В начале двухтысячных уезжала я как-то в отпуск. Поднакопила денег, решила, что я, хуже всех, что ли? Полечу в Турцию. А самолётом до этого не летала почти. Боялась, честно говоря.
Вечером, перед самым отпуском сижу в кабинете, документы заполняю. Смеркается. А тут стучат в дверь, и вваливается дородная такая дама в мешковатом пальто.
— Ольга Анатольевна, вы тут?
Узнаю свою пациентку Иванову с диабетом.
— Здравствуйте, — говорю. – Пока тут.
— А я сегодня на кладбище была, мне там сказали, что у вас сегодня последний день. Вот я и прибежала, чтоб вы мне под конец рецепт выписали.
А я ж летать боюсь. А она тут со своим кладбищем и «последним» днём. В самолёт садилась – тряслась вся. Долетела.
Через несколько лет должны были делать мне крайне сложную операцию. Какую – рассказывать не буду, но разговор шёл о жизни и смерти. Опять сижу вечером в кабинете, документы заполняю.
Снова стук в дверь и вваливается сильно постаревшая Иванова.
— Ольга Анатольевна, вы тут?
— Тут, — ворчу я.
— Мне тут сказали, что у вас сегодня последний день….
Я потом лежу на операционном столе, наркоз действовать начинает. А в голове – Иванова и этот её «последний» день. Я тогда, уже угасающим сознанием решила, что это на самом деле хороший знак.
Самолет-то, в конце концов, приземлился благополучно...
