Моя статья «Донецкий консенсус рухнул в одночасье» вызвала живой отклик в Сети.
Поэтому позволю себе продолжить близкую мне тему. Я убежден, что конфликт на Донбассе интересен не в строго историческом разрезе, но как практический урок одновременного противостояния народа внешнему врагу и псевдопатриотической компрадорской элите. А также как операция по возврату исконно русских людей и территорий на Родину.
Иногда мне приходится слышать, что у Крыма получилось вернуться на Родину, а у Донбасса нет, потому что Донбасс «не так» восстал. Так точно не скажет тот, кто сидел в окружении в Славянске, штурмовал аэропорт, месяцами жил и работал под обстрелами. Не стоит учить Донбасс мужеству и стойкости — там их некуда девать.
Однако вынужден признать, что были объективные проблемы в русском движении Донбасса во время «майдана» и на начальном этапе Русской весны.
О них мы поговорим в другой раз, а сегодня остановимся на самоидентификации и политических предпочтениях жителей Донбасса накануне Русской весны.
По данным донецкого социолога К. Черкашина, до Русской весны на Донбассе лишь 33% жителей Донецка идентифицировали себя как русские, 55% как украинцы.
Вследствие политики украинизации происходило изменение самоидентификации жителей: «русских» становилось меньше, «украинцев» больше (в 2001 году русских — 48%, в 2013 году — 33%). Транзит из «русских» в «украинцев» происходил через промежуточную идентичность «и русский, и украинец».
Доля украинцев и русских в Донецкой области по данным переписей населения 1926—2001 гг.
Тем не менее в абсолютных цифрах перед Русской весной в Донецкой и Луганской областях количество русских было в 2 раза больше, чем в Крыму (см. — Черкашин К. В. Динамика этнической самоидентификации жителей Донбасса // Журнал исторических, политологических и международных исследований. 2018. № 4 (67). С. 104–109.).
По мнению донецкого историка М. Руденко, самоидентификация себя украинцем на Донбассе и Галичине сильно отличалась: украинец Донбасса — это представитель одного из трех братских народов, украинец Галичины — «антирусский».
Примерно такое наивно-ностальгическое представление о совместном будущем трех братских народов доминировало на Донбассе.
От себя добавлю, что данные украинских переписей весьма условные, как и довоенная самоидентификация жителей Донбасса. Например, одни национальность выбирали по стране проживания, другие пытались высчитать, каких предков в роду больше — выходцев из Малой, Белой или Великой Руси, третьи — по наитию, четвертые — по политической мотивации.
Но наибольший подвох крылся в вопросах о «родном языке»: условному дончанину учительница говорила, что его родной язык — украинский (такая была школьная программа), и СМИ вбивали в голову то же самое, но в городах на бытовом уровне украинский встречался чуть чаще, чем латинский или эльфийский.
Существует также мнение, что в ментальном плане Донбасс был в большей степени не русским, а советским. Это регион, в котором в силу исторических особенностей его освоения реально удалось создать ту самую интернациональную общность советских людей, как результат работы советского «плавильного котла наций».
Пятилетки, соцсоревнования, стахановское движение, встречные планы, снабжение по 1 категории — корни донбасской гордости.
В целом, до Русской весны жители Донбасса не будировали национальный вопрос, их национальное самосознание проявлялось в императиве по признанию русского языка вторым государственным, защите общей истории, а также интеграции с Россией.
В 90-х и 2000-х на всех без исключения выборах Юго-Восток Украины и Центр с Западом поддерживали кандидатов с противоположными программами.
Если партия рассчитывала на поддержку жителей Донбасса, она обязана была отстаивать следующие идеи:
— русский язык — второй государственный;
— курс на сближение с Россией;
— защита рабочего класса (поддержка металлургии, угольной отрасли);
— борьба с героизацией нацизма;
— защита прав Украинской православной церкви Московского Патриархата.
Однако в реальности «борьба за русский язык» на Украине могла продолжаться вечно, поскольку никто из системных политиков не планировал всерьез ссориться с Вашингтоном и организованным националистическим меньшинством.
Идея полной независимости региона от Киева получила широкую популярность на Донбассе только весной 2014 года, после антиконституционного переворота в Киеве и начала Крымских событий.
«Это может свидетельствовать о низкой общественной поддержке идеи сепаратизма в Донбассе в 1991—2013 гг., хотя следует иметь в виду, что пропаганда чистого сепаратизма или перехода в состав России в то время была невозможна, так как являлась уголовным преступлением», — пишет донецкий историк и политолог С. Бунтовский.
В противовес сепаратизму была достаточно широко распространена ностальгия по СССР, желание объединиться в максимально тесный союз с Россией и Белоруссией (Союзное государство, например). В среде интеллигенции и русских активистов были достаточно развиты идеи автономизма и федеративного устройства Украины.
События 2014 года в Киеве ярко показали Донбассу, что с Украиной-Антироссией ему не по пути, подлинное мнение Юго-Востока политическое руководство Украины учитывать не будет, а на местную элиту надежды нет.
Выход из, казалось бы, безвыходной ситуации показал Крым. При этом Донбасс не встал следом за Крымом — Донбасс прикрыл собой Крым. У Донбасса иной путь в Россию, и он близок к завершению.
