Какое наказание ждало казака, осквернившего реку Дон
Казаки всегда с большим почтением относились к родной реке. «Батюшка Дон Иванович, наш поилец и кормилец», – говорили потомственные воины. Они посвящали ему песни, слагали легенды. Отправляясь в военный поход, казак всегда прощался с Доном, а благополучно вернувшись домой, приветливо кланялся его седым водам. Тех же, кто неуважительно относился к Дону, осквернял священную реку, ожидало суровое наказание.
Батюшка Дон Иванович
На набережной Ростова-на-Дону находится колоритный памятник «Дон-батюшка» работы скульптора С.М. Исаева. Этот арт-объект отражает отношение местных жителей к родной реке, которая воспета во множестве фольклорных и художественных произведений.
О преклонении людей перед могучим водным потоком говорится в статье филолога Татьяны Акиньшиной «Образ-символ Дона в воплощении судеб главных героев романа М.А. Шолохова «Тихий Дон»», которая вышла в журнале «Вестник Тамбовского университета» (№ 7 за 2007 г.). Исследовательница отметила, что истоки народной любви к великой реке следует искать в глубине веков, о чем свидетельствуют такие памятники древнерусской литературы как «Слово о полку Игореве» и «Задонщина», где могучий водный поток выступает как колыбель национальной культуры и арена борьбы с иноземными захватчиками.
А для казаков образ Дона – символ их вольной жизни. Неслучайно они персонифицировали реку, посвящали ей песни, сочиняли легенды. Одну из них великий писатель Лев Толстой творчески переосмыслил в своей сказке «Шат и Дон». Она, кстати, объясняет, почему река носит распространенное отчество.
Согласно преданию, старик Иван вырастил двух сыновей. Один из них – Дон, а другой – его старший брат Шат. Первый отличался тихим и спокойным нравом, во всем слушался отца, второй же был излишне своевольным, норовистым, постоянно бросался из крайности в крайность. Поэтому изначально сильный Шат не пошел дорогой, которую указал ему отец, начал искать тропку полегче, сбился с пути, потерялся и растратил свою мощь. А Дон Иванович послушно отправился на юг и постепенно, подпитавшись притоками, стал славен, могуч и дошел до самого Азовского моря.
У этой легенды есть реальное обоснование, ведь до строительства Шатского водохранилища истоком Дона было Иван-озеро, расположенное в районе г. Новомосковска, из которого действительно вытекали два потока: тихий, узкий Дон и широкий, бурный Шат. И если первый постепенно набирает великую мощь, двигаясь на юг, то второй «брат» постепенно теряет свою силу, а затем впадает в небольшую реку Упу.
Языческий культ
Сакральное значение Дона отмечали многие исследователи, в том числе и профессор Дерптского университета Андрей Кайсаров. В книге «Славянская и российская мифология» (Москва, 1810 г.) историк и просветитель написал: «Река Дон, славная теперь по своим храбрым козакам, была боготворима древними славянами, которые, как говорит предание, приносили ей жертвы».
Вода, вообще, согласно языческим представлениям, является великим источником жизни и средством очищения от любого негатива. К тому же, судьба каждого казака всегда была тесно связана с родной рекой. В мифологической картине мира местных жителей степь (земля) несла в себе женское начало, не случайно ее называли Матушкой, а Дон (вода) был воплощением мужской силы.
Поэтому родная степь в казацком фольклоре представляется как символ мировой гармонии, а Батюшка Дон Иванович выступает ее защитником, славным воином. Неудивительно, что казаки с таким почтением относились к великой реке.
Народный кормилец
Известный исследователь прошлого Евграф Савельев написал, что потомственные витязи всегда называли Дон своим родимым кормильцем. Об этом говорится в книге «Древняя история казачества», которая впервые была опубликована в Новочеркасске, VI выпусков вышли с 1913 по 1918 годы.
«Дон, о котором казаки говорили, что у него золотое дно, а также и другие реки кишмя кишели рыбой, с которой не могла сравниться по вкусу рыба Волги и Днепра. Осетр, белуга, севрюга, стерлядь, сазан, сула (судак), сельдь и в особенности тарань водились в таком изобилии, что их во время хода можно было брать руками или засекать саблями и закалывать копьями», – рассказал Е.П. Савельев.
А плодородная долина Дона всегда отличалась разнообразием растительного и животного мира. Ореховые деревья, яблони, груши и черешня росли сами собой, а из местного винограда получались отличные вина. В широких степях было полно дичи: зверей и птиц. Находясь на чужбине, казаки сильно тосковали по родному краю, по привольной жизни, по донской ухе.
А некоторые жители скандинавских и прибалтийских стран вообще связывают страшные ночные бури с душами донских казаков, погибших и похороненных вдали от дома. Кажется суеверным людям, испуганным завываниями холодного ветра и стонами северной природы, что непогоду вызывают воины, которые встают из своих могил и с воем несутся на боевых скакунах к родимому Дону. И пока лежат казаки в чужой земле, они не находят покоя. Поэтому и буйствует природа, отзываясь на их душевную тоску.
Плевать, сорить и ругаться
Неудивительно, что неуважительное отношение к Дону было абсолютно недопустимым явлением для казаков. Берег великой реки являлся для них сакральным местом. По обычаю, здесь воины прощались с матерями, женами и сестрами, отправляясь в дальний поход или на ратную службу. Это считалось залогом благополучного исхода. Казаки говорили: «У Дона проститься – домой возвратиться».
При этом воин должен был выпить глоток речной воды, прежде чем отправиться в путь. А вернувшись из похода, он первым делом отправлялся к реке, чтобы снова испить из ее священных вод. Почтительное отношение к Дону было у людей просто в крови, поэтому высшим грехом они считали плевок в Батюшку-кормильца. А уж о том, что в его воду можно помочиться или справить нужду прямо у берега, и разговора не возникало.
И засорять реку различными отходами казаки считали настоящим святотатством. Потомственные воины регулярно обихаживали все окрестные водоемы, в том числе небольшие речушки и родники. Сухую траву и сломанные ветки люди тщательно собирали и уносили подальше от берега.
Сурово порицалось казаками и сквернословие: ругаться и скандалить со знакомыми у Дона считалось недопустимым. А во время нереста замолкали даже колокола церквей, чтобы не спугнуть водных обитателей. Глушить рыбу и применять варварские методы лова тоже не разрешалось, как и распахивать земельные участки, расположенные ближе чем на полторы версты от берега. Вся эта территория почиталась, как священная.
Покаяние и наказание
Воров и прелюбодеев часто водили к реке: прилюдно совершать покаянные поклоны перед Доном Батюшкой. За неуважительное отношение к могучему водному потоку людей могло ждать очень суровое наказание – вплоть до смертной казни.
Нормы традиционного казачьего права всегда заметно отличались от официального законодательства. Об этом кандидат юридических наук Сергей Краснов написал в статье «»Казачий присуд» у донских казаков во второй половине XIX века», которая вышла в журнале «Новый исторический вестник» (№ 3 за 2017 г.).
«На самом же деле, перечень правонарушений, за которые донские «казачьи присуды» приговаривали виновных к тем или иным видам наказаний не просто далеко выходили за рамки официального законодательства, а были совершенной противоположностью последнему», – отметил С.Ю. Краснов.
То есть, нарушение казачьих традиций рассматривалось жителями донских станиц как преступление, не являясь таковым с точки зрения государства. Неуважительное отношение к священной реке приравнивалось к святотатству.
Причем, в зависимости от тяжести содеянного, человека могли подвергнуть общественному порицанию, денежному штрафу, телесному наказанию, конфискации имущества, изгнанию из Войска Донского, заключению в острог или смертной казни. Часто виновных наказывала сама река. Одним из самых распространенных способов приведения приговора в действие являлось «в куль, да в воду потопление». То есть, осужденного сажали в мешок с песком и камнями и опускали в реку, пока он не захлебывался.