В культуре, где способность быть обаятельным и вызывать восхищение людей является чуть ли не главным социальным достоинством, быть интровертом может быть сложно — если не стыдно. С этим тезисом спорит Сьюзан Кейн — автор книги Quiet: The Power of Introverts in a World That Can’t Stop Talking.
Когда дело касается творчества и руководства, нам нужны интроверты, которые делают то, что у них лучше всего получается. 30-50% населения — интроверты. Это каждый второй или третий из ваших знакомых. Ко всем ним относятся с предвзятостью, которая глубоко укоренилась в нашем обществе. Мы усваиваем такое отношение к ним с самого детства, хотя даже не можем сказать, в чем заключается наша ошибка.
Чтобы ясно увидеть эту предвзятость, нужно понять, что такое интроверсия. Это не стеснительность. Стеснительность — это боязнь общественного осуждения. Интроверсия — это особенности того, как человек реагирует на сигналы из внешней среды, включая общение с людьми. Экстравертам необходимо большое количество стимулов, а интроверты лучше всего чувствуют себя и работают наиболее энергично в спокойной обстановке без лишнего шума. Не всегда — все относительно — но в большинстве случаев. Поэтому для того чтобы максимально реализовать наши таланты, каждый из нас должен находиться в наиболее оптимальной для себя обстановке.
Но здесь мы сталкиваемся со стереотипом. Наши самые важные учреждения — школы и рабочие места — созданы, в основном, для экстравертов и для удовлетворения их потребности в большом количестве стимулов. Также сейчас бытует система убеждений, которую я называю новым групповым мышлением, которая утверждает, что творчество и производительность труда возможны только в тех случаях, когда рабочие места тесно сгруппированы.
«Одиночество — главная составляющая творчества. Например, Дарвин любил гулять по лесу в одиночестве и твердо отказывался от приглашений на званые обеды».
Представьте себе обычный современный класс. Когда я училась в школе, мы сидели рядами. Парты стояли рядами, вот так, и мы делали большинство заданий самостоятельно. Но в современных классах парты стоят группами — 4, 5, 6, 7 учеников сидят лицом друг к другу и делают бесчисленное множество групповых заданий. Даже на уроках математики или в сочинениях, где должен быть простор для собственной мысли, дети должны вести себя, как члены комиссии. Ребят, предпочитающих уходить из класса или работать в одиночестве, часто воспринимают как изгоев, либо еще хуже — трудновоспитуемых. Большинство учителей описывают идеального ученика как экстраверта, и никак не интроверта, несмотря на то, что интроверты лучше учатся и более начитанны, что подтверждено различными исследованиями.
То же самое относится и к рабочим местам. Большинство из нас работают в помещениях открытой планировки, без стен, постоянно подвергаясь гвалту и наблюдению со стороны коллег. В области руководства — интровертам редко достаются руководящие должности, несмотря на то, что они обычно тщательны и не склонны к излишнему риску — что сегодня нужно всячески поддерживать. Интересные исследования Адама Гранта из Уортонской школы бизнеса показали, что руководители-интроверты часто достигают лучших результатов, чем экстраверты, так как они более способны дать возможность реализоваться идеям своих подчиненных, тогда как экстраверт, может, и неумышленно приходит в восторг от своих идей и переиначивает все под себя, не давая предложениям других свободного хода.
Некоторые из наиболее влиятельных лидеров были интровертами. Например: Элеонора Рузвельт, Роза Паркс, Ганди — все они описывали себя людьми мягкими и даже стеснительными. Все они попали в центр общественного внимания вопреки личным побуждениям. Это оказалось особенно притягательным, так как они встали у власти не потому, что их тянуло покомандовать, и не затем, чтобы ими полюбовались, а потому, что не видели другого выбора и были вынуждены действовать за правое дело.
«Как известно, коллективы подвержены влиянию наиболее представительного или обаятельного присутствующего, невзирая на то, что связь между красноречием и ценностью идей равна нулю».
Одиночество — главная составляющая творчества. Например, Дарвин любил гулять по лесу в одиночестве и твердо отказывался от приглашений на званые обеды. Теодор Гейзель, известный как Доктор Сьюз, выдумал многих своих замечательных персонажей, сидя один в колокольне на заднем дворе своего дома в городе Ла-Хойя, штат Калифорния. Он даже боялся встреч с детишками, которые читали его книги. Он думал, что дети представляли его этаким добряком Санта Клаусом, и не хотел их разочаровывать своим сдержанным видом. Стив Возняк изобрел первый компьютер Apple, сидя один в своем кабинетике в компании Hewlett-Packard, где он в то время работал. По его словам, ему никогда не удалось бы стать таким знатоком, не будь он таким интровертом и домоседом в юности.
Конечно же, мы не должны прекращать сотрудничать — тот же Стив Возняк объединился со Стивом Джобсом, для того, чтобы основать компанию Apple Computer, но пребывание в одиночестве очень ценно и для некоторых — совершенно необходимо. Люди веками знали необыкновенную силу уединения. Только с недавних пор, как ни странно, мы о ней забываем. В большинстве известных религий мира присутствуют искатели истины — Моисей, Иисус, Будда, Мухаммед — они одни уходят в пустынные, дикие места, где переживают глубокие откровения и прозрения, которые затем передают народам. Без природы нет и прозрений.
Неудивительно, что то же трактует современная психология. Оказывается, невозможно находиться в обществе людей, не подражая, инстинктивно, мнению большинства. Вас потянет собезьянничать даже в сугубо личных привязанностях и склонностях, и вы начнете копировать окружающих, даже не осознавая этого.
Как известно, коллективы подвержены влиянию наиболее представительного или обаятельного присутствующего, невзирая на то, что связь между красноречием и ценностью идей равна нулю. Может быть, вы идете за лидером с наилучшим планом, а может быть и нет. Намерены ли вы довериться шансу? Лучше было бы всем разойтись, подумать своим умом в стороне от влияния группы, а потом собраться вместе, и сообща обсудить идеи в спокойной обстановке, а потом делать выводы.
«Но затем наступил XX век, и у нас появилась новая культура, которую историки назвали «культурой личности». Главным изменением стал переход от сельскохозяйственной экономики к миру большого бизнеса».
Если все так логично, почему же мы до сих пор ошибаемся? Почему наши школы и рабочие места так устроены? Почему мы осуждаем интровертов, когда они стремятся какое-то время побыть в одиночестве? Один ответ можно извлечь из глубин нашей истории. Западные общества, особенно Соединенные Штаты, всегда предпочитали человека действующего человеку вдумчивому, особенно вдумчивому мужчине. В начале истории Америки характеру лидера придавалось большое значение, и мы ценили людей с богатым внутренним миром и высокой нравственностью. Если мы посмотрим на книги по личностному росту того времени, то увидим заглавия типа: «Характер — величайшая вещь в мире». Эти книги ставили в пример таких людей, как Авраам Линкольн, который славился своей скромностью и неприхотливостью. Ральф Уолдо Эмерсон назвал его «Человек, который не обижается на превосходство других».
Но затем наступил XX век, и у нас появилась новая культура, которую историки назвали «культурой личности». Главным изменением стал переход от сельскохозяйственной экономики к миру большого бизнеса. Людям внезапно пришлось переезжать из маленьких городов в большие. Вместо того, чтобы работать рядом с теми, кого они знали всю свою жизнь, людям пришлось отвоевывать место под солнцем в толпе чужаков. Поэтому вполне разумно, что новыми важными для жизни качествами стали обаяние и харизма. Вслед за этим изменились и книги по личностному росту: у них появились названия типа «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей», которые ставили в пример успешных торговцев. Это мир, в котором мы сейчас живем. Это наше культурное наследие.
