Память
Говорят, что нет незаменимых людей. Можно поспорить. Заменить можно, но качество будет другое – на месте прежнего оказывается худший или лучший человек, и от этого зависит дело, которое должно продвигаться дальше. Не знаю, в каком состоянии ныне находятся дела, которые вела Лариса Смыр. И не ставлю себе цель их изучить. Но то, что Лариса для нас, родственников и друзей, оказалась незаменимой – это факт. Я думаю, что смерть любого человека для человечества – это потеря, а для Вселенной – это обретение. Обретение его души. У Ларисы душа была большая и сострадательная, поэтому для Вселенной обретение это – значимое.
Ларисы не стало 4 ноября 2013 года. И с тех пор я переживала, что ни одной строки в прессе о ней не было. Да, на её похоронах выступали её коллеги и друзья, говорили о ней много хорошего, но никто не написал некролога, которого она заслуживала. А я? Я ей близкая родственница, и мне тяжело писать. Мне было тяжело писать и о безвременно ушедшем из жизни её младшем брате – Джомике (Джемале), Герое Абхазии. Долго тянула время, а потом выдавила из себя очерк. Вот и сейчас я стараюсь выдавливать из себя слова и строки.
Впрочем, возможность сказать о ней слова воспоминаний я предоставлю в основном её коллегам.
А я скажу о том, что она была очень теплая и заботливая по отношению ко всем своим родственникам. Из всей смыровской бабушкиной родни я чаще всех в детстве и юности общалась с маминым двоюродным братом Нестором и Ларисой, отец которой, Георгий, тоже доводился маме двоюродным братом. Нестор и Лариса были как члены нашей семьи. В принципе, важно даже не это, а то, что с Ларисой мы общались особо уже повзрослев, ведь не со всеми родственниками ты часто общаешься, если даже есть такая возможность, – тебе просто этого делать не хочется. А с Ларисой что-то внутреннее нас объединяло. Именно наше внутреннее родство заставило нас в 1992 году поселиться в Гудауте в одной комнате, поближе к пресс-центру, и вместе делить все невзгоды и ужасы многомесячной войны, вместе переживать гибель и ранения бойцов, среди которых оказывались наши общие родственники и общие друзья, вместе делать работу, которая хоть немного помогала уменьшению страдания людей и приближала победу. Лариса работала в правительственной комиссии по обмену населения, приезжала в захваченный грузинами Сухум. Составляла списки грузин, проживавших в Гудаутском районе, и отправляла их морем для обмена на застрявших в столице наших граждан, и не только абхазов. Конечно, работала не она одна, но многое Лариса взваливала на себя.
После войны мы вернулись в Сухум и опять часто пересекались: и по делам, и в гости друг к другу ходили, а потом она взяла и вышла замуж за человека по фамилии Цвижба. И я говорила: «Теперь ты моя невестка, должна меня обхаживать!» Она смеялась и в ответ всегда твердила: «Это твой брат теперь тебе зять, пусть он и ухаживает как подобает! А я тебе всегда только сестра!»
Я удивлялась тому, как Лариса умела следить за собой, преподносить себя. Всегда идеально одета, идеально уложены волосы. Даже в войну её невозможно было застать небрежно одетой. В доме всегда у неё красота и порядок. Порядок во всех её делах. Она была целеустремленной, должна была быть в первых рядах и на высоте. К любому делу относилась ответственно. Помню, в одно время она стала заниматься репетиторством. И рассказывала мне, что не берет в ученики ленивых. Если попадался очень слабый в знаниях, она добивалась того, чтобы он обязательно набрал максимальный уровень требуемых в вузе знаний. Она не могла поступиться своим имиджем. А когда что-то ей не нравилось, она могла поругать, и очень сильно. Её характер, порой крутой, не всем был по нраву, но я не наблюдала за ней необъективности. Поэтому, возможно, и друзей, подруг у неё было много – достойных.
Лариса после окончания войны защитила в Москве кандидатскую диссертацию на тему «Научно-просветительские общества в Абхазии в конце XIX – начале XX вв.». А работая в АГУ на историческом факультете, закончила заочное отделение юрфака.
Да, я время от времени все годы после смерти Ларисы старалась заводить разговоры о ней с хорошо знавшими её людьми, потому что хотела написать о ней. Ведь одно дело то, что знаю о ней я как родственница, а другое – то, что знают сторонние. В принципе, из всего этого и хочу сложить для читателей образ Ларисы.
Вот что мне рассказывала Фируза Чамагуа-Капба, сотрудница нашей газетной типографии:
– С Ларисой Смыр я познакомилась впервые в Гудауте, на берегу моря, когда она встречала беженцев из Сухума, прибывших катером. Она организовывала процесс их выгрузки – всех расталкивала, образовывая дорогу, выводила каждого к встречающим и передавала им, и делала все это быстро, напористо – как мужчина. Этот образ её до сих пор перед глазами. Она не была на линии фронта, но у неё был свой фронт работы…
Потом я ближе познакомилась с ней после окончания войны, когда мы обе стали членами комиссии по распределению жилья при Администрации города Сухума. Она два срока была в этой комиссии. Очень принципиальная, не допускала нарушений. Была большой общественницей, умела решать трудные проблемы. Мы дважды её выдвигали в Общественную палату при Президенте РА от Движения матерей города Сухума, так как она и до этого сотрудничала с нами, матерями погибших воинов, помогала нам оказывать помощь в решении многих социальных вопросов. Она и в третий раз была избрана членом Общественной палаты, но не дожила до первого заседания нового состава.
Далила Пилия, кандидат наук, преподавательница АГУ:
– Ах, Лариса! Это моя «зубная боль» – Лариса. Мы начинали работу в АГУ вместе, с первых дней. Была с юмором. Мы постоянно виделись. Лариса переживала за все происходящее в Абхазии, старалась как-то на что-то повлиять… Она была блестящим педагогом, всегда с огромным желанием доносила до студентов всё – историю Абхазии, историю России, и не только. Студентам она уделяла много времени, индивидуально работала с ними. Я это видела, так как наши кафедры находились рядом. И еще она была общественницей – вела общественную приемную при Ассоциации женщин Абхазии, помогала многим женщинам решать их социальные вопросы, организовывала их правовую защиту.
Мариэтта Топчян, сотрудница Ассоциации женщин Абхазии, преподавательница АГУ:
– Сложно о ней говорить. Мы почти каждый день виделись – и в университете, и в приемной Ассоциации женщин Абхазии. На днях я даже сказала: приемная без Ларисы теперь как-то по-другому работает. Она была юристом и принимала людей, а в эту общественную работу вкладывала свою душу. Столько теплоты шло от неё всегда! К людям, которые приходили за консультациями, не относилась формально – ответила на вопросы, дала рекомендации и все, мол, дальше как знаете. Наоборот, от неё шло сочувствие, сопереживание, она думала, как поддержать, кому позвонить, то есть человеческая поддержка – это то, что у Ларисы стояло на первом плане. Когда она пришла к нам работать в Ассоциацию, я её открыла с другой стороны. Честно говоря, до этого у меня иное мнение было о ней – неполное. Она была мне симпатична, конечно, по университету, а здесь для меня открылись новые её качества. Она и грамотная была, и с обостренным чувством справедливости. Это проявлялось и в работе, и по отношению к близким. Мы знали, что у неё с сердцем неважно, но не догадывались, что все так серьезно. И с такой проблемой так отдаваться работе?! Это о чем говорит? Она горела на своей работе. Я сейчас не придумываю ничего, чтобы красиво что-то сказать. Говорю то, что было.
И Лариса была большой патриоткой. На все, что происходило в стране, остро и эмоционально реагировала, имела свое мнение и отношение. Говорила часто о будущем народа, о сохранении семейных устоев. И на приемах, а сюда ведь обращались и по семейным проблемам, она умела давать людям необходимые советы. И долго потом, не зная о её уходе из жизни, эти люди приходили к нам и спрашивали именно Ларису. Много ещё можно о ней говорить…
Эмма Гамисония, кандидат наук, заведующая кафедрой политологии и социологии АГУ:
– С Ларисой дружила и до войны, и после войны, была близким мне и моей семье человеком, поэтому я присутствовала на защите её диссертации в Москве. Мы и семьями вместе отдыхали, где я могла видеть её прекрасные человеческие качества. Когда она рядом, я ощущала серьезную, прочную опору для себя. Она поддерживала в любой ситуации как близкий человек. Лариса была открытой во всем, и критиковала тебя, если считала это нужным, открыто. Она приносила пользу обществу своими идеями, отношением к той или иной проблеме, имела свое мнение – серьезное и четкое. В сложный послевоенный период она помогала многим семьям, я знаю о её работе и в районах Абхазии. Она была очень расположена к студентам, равно как и требовательна к ним. За любым советом к ней мог обращаться каждый. И за помощью. И много энергии тратила на то, чтобы эту помощь оказать. В её работе, связанной с общественными организациями, а была и депутатом Сухумского городского Собрания, было характерно то, что проблемы людей должна была решать искренне, принципиально, качественно и до конца. За все это я её уважала, ценила. В семье она любила порядок. И дочь свою воспитывала на хороших семейных, традиционных и культурных ценностях, на личном примере. Из жизни Лариса ушла неожиданно, а так много полезного еще могла бы сделать. Её не хватает…
Конечно, самая большая боль у родных Ларисы. Брат Зурик, помню, накануне поминальных её сорока дней мне говорил:
– Смерть Ларисы для нас была шоком, мы не могли воспринять такую реальность – ведь 13 лет назад мы потеряли младшего брата Джемала, которому было 32 года, и после его гибели Лариса, будучи старшей среди нас, стала для нас всех и для мамы главной опорой в семье. Её неподдельная забота о каждом члене семьи, родственниках, душевность и дружелюбие были бесконечными. Лариса ушла из жизни в 56 лет, не выдержав операции на сердце. Даже перед отъездом в Москву, в больницу, она звонила то в Общественную палату, то в Ассоциацию женщин Абхазии, переживая за каждого человека, кому помогала в те дни. Её энергичность и любовь к жизни не могли нас заставить думать о плохом исходе. Нам её не просто не хватает – мы тяжело страдаем и помним каждое её слово.
Да, незаменимые люди бывают, особенно если они – тебе родные.
Заира ЦВИЖБА
