Почему от России ждут плохого? Послесловие к годовщине 11 сентября
В прошедшие выходные мир отметил невеселую дату: исполнилось 15 лет самому масштабному теракту в истории человечества. «11 сентября» стало нарицательным не только в Америке, а историки и публицисты всё чаще называют это событие 2001 года той вехой, с какой по-настоящему начался XXI век. Все мы помним этот день как телезрители. Интернет тогда не был так широко распространён, точнее, он был, но не распространились ещё соцсети, практически не было мобильных телефонов, и уж точно — таких, с которых можно было бы выходить во всемирную паутину. Так что о том, что случилось на другом конце земли, мы узнали ещё не из интернета. Интернет в его нынешнем виде — коммуникаторы+соцсети — сделал информацию о масштабных катастрофах гуманнее, если так можно сказать. Случись что, мы обязательно увидим сначала текстовую «молнию» или, на худой конец, статусы в френдентах. Происшествия прошлой эпохи — эпохи прямого телеэфира — были жёстче для зрителя, скажем так — малопонятнее. Ты включаешь телевизор и долго не можешь понять, что это: фантастический фильм, постановка?..
Оказывается, прошло так много времени, что сменились форматы восприятия информации, да и не только они. Сменилось всё. В этом отношении интересна была деталь, новость, текстовое сообщение, которое я выцепил из печальных репортажей этого воскресенья, посвящённых «полукруглой» годовщине крушения башен-близнецов. Российские телеканалы не без некоторой гордости сообщили: тогдашнее политическое руководство США, команда Джорджа Буша, до сих пор очень ценит позицию Владимира Путина и называет его главным иностранным союзником в те страшные дни.
Эта новость (именно как новость), действительно, присутствовала в информационной повестке вокруг 11 сентября все эти пятнадцать лет. В последнее время ей придается даже больше значения, чем в 2001-м. Ну, в этом-то нет ничего удивительного. Путин остался единственным мировым лидером образца 2001-го (в широком смысле — участником событий), все еще пребывающим в должности. Единственным членом тогдашней «большой восьмёрки» и т.д. и т.п. Давно поменялись все президенты, премьеры и канцлеры, кое-где сменились целые политические поколения. У нас этот факт (в том числе и для телевидения в контексте 11 сентября) подаётся как повод для гордости. На самом деле, это не бесспорное достижение. Но сейчас речь не об этом.
Напомню, о чём в этом сюжете «Путин и 11 сентября» идёт речь. Как только стало известно о том, что происходит в Нью-Йорке, президент России позвонил своему американскому коллеге со словами сочувствия, поддержки и предложением помощи. Так получилось, что из всех мировых лидеров он оказался первым. Джордж Буш это запомнил и придал этому очень большое значение. Этот факт так часто повторялся тогдашним руководством США, что, можно сказать, вошёл в историю. Здесь интересен не столько сам факт звонка, сколько то, какое значение ему придали в Америке.
Сам факт как раз вряд ли кого-то должен удивить. Это была абсолютно нормальная, естественная реакция. Кроме простого человеческого (и непростого политического) сочувствия, не надо забывать, что атака Аль-Каиды в тот день испугала все мировые державы. В Москве объявили повышенную боевую готовность для средств ПВО и, если не ошибаюсь, даже готовились к эвакуации людей из высотных зданий: ровно то же происходило в Париже, Берлине, Лондоне и т.д. Звонок Бушу был абсолютно нормален в этом контексте. Если вы посмотрите специальный раздел на сайте президента РФ, вы увидите, что каждая крупная трагедия служит поводом для звонка или телеграммы главе пострадавшего государства. Это правила хорошего тона, этикет, протокол; ну, вероятно, звонок Путина Бушу 11 сентября был только лишь неформальнее и оперативнее, чем это обычно бывает.
Удивительно другое: в Америке об этом говорят так многозначительно, как будто могло быть по-другому. Как будто Россия могла промолчать или ограничиться совсем уж формальным жестом, или даже одобрить теракт. Кстати, такое «приятное удивление» со стороны американцев наблюдается не впервые. За сорок лет до того точно так же многозначительно говорили о реакции Москвы на убийство Кеннеди. Реакция, действительно, последовала и формальная, и неформальная. О второй американцы сразу узнали от своего «крота» в советском руководстве (сейчас всё это рассекречено): да, в Кремле отреагировали на убийство президента США с искренним огорчением, даже с некоторым испугом. Из-за связей киллера — Ли Освальда — считалось, что Вашингтон может заподозрить Москву в причастности к убийству; эту версию отмели почти сразу, но в ЦК из-за неё заметно напряглись. Формальная реакция выражалась, например, в искренних словах соболезнования Хрущёва, опубликованных в прессе. Хрущёв действительно по-человечески симпатизировал Кеннеди, однажды даже сказал, что тот напоминает ему погибшего сына (они с президентом США были ровесниками). Его вполне нормальный, естественный жест американцы, как и в 2001-м, приняли с удивлением.
Трудно избавиться от ощущения, что «там» о нас думают — где-то в глубине души —может быть, хуже, чем нам кажется. Подозревают, что российский народ и государство могут если не поддержать, то не осудить такого рода теракт, убийство. Вот это — самое печальное в елейных новостях, что «в Вашингтоне до сих пор помнят о звонке Путина».
И совсем уж не хочется говорить, но иногда для этого бывают основания. Иногда у нас находятся силы, порой довольно влиятельные, которые реагируют на очередную масштабную трагедию за границей словами: «Мы, конечно, сочувствуем, но». Вот это странное «но» — довольно многообразно.
Оно может быть в контексте того, что жертвы отчасти якобы «сами виноваты», и вина террористов, таким образом, частично перекладывается на пострадавшую страну. Это звучало в дни, когда террористы расправились во Франции с редакцией издания «Шарли Эбдо». Высказывания в духе, что сами французские карикатуристы преступили все нормы и как бы сами виноваты, звучали сначала глухо, потом явственней, когда журнал выступил с несколькими карикатурами по болезненным российским темам. Сейчас российское отношение к «Шарли» примерно такое же, как к террористическим организациям. В дни, когда террорист расстрелял десятки человек в американском гей-клубе, контекст «сами виноваты» звучал тоже довольно явственно.
Это «но» может появляться в высказываниях ньюсмейкеров и в другом ключе. Условно говоря: «Мы, конечно, вам сочувствуем, но где было ваше сочувствие, когда происходили трагедии на Донбассе, в Одессе?» И дальше — непроговоренной арифметикой: если от вас сочувствия не было, то, значит, наше уменьшается наполовину — от искреннего до формального.
Вот этих «но» стало в последнее время довольно много, и это напрягает, откровенно говоря. Очевидно же, что трагедии, в которых гибнет много ни в чём не повинных людей, должны сопровождаться сочувствием без всяких «но». Это наше странное «но», вылезающее тут и там — из фейсбуков знаменитостей, из сомнительных статей, из двусмысленных высказываний политиков — заметнее, чем может показаться. В том числе и за границей. Доходит и до абсурда. Когда застрелили Бориса Немцова, следственный комитет официально озвучил в качестве одной из главных версий «позицию, которую погибший занял в отношении убийства карикатуристов «Шарли Эбдо». Как это понимать? Немцов теракт однозначно осудил. Значит ли это, что его позиция была маргинальной, радикальной, неприемлемой для значительной части общества до такой степени, что кто-то (по мысли следственного комитета) взялся за оружие? Но ровно те же слова безоговорочного осуждения — например, в телеграмме президента России, по сей день висящей на сайте Кремля. Надеюсь, хоть президент-то у нас не подвергается опасности «в связи с позицией, которую он занял в отношении» теракта?
Горячим головам, любящим разные «но», вообще стоит почаще перечитывать телеграммы с этого сайта — сайта президента России. Там вы встретите много нового: однозначное осуждение убийц карикатуристов из журнала, геев из клуба и много кого ещё, и, заметьте, безо всяких «но».
Вот уж не думал, что колонку, посвященную годовщине 11 сентября, закончу словами Пушкина, полными печальной иронии: «Правительство все еще единственный европеец в России». В том смысле, что даже до бесстрастного дипломатического этикета значительной части нашего «политического истеблишмента» еще шагать и шагать.