Как говорится в опубликованном на днях ежегодном докладе Совета Европы (СЕ), число заключенных в России к началу 2020 года составило 519 618 человек – заметно меньше, чем в начале 2019 (563 166) и 2018 (602 176) годов. Это очень важная новость, невероятно важная, говорящая о нашей стране и о том, куда она двигается, очень многое.
Это все еще, по европейским меркам, много – чуть больше только в Турции, в других странах Европы – меньше. Но гораздо меньше, чем в США, которые удерживают первенство в мире по числу заключенных на сто тысяч населения – 639 (в России этот показатель равен 356).
Это уменьшение населения тюрем за последние годы отражает существующую уже около 20 лет динамику – в 2000 году в российских тюрьмах находилось 1,06 млн человек, сейчас – примерно вдвое меньше.
Это хорошая новость – но люди не очень замечают хорошие новости по целому ряду причин. Во-первых, мы от природы запрограммированы больше обращать внимания на угрозы. Не страшно пропустить хорошую новость – а вот прозевать угрозу (в виде льва или нападения на город) было действительно опасно. Сейчас это, конечно, не так – абсолютное большинство плохих новостей никак не касается вашей безопасности. Но психологические механизмы, которые сформировались в совсем других условиях, продолжают срабатывать – составители новостных заголовков используют это, зная, что читатель скорее кликнет на пугающий заголовок, чем на позитивный.
Другая причина – плохие новости чаще носят внезапный характер (теракт, катастрофа, убийство), а хорошие обычно развиваются медленно и плавно, и не очень понятно, когда о них сообщать. «Вот уже двадцать лет, как число заключенных в России снижается» – неясно, в какой момент это должно выскочить как срочная новость. Но есть и еще одна причина – в информационном пространстве довольно активен определенный взгляд на Россию как на страну, в которой все очень плохо. Вера в то, что все идет от плохого к худшему, воспринимается как признак человека честного и неравнодушного, почти как нравственная обязанность.
Как международные, так и внутренние друзья свободы пишут о том, что режим становится все более репрессивным – причем это происходит уже очень давно, все эти примерно лет двадцать. Атмосфера ненависти уже давно стала такой густой, что в ней можно было топор вешать, а потом сделалась еще в четыре раза гуще. Как это согласовать со статистикой, согласно которой государство стало гораздо меньше сажать граждан, а граждане – совершать меньше преступлений? Как в эту мрачную картину вписываются другие позитивные показатели – например, сокращение числа абортов (примерно в три раза с 2005 года) и потребления алкоголя (в два раза с 2011 года)?
Похоже, что никак. Картина мира, в которой Россия может двигаться только под уклон, существует независимо от каких-либо статистических показателей. Люди основывают свои представления о мире на том, что, по их убеждению, должно быть – а любая информация, противоречащая этому, блокируется, часто даже неосознанно. Можно ли от этого просто отмахнуться? Ну, раз людям нравится жить в таком депрессивном мире, не запрещать же им это? Не запрещать, конечно – но, во всяком случае, не принимать эту нигилистическую и унылую точку зрения на Россию. Потому что она может оказаться очень разрушительной.
Читая обличения, я не могу избавиться от ощущения, что где-то это все уже было. Тоже «лучшие люди» обличали «прогнившее, некомпетентное, коррумпированное и репрессивное государство». Это было во времена самодержавия, которое, как нам говорят, тоже жестоко подавляло народ, выступавший против его нестерпимой тирании. Негодование революционной интеллигенции начала ХХ века (когда читаешь эти тексты сейчас) тоже выглядит вполне искренним. Тем более, что именно ее точка зрения забронзовела и отлилась в граните официальной советской пропаганды. Тем из нас, кто застал это время, еще в школе крепко вбили: «Николай Кровавый», «столыпинский галстук», «репрессии обреченного режима».
Однако если отложить в сторону эмоциональные оценки, которые давали борцы с самодержавием, и обратиться к статистике – сколько на самом деле людей было казнено при последнем русском императоре – мы обнаружим неожиданную вещь. Количество смертных казней в Российской империи было сопоставимо с другими европейскими странами – и несопоставимо меньше, чем в СССР. С 1825 по 1905 год к смертной казни в царской России было приговорено 1397 человек, казнено 894 человека. Военно-полевые суды, действовавшие восемь месяцев с 1906 по начало 1907 года (на пике репрессий, вызванных революцией 1905 года), вынесли чуть больше тысячи смертных приговоров, реально казнено 683 человека.
Для сравнения: за 1936–1937 годы, без какого-либо восстания и необходимости его подавлять, к расстрелу было приговорено 681 692 человека, по другим данным несколько больше. Люди, которые так негодовали на «царскую тиранию», привели к власти настоящую тиранию – и, в отличие от царизма, действительно кровавую. Почему это стоит вспомнить? Потому что присловье, что нельзя обманывать всех, все время и одними и теми же трюками, увы, неверно. Внушать людям, что они живут при страшной тирании, когда на самом деле положение дел нормально – это вполне работающий прием.
Картина, созданная своим, доверенным кругом источников, «лучшими людьми» и «правильными» СМИ, проглатывается и транслируется без проверки. Но если обратиться к статистическим показателям, мы живем вовсе не при страшном режиме, который день ото дня свирепеет, а в стране, где нравы (в том числе нравы государства), напротив, постепенно смягчаются. Это процесс медленный и неровный, но он идет.
Конечно, мы живем не в раю – и мы можем и должны протестовать против несправедливости, когда мы ее видим. Но чтобы что-то изменить к лучшему, нужно исходить из действительного положения дел. А оно медленно, но несомненно улучшается – и продолжит улучшаться, если дать стране спокойно жить и развиваться.
