Подходит к концу юбилейный, 220-й сезон в театре драмы. «Патриоты Нижнего» встретились с одним из его ведущих актеров, заслуженным артистом России Анатолием Фирстовым. В этом сезоне он представил на суд зрителей свою постановку «Подходцев и двое других» (она, кстати, лидирует в голосовании за лучшую премьеру в официальных группах театра в социальных сетях) и появился в премьерных спектаклях «Параллельные влюбленности» и «Господа Головлевы». В его творческом арсенале – более ста ролей. Он работал с режиссерами и актерами, ставшими легендами. Он чрезвычайно коммуникабельный и располагающий к себе человек, которого интересно слушать и к которому хочется прислушиваться. Интервью могло бы получиться намного длиннее, если бы не ограничение в одну страницу. О том, как начиналась карьера Анатолия Фирстова, как он работал над некоторыми своими ролями и что думает об импровизации на сцене – читайте в нашем материале. «Театр стал более реалистичным» – Анатолий Петрович, в Нижегородском театре драмы вы служите уже 42-й сезон. Как изменился театр за это время? – Когда я поступил сюда, были во цвете артисты, глыбы театра Степан Ожигин, Лилия Дроздова, Раиса Вашурина, Лидия Морозкина, Игорь Поляков, Николай Волошин, Николай Хлибко, Вацлав Дворжецкий. Было крепким и среднее поколение. Молодежь пришла бойкая, но мы начинали с массовок и эпизодических ролей. Сегодняшние выпускники стартовали лучше: они плотно заняты в постановках. Поменялись за это время театр и способ существования. Помню, репетировали мы какую-то сцену с дядей Колей Хлибко, и я поторопился со своей репликой после его слов. Он меня так по-отечески остановил и сказал: «Не торопись, в этом месте будут аплодисменты». И они были! Так он давал понять зрителям, что сцена закончилась и закончил ее именно он. Это называлось «подача на уход артиста». Таким был закон сцены. Сейчас все по-другому. Театр стал более реалистичным, киношным. Когда я работал над спектаклем «Подходцев и двое других», главным для меня было добиться от ребят нормального человеческого существования с живой, но действенной речью. Да, во всем должна быть театральность: бормотание под нос никому не нужно. Но важно, чтобы она сочеталась с естественностью, органикой. – В юности, когда вы пришли в театр, вероятно, считали то, прежнее, существование нормальным? – Нет. Были примеры столичных театров, примеры кино. Я начинал в золотое время советского театра, в 70-е годы, когда работали Товстоногов, Эфрос, Ефремов, и они были критерием для нас, молодых. Столпами в исполнении чтецких программ тогда были Смоленский и Журавлев. Они вещали, декламировали. И вдруг появился Юрский и начал читать Пушкина иначе, по-человечески, живо, расставляя другие акценты. У него был совершенно другой способ существования. Величайший педагог по речи Людмила Булюбаш говорила: «Я не знаю, как к этому отнестись, но это здорово, от этого невозможно оторваться». – В НТУ вы учились у Бориса Наравцевича, Семена Лермана, Валерия Соколоверова, Людмилы Булюбаш. Что представляла собой их школа? С каким багажом вы пришли в театр? – В то время было грандиозное театральное училище. Мне грех жаловаться. В театр я пришел с хорошим багажом. Но другой разговор – использовался он или нет. Актер считается актером после того, как проработал пять лет. Выпускник теряется, испытывает давление, ему не хватает опыта, хотя он обладает азами ремесла. Соколоверов говорил, благословляя нас: «Никого из артистов не слушайте. Доброхотов будет много. Вас будут ловить в кулуарах, коридорах, будут заходить в гримерку и подсказывать, как надо работать. У вас один бог, запомните на всю жизнь: режиссер, который ставит спектакль». Я потом испытал это на себе. Памятуя эти слова, я в очень редких случаях подхожу к молодежи. Бывает, режиссер не может, как мы говорим, найти «мохнатого» слова. Я пытаюсь донести то же самое до человека, но другими словами. – Мне кажется, все-таки молодые ребята тянутся за вами… – Да, есть такой момент. Для меня эталоном являются режиссура и работа с актерами Валерия Саркисова. Он показывает, но не объясняет, почему так нужно делать, потому что надеется, что ты профессионал и тоже мыслишь. Энергетика и личный пример часто оказывают самое большое влияние на артистов. Я специально взял в спектакль «Подходцев и двое других» молодежь. Евгений Зерин, Валентин Омётов и Андрей Соцков должны быть одним целым. И они мне хорошо помогали на репетициях, привносили определенные нюансы. Да, Соцков немного пасовал перед Зериным и Омётовым. По Аверченко они все погодки, им по 33–35 лет, а ему было на тот момент 23, и жизни он еще не видел. Его «переделывание» длилось долго. Но я доволен результатом. Он изменился, много набрал за это время. «Хулиганство Аметистова-Фирстова» – Недавно в театре состоялась премьера спектакля «Господа Головлевы». Вы в свое время исполняли роль Петеньки в постановке «Иудушка Головлев». Когда это было? Какие у вас остались воспоминания о ней? – Это было в 1977 году. Главный режиссер театра Герман Меньшенин вывесил распределение на следующий сезон. До этого у меня была только работа в массовках и эпизодические роли. А здесь – три спектакля, и во всех я занят: Петенька в «Иудушке Головлеве», Малахов в «Остановите Малахова» и Петр в «Последних». У меня мурашки пробежали по коже. В отпуске я прочитал роман Салтыкова-Щедрина и нафантазировал себе трагическую личность. Прихожу на репетицию, и режиссер Лерман говорит, что будем делать все по-другому. В итоге я выполнял его вещи, но интуитивно меня тянуло на то, что придумал сам и, как мне казалось, что написано у Салтыкова-Щедрина. Я считаю, что роль Петеньки мне не удалась. Мораль в том, что никогда не нужно предвосхищать события: у режиссера есть свое решение, и оно работает на весь спектакль. – В сегодняшней постановке «Господа Головлевы» вы исполняете сразу три роли: папеньки, бурмистра и доктора. Можно ли эту цифру назвать рекордной? В чем специфика такой работы? – Сначала вообще было пять ролей: Яков, бурмистр, доктор, папенька и слуга. В итоге с режиссером сошлись на трех ролях. Это первый опыт подобной работы. Ее специфика в быстроте настройки. Во время спектакля масса переодеваний, два из которых длятся меньше минуты. И переключаться с одной на другую роль в таких условиях довольно сложно. Это способ существования, который дается мне с преодолением себя. Но артист не должен спорить, он должен выполнять задачу, которую поставил перед ним режиссер. Я люблю купаться в роли и делать в рамках поставленных задач все что угодно. Таких ролей у меня достаточно: это Аметистов в «Зойкиной квартире», Ричард Уилли в «№ 13», Кочкарёв в «Женитьбе», Войницкий в «Дяде Ване». – Действительно ли сейчас нет каких-то подводных камней, например в роли Александра Тарасовича Аметистова в «Зойкиной квартире»? Были ли они раньше? – В процессе репетиций было нелегко. Режиссер сразу сказал: надо играть с одесской мелодикой, и я ее некоторое время вговаривал. Затем он разрешил мне добавлять что-то свое. В роли немало моих находок. Спектаклей 30–40 назад в эпизоде, где герой Николая Игнатьева раздает моделям деньги, одна из них садится к нему на колени, за что и получает лишний червонец. Я последовал ее примеру – сел на колено Гуся с протянутой рукой. Зрителям это понравилось. Такую импровизацию можно себе позволить. – Получается, и Аметистов хулиганит, и Анатолий Петрович хулиганит. – Да! Это хулиганство Аметистова-Фирстова. Кстати, раньше я, представляя в этом спектакле во время дефиле девочек, сочинял стихи. Все ждали этого и всегда смеялись. Если возникали вопросы, говорил: «Это не я написал. Это Аметистов». Эта роль мне нравится. В этом году 1 октября ей будет 14 лет «Мне не хватает “Дяди Вани”» – Вам пришлось попрощаться со многими спектаклями, со многими персонажами в них. Недавно вы расстались с «Дядей Ваней». Было сложно? – Мне его очень не хватает. Но надо смотреть на жизнь философски. Люди умирают – спектакли тоже должны. Любое начинание, действие имеет конец. Кто-то из режиссеров сказал, что спектакль не имеет права существовать больше пяти лет: он устаревает физически и концептуально. Постановке «Дядя Ваня» было бы десять лет. – Что важнее в работе актера, по-вашему: воображение или опыт? Как они взаимодействуют? – Главное в нашей профессии – относиться к ней серьезно-несерьезно. Нужен азарт, постоянная игра. Когда я преподавал в театральном училище, я дал студентам задание сделать этюды на тему «Детская площадка». Но ни у кого не получилось. Я задание отменил, но не снял обязательной программы наблюдать за детьми и учиться их способу существования. Настоящий артист должен обладать верой в то, что он здесь и сейчас тот, кого играет. У меня младшим внукам шесть и четыре года, и я сейчас учусь у них. Анастасия ЖУКОВА Фото Андрея АБРАМОВА
