дурову (под псевдонимом поручика Александрова) одним из своих вестовых. Под Бородином Дурова была контужена ядром в ногу, но в дальнейшем поправилась и завершила службу в Заграничном походе.
Одним из неотъемлемых элементов «походного» образа жизни Кутузова была привычка заводить себе «военно-полевых жён». Они ездили вместе с Кутузовым, переодетые в казаков. Эта склонность генерала проявилась ещё в войнах с Турцией в конце XVIII века, затем – когда он сам был главнокомандующим в турецкой войне в 1811 году. Не изменил он своим привычкам и в Отечественную войну 1812 года. В тарутинском лагере с ним были сразу две крепостные девки. Правда, как считают, в этом возрасте они предназначались уже не для утех дряхлого фельдмаршала, а для прозаической работы по дому.
Одновременно Кутузов поддерживал свой имидж – держать наложниц не считалось предосудительным в Русской армии. «Не наше дело», – писал по этому поводу генерал Богдан Кнорринг, вспоминая при этом, что фельдмаршал Пётр Румянцев возил сразу четырёх любовниц.
Про Кутузова любят повторять слова Михаила Лермонтова – «слуга царю, отец солдатам» – делая упор на последнем. Между тем, Кутузов пренебрежительно относился к жизням нижних чинов, хотя, правда, не отличался тут от большинства что русских, что зарубежных генералов. Действия Кутузова по поддержанию дисциплины в армии были, наверное, уместны. Но Кутузов не знал в них меры, а наказания в Русской армии были весьма тяжелы.
Кутузов был щедр и на смертные приговоры. В одном из последних в своей жизни приказов, в марте 1813 года, Кутузов предписал «наказывать смертью без всякого послабления» виновных… всего лишь в разглашении ложных сведений, отметив, что для примера он уже лично приказал повесить двоих.
Как «слуга царю», Кутузов предпринимал меры по подавлению крестьянских бунтов, которых бушевало много в 1812 году под влиянием слухов, что Наполеон-де даст волю. После оставления Москвы, 7 (19) октября Кутузов, по личной просьбе княгини Хованской, направил отряд войск для усмирения её крестьян. 19 (31) октября он приказал начальнику Боровского уезда Калужской губернии подавить волнения среди крестьян «по всей строгости закона», предоставив военный отряд. 9 (21) ноября сам отрядил воинскую часть для расправы с бунтующими мужиками села Романова на Смоленщине.
