Сверхчеловек и индийские ритмы. Илья Харланов сыграл для любителей классики в Пензе
Артист камерного оркестра Московской областной филармонии исполнил редко звучащие тексты известных русских и зарубежных композиторов в Пензе. Субботний вечер 23 ноября пензенские любители классической музыки провели в филармонии, где в органном зале пианист Илья Харланов выступил с концертом «Девятнадцать двадцать» (6+). Программа состояла из малоизвестных произведений композиторов, трудившихся на рубеже XIX и XX веков. Это было тяжелое время как в российской, так и мировой истории. Творческие люди как никто ощущали конец прекрасной классической эпохи. И для каждого из них переход к чему-то новому, часто пугающему и ужасающему, становился настоящим вызовом в профессиональном плане. Драматические, даже трагические события рождали сложные, шероховатые, угловатые, не поддающиеся счету и не позволяющие поймать ритм мелодии. Музыка XX столетия сильно отличается от той, которая звучала на светских раутах или в церкви на протяжении предыдущих 400 лет. Это не глубокий и многослойный, но все-таки понятный человеческому уху И. С. Бах, не виртуозный, но одновременно утонченный и легкий В. А. Моцарт, не широкий и сбивчивый, но романтичный и нежный Ф. Шопен. Эти произведения сложно представить в качестве музыкального сопровождения для бытовых занятий, работы или поездки. Они требуют полного погружения и даже разъяснения — именно поэтому концертная программа сопровождалась комментариями музыканта, который не только окончил Саратовскую государственную консерваторию, но и был аспирантом кафедры теории музыки и исполнительства Саратовского театрального института. Несмотря на возрастное ограничение и тематику концерта, музыка которого будет понятна даже не всем взрослым, не то что дошкольникам, в зале было довольно много ребят детсадовского возраста. Выслушать 2,5-часовой концерт из странных, неровных, полных диссонансов мелодий малышам было сложно, а родителям не всегда удавалось вовремя поймать убежавших к сцене ребят. Из-за этого нарушалась камерность атмосферы и терялась серьезность происходящего. Первое отделение открыла соната для фортепиано Альбана Берга. Это произведение будто стало зеркалом индустриальной революции: правая и левая руки перебивали друг друга, вступали в противоречие и конфликт — так люди и мир в то время шли не в ногу, а отдельная личность впервые столкнулась с по-настоящему смертоносными, страшными машинами, почувствовав себя уязвимой и беспомощной. Несмотря на резкое звучание, эта музыка уже превращалась в основу для танцевального, легкого, уходящего от реальности джаза. А еще через несколько десятилетий она превратилась в жизнеутверждающие, лозунговые песни послевоенных лет. Хореографическая поэма «Вальс» Мориса Равеля разрушила фундаментальные представления об этом танце. Сложно представить, что вальс может начаться в большой октаве, с низких, урчащих нот. В партии правой руки то и дело прорываются романтические мотивы, настаивая на танцевальности жанра, но «буханья», «оханья» в партии левой напоминают, что нынешнее время — не для плясок. В сумме создавалась картина, иллюстрирующая фразу «пир во время чумы». Возможно, «Вальс» Равеля стал бы отличным саундтреком к фильму-катастрофе «Титаник». Мягкие глиссандо сменяются устрашающими, хотя играются на одних и тех же нотах — так палуба корабля из площадки праздничных встреч превращается в место трагедии и ужаса. Свежим дыханием стало произведение «Памяти Рамо» Клода Дебюсси. Светлая, буквально прозрачная музыка импрессиониста будто подарила надежду на то, что грядущее столетие станет не таким ужасным, каким его рисуют современники француза. Отделение завершал «Взгляд радостного Духа» из цикла «Двадцать взглядов на лик младенца Христа» Оливье Мессиана. Этот композитор любил использовать индийские ритмы, без которых не обошлось и в этом произведении, а также античные мотивы. В десятом «Взгляде» есть также аллюзия на джазовые приемы, так что при условии, что слушателю неизвестно название, уловить в этом сочетании религиозную тематику довольно сложно. И это еще раз доказывает, что музыка рубежа веков стала особым событием, пользующимся всеми наработками прошлых лет и одновременно перечеркивающим их. Во втором отделении на арену цирка обычно выходят хищники, но пока в Пензе это здание находится на реконструкции, услышать рык тигров и посмотреть на виртуозные трюки можно на подобных концертах в филармонии. Удивительное владение инструментом Илья Харланов продемонстрировал, сыграв прелюдию и ноктюрн для левой руки Александра Скрябина. У этих произведений интересная история создания. Композитор, еще будучи студентом, много репетировал в погоне за высоким уровнем исполнительского мастерства. Как следствие, он переиграл правую руку. Ситуация была настолько серьезной, что медики предрекали, что мышцы руки не будут действовать больше никогда. Кстати, такой неутешительный прогноз сделал известный тогда врач Григорий Захарьин, именем которого сейчас названа клиническая больница № 6 в Пензе. К счастью, тогда мэтр отечественного здравоохранения ошибся. Но пока Скрябин оправлялся от травмы на даче у своего преподавателя, Василия Сафонова, в Кисловодске, на свет появились прелюдия и ноктюрн, играющиеся только левой рукой. Наверное, это идеальная иллюстрация того, как из чего-то негативного можно извлечь пользу. «Переиграл правую руку — сочиняй для левой!» — такой девиз может пригодиться не только музыканту. Правда, нужно отметить, что произведения эти стоило бы назвать «для левой руки… И НОГИ!» Ведь здесь требуется отличный слух, чтобы «поймать» педалью нужные звуки, которые должны смешаться с вновь извлеченными. Неудивительно, что Скрябин разделял идею Ницше о сверхчеловеке — он обнажил его зачатки в каждом исполнителе прелюдии и ноктюрна. Также Илья Харланов сыграл две сонаты Скрябина — № 4 и 10. Последнюю сам композитор называл «сонатой насекомых», которых считал детьми солнца. Возможно, не всем понравится такое сравнение, ведь назойливые комары и мухи приятны далеко не всем, но вдохновленный роем мелких мошек музыкант, сидя в чистом поле, не мог не почувствовать, как по-особенному огненный диск согревает эти создания. В этот вечер прозвучали три «Сарказма» Сергея Прокофьева — № 1, 4 и 5. Исполнитель начал со «злобной ироничности», а закончил «трагическим смехом самобичевания» — так, кажется, стартовал и завершился весь переходный период от золотого века к времени господства бездушных механизмов и смертоносных машин. Концерт завершали «Пролог» и «Скачки» из балета «Анна Каренина» Родиона Щедрина в переложении для фортепиано Михаила Плетнева. Литературное произведение, написанное в третьей четверти XIX века, получило идеальное музыкальное сопровождение спустя сто лет. Так, вечный сюжет обнаружил что-то общее между людьми разных времен, для которых на фоне любых исторических испытаний главными остаются вопросы личные. Прозвучавшую в этот вечер музыку сложно назвать красивой, но красота в ней все-таки есть. Как есть она в неоднозначных, страшных, трагических событиях XX века, переход к которому был таким тяжелым, но захватывающим. Зал аплодировал Илье Харланову стоя, не желая отпускать. К сожалению, на бис артист так ничего и не исполнил, но с удовольствием остался пообщаться со зрителями, которые обратились к нему как к знатоку теории музыки.