Большая часть творческой жизни великого русского писателя, 195-летие которого отмечалось 27 января, связана с городом на Неве. Во времена СССР Кирочную улицу Ленинграда переименовали в улицу Салтыкова-Щедрина. В 1990-е ей вернули прежнее имя. Пришедшие тогда к власти люди, как видно, понимали, что именно таких, как они, сатирик язвительно высмеивал в своих произведениях. И простить ему этого не могли.
С осени 1838 года Салтыков учился в Царскосельском лицее. Перед ссылкой в Вятку служил в канцелярии военного министерства, а жильё снимал на набережной Мойки. В 1868 году после работы вице-губернатором в провинции он окончательно поселился в Петербурге. И не мог скрыть восторга: «Я обернулся: сзади меня расстилалось зеркало Невы, всё облито тихим мерцанием белой майской ночи. Воздух был недвижим, деревья в соседнем саду словно застыли, на поверхности реки – ни малейшей зыби, с другой стороны реки доносился смутный городской гомон и стук, здесь, на Выборгской, – царствовала тишина и благорастворение воздухов...»
В Петербурге будущий писатель был причислен к Министерству внутренних дел, но думал уже только о литературе. Имя надворного советника Щедрина, которым были подписаны появлявшиеся в «Русском вестнике» с 1856 года «Губернские очерки», сразу стало одним из самых популярных в России. Они положили начало литературе, получившей название «обличительной», благодаря чему их автор и стал знаменитым: «История одного города», «Господа Головлёвы», «Премудрый пескарь», «Дикий помещик», «Помпадуры и помпадурши» и др.
«Я люблю Россию до боли сердечной, – говорил Михаил Евграфович, – и даже не могу помыслить себя где-либо, кроме России». Но многое из того, что было в стране, он беспощадно и язвительно высмеивал в своих книгах. В успех революции, к которой призывали «передовые люди» того времени, не верил.
Салтыков был убеждён, что современная ему Россия не была готова к демократическим преобразованиям, долгие годы крепостного права сказались на народном характере. Он презирал и клеймил все виды лжепатриотизма, тех, кто всегда готов был «выждать потребный момент и как можно проворнее переодеться и загримироваться», презрительно называл «пёстрыми людьми». «Взамен совести выросло у них во рту по два языка, и оба лгут». Другими словами, именно Салтыков- Щедрин, сам того не подозревая, нарисовал около полутора веков назад точный портрет той «перестроечной» номенклатуры, которая после краха СССР, выбросив партбилеты, стремительно переместилась из ЦК КПСС и райкомов в кресла директоров банков и частных компаний, нагло присвоив себе созданные народом богатства страны.
В интернете можно найти своего рода виртуальное интервью с писателем, в котором в ответ на вопросы, связанные с проблемами современной России, помещены цитаты из произведений Салтыкова-Щедрина. Как же любопытно!
– Михаил Евграфович, какова, на ваш взгляд, основная задача российской власти?
– Российская власть должна держать народ свой в состоянии постоянного изумления. Если на Святой Руси человек начнёт удивляться, то он остолбенеет в удивлении и так до смерти столбом и простоит. Кроме того, для власти система очень проста: никогда ничего прямо не дозволять и никогда ничего прямо не запрещать.
– В последнее время мы наблюдаем как раз стремление законодателей запрещать множество вещей...
– Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения.
– Скажите, воровство и коррупция у нас неискоренимы?
– Когда и какой бюрократ не был убежден, что Россия есть пирог, к которому можно свободно подходить и закусывать? Есть легионы сорванцов, у которых на языке «государство», а в мыслях – пирог с казённой начинкою. Для того чтобы воровать с успехом, нужно обладать только проворством и жадностью. Жадность в особенности необходима, потому что за малую кражу можно попасть под суд.
– Печально, но, кажется, вы правы. Но многие могут обвинить вас в русофобии.
– Сознательное отношение к действительности уже само по себе представляет высшую нравственность и высшую чистоту. Многие склонны путать два понятия: «Отечество» и «Ваше превосходительство».
– Что такое для вас Родина?
– Родина не там, где лучше, а там, где больнее. Отечество – тот таинственный, но живой организм, очертания которого ты не можешь для себя отчётливо определить, но которого прикосновение к себе непрерывно чувствуешь, ибо ты связан с этим организмом непрерывной пуповиной.
Любопытно, что всё это говорил не просто литератор-сатирик, которых хлебом не корми – все будут яростно критиковать, а человек, который занимал в царской России высокие государственные посты, дослужился в соответствии с Табелем о рангах до чина подполковника. Вы можете себе представить какого-нибудь важного чиновника в России, который говорил (и печатал!) бы нечто подобное, что писал и издавал Салтыков-Щедрин?
Хотя, конечно, ему было нелегко. «Его сказки – злая и едкая сатира, направленная против нашего общественного и политического устройства», – писал цензор Лебедев в 1880-е годы Немного вообще найдётся писателей, которых ненавидели бы так сильно и так упорно, как Салтыкова-Щедрина. Эта ненависть пережила его самого; ею проникнуты были даже некрологи, посвящённые ему в некоторых органах печати. Это и понятно: увидеть себя в зеркале не всегда приятно.
Некоторые приписывают Салтыкову-Щедрину цитату: «Если в России начинают говорить о патриотизме, знай: где-то что-то украли». На самом деле он говорил о патриотизме совсем другое. «Идея, согревающая патриотизм, – это идея общего блага. Какими бы тесными пределами мы ни ограничивали действие этой идеи (хотя бы даже пространством княжества Монако), всё-таки это единственное звено, которое приобщает нас к известной среде и заставляет нас радоваться такими радостями и страдать такими страданиями, которые во многих случаях могут затрагивать нас лишь самым отдалённым образом. Воспитательное значение патриотизма громадно: это школа, в которой человек развивается к воспринятию идеи о человечестве», – писал он в статье «Сила событий».
А тех, кого у нас сегодня называют либеральной оппозицией, Салтыков презрительно называл «паразитами». «Напротив того, идея, согревающая паразитство, есть идея, вращающаяся исключительно около несытого брюха. Паразит настолько подавлен инстинктами личного эгоизма, что не может сознавать себя в связи ни с какою средою, ни с каким преданием, ни с каким порядком явлений. Хотя же и случается, что он предпочитает одну территорию другой и начинает называть её отечеством, но это не отечество, а только оседлость. Воспитательное значение паразитства громадно: в этой школе вор мелкий развивается в вора всесветного».
Как тут не вспомнить, например, про Навального? И не будущих ли чубайсов и тех, кто их оправдывает, имел в виду Салтыков, когда говорил: «Почти на каждом шагу приходится выслушивать суждения вроде следующих: «правда, что N ограбил казну, но зато какой патриот!» или: «правда, что N пустил по миру множество людей, но зато какой христианин!» – и суждения эти не только не убивают нашу совесть, но даже не удивляют нас».
«Нельзя быть паразитом и патриотом ни в одно и то же время, ни по очереди, то есть сегодня патриотом, а завтра проходимцем. Всякий должен оставаться на своём месте, при исполнении своих обязанностей», – указывал писатель.
Часто Салтыкову-Щедрину приписывают сегодня и другую цитату: «Если я усну и проснусь через сто лет и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу: «Пьют и воруют». Один любознательный пользователь Всемирной паутины заинтересовался, откуда же взята эта цитата? В произведениях писателя её нет. Но оказалось, что ею наводнён весь интернет. «Гугл» даёт 106 000 ссылок на «Салтыков-Щедрин пить и воровать», 105 000 на «Салтыков-Щедрин пьют и воруют» и 104 000 на «Салтыков-Щедрин в России пьют и воруют».
«Но самое интересное, – отмечает любознательный пользователь, – что ни в одном тексте по ссылкам не дан источник «крылатого выражения». Я, конечно, все сто тысяч ссылок не осилил, но просмотрел вроде бы авторитетные.»
Издательской работой отставной чиновник Салтыков занимался страстно, с увлечением принимая к сердцу всё касающееся журнала. Когда пытаются объяснить, почему вдруг высокопоставленный управленец решил уйти в литературу, ответ на самом деле простой. Волшебный зов искусства оказался сильнее. Похожий пример приводит Станиславский в своей книге «Моя жизнь в искусстве». Один высокопоставленный генерал так увлёкся его театром, что бросил всё и стал заниматься тем, что сидел во время спектакля за сценой и с увлечением свистал соловьём. Впрочем, есть версия, что Салтыков был попросту отправлен в отставку за свои независимые взгляды.
Незадолго до смерти писатель был прикован к кровати. Однако всё-таки не терял чувства юмора. Нередко, когда Михаил Евграфович не мог в силу слабости принять гостей, он просил передавать им: «Я очень занят – умираю». При этом он не переставал писать.
Салтыков-Щедрин умер 28 апреля 1889 года и погребён на Волковском кладбище в Петербурге, рядом с Иваном Тургеневым.
