«Вот Иван Денисович — крестьянин. Но в этом рассказе ничего нет о том, что он крестьянин. Он ни мысленно, ни в воспоминаниях, ни в мечтах, ни в повседневности к крестьянскому труду никакого отношения не имеет. Этого нет совсем. Но какая его отличительная черта? Он умеет угодить нужному человеку. Там очередь займет, тут кашу принесет. И представить себе, что до ареста, до военной жизни он вел себя иначе — невозможно. И самое главное, невозможно представить, что вернувшись в колхоз, на работу, он перестанет так себя вести. Перестанет открывать дверь, мыть чашку начальнику… вот это его главная, характерная черта», — анализирует Моисеева «Один день…».
«Чем она нравится рассказчику? Тем, что умеет ему потрафить. В 4 утра встанет, за водой сходит, печку затопит, за торфом сбегает. Варит ему, этому якобы учителю, в отдельном котелке… Он пишет: „в одном котелке для козы, в другом для себя, а в третьем — для меня“. Почему бы ему не сказать — Матрена Васильевна, давайте из одного котелка есть? А он не говорит. Учитель он там? Мы тоже из текста не знаем. Учитель должен писать о детях… но этого нет. Он провел сначала годы на войне, а потом в тюрьме. А после этого — сразу учительствовать. Представляете, какой уголовный опыт? И Матрёна Васильевна — праведница для него», — говорит Моисеева.
«Произведения эти, на мой взгляд, абсолютно русофобские. Из всех персонажей нет ни одного нормального. Либо хромой, слепой, горбатый, глухонемой, — физический недостаток, либо нравственный недостаток, либо умственная неполноценность. И этот характер сейчас, как «национальный», очень востребован. Так и хотят сказать — „теперь мы все должны покаяться». А после покаяния можно не стесняться в выборе средств подавления», — подытожила Ирина Моисеева.
