Зло без примесей: Борис Хвошнянский о роли Тени в «Преступлении и наказании»
На Кинопоиске 30 ноября выходят заключительные серии «Преступления и наказания». Одну из самых интересных ролей — инфернальную Тень, которая соблазняет Раскольникова взять топор, — сыграл Борис Хвошнянский. «Сноб» поговорил с актером о смыслах современной экранизации Достоевского.
Сколько раз вы читали «Преступление и наказание»?
От первой страницы до последней — дважды. В остальном по необходимости, когда нужно было уточнить какие-то подробности. Перед съемками я не возвращался к роману по той причине, что моего героя в нем просто нет. Мой персонаж, следовательно, обособленный, он ни с кем не вступает, так сказать, в будничные взаимоотношения. Благодаря этому у меня была воля трактовать его, не привязываясь намертво к конкретным героям, включая самого Родиона. Так что, некоторым образом, я был сам по себе, на счастливых вольных хлебах.
Как вы для себя определили, ваш персонаж, Тень, — это кто?
Изначально в сценарии мой персонаж назывался «Черт», позже возникло нейтральное наименование «Тень». Очевидно, чтобы не возбуждать какие-то ненужные негативные вибрации, решили лишний раз не мусолить слово «черт». «Тень» — слово безобидное, просто «оттенок серого», никого не бесит, «черт» — дело другое.
Я для себя решил, что мой герой — некое живое воплощение сомнений, терзаний и соблазнов. Эдакая персонификация этих переживаний и состояний, которые особенно явно возникают у тех, кого окрестили «пограничниками», кто находится почти внутри или непосредственно перед сложным выбором. Тот внутренний мрак, который есть в каждом, говорит через Тень.
В мировом кинематографе достаточно прецедентов, когда внутренние голоса очеловечиваются. В каждом из нас несколько «я», они ведут борьбу и спорят друг с другом. И мне в этом смысле было скорее интересно, чем понятно, как играть такого героя.
У вашего героя есть реплика: «Я один на всей земле люблю истину и желаю добра». Она перекликается с «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо» из «Фауста» Гёте.
И в нашем случае, и у Гёте, это все же художественная трактовка — очевидно, для того, чтобы дать возможность герою выбирать между добром и злом. «Фауст» — художественное произведение, литература, где зло и подслащено, и романтизировано, а порой даже обаятельно. Я же полагаю, что все однозначно: зло есть зло, чистое зло. Добро есть добро — тоже чистое, без красителей и примесей. Зло имеет одно качество, в нем нет никаких добавок, иных ингредиентов, оттенков добра. У зла один цвет — чернота, ее бессмысленно мешать с зеленым или желтым — все равно будет черный.
Какие задачи перед вами ставил режиссер Владимир Мирзоев?
Мы были знакомы с Владимиром Владимировичем и раньше — я снялся у него во «Внутри убийцы», и он пригласил меня на пробы в «Преступление и наказание». Володя — человек достаточно загадочный, таинственный. Можно обсуждать с ним что угодно, и это всегда будет и открытием, и прозрением. Но моего персонажа мы с ним по костям не разбирали, разве что некоторые нюансы — не было глубоких философских разговоров, я не получал от него специальных инструкций и ЦУ. Полагаю, на пробах он предположил, что в целом мое ощущение совпадает с его ощущением, воплощение близко к замыслу, и я нахожусь на нужной творческой территории. А какие-то спорные детали можно потом подшлифовать. Например, когда меня сильно заносило в сторону такого трикстера, Джокера, Володя эти перехлесты пресекал — говорил: «Тут перебор и эстрада. Ограничимся!».
Вы недавно снялись в сериале «Исправление и наказание». Может быть, это тоже повлияло на то, что вас пригласили сыграть в «Преступлении и наказании»?
Вообще, тут есть что-то мистическое! Эти сериалы снимались параллельно. У нас был питерский блок «Преступления и наказания», потом я отправлялся в Москву ради съемок в «Исправлении и наказании», а потом снова возвращался в Питер. Но дело даже не в том, что съемки двух проектов были в одно и то же время: в «Преступлении» я играю черта, возможно с элементами иронии, а в «Исправлении» — батюшку, вообще «без вредных привычек, примесей и ГМО».
У вас были референсы, когда вы играли Тень?
Не могу сказать, что было что-то конкретное, на что бы я уверенно опирался обеими ногами. Я стараюсь использовать в качестве фундамента свою жизнь, опыт, который с годами, как мне кажется, накопил.
Но так или иначе какие-то отголоски из кино подспудно присутствовали — от этого никуда не деться. Чаще всего почему-то вспоминался «Крах инженера Гарина» — советское кино 70-х годов. Гарина играет Олег Борисов, один из моих кумиров по сию пору, и у него там совершенно дьявольский персонаж, хотя, кстати, тоже довольно гротескный. Но я не старался уподобиться его герою — это скорее какое-то атмосферное явление, из области ощущений.
Большинство героев «Преступления и наказания» одеты повседневно, в такой casual. А у вашего персонажа, наоборот, театральный образ — он носит бархатный пиджак на голое тело, цепи, маникюр. Кто это придумал?
Маникюр был идеей художника по гриму Аксиньи Козловой. Сначала мы просто хотели покрыть ногти черным, но затем сделали такой кошачий глаз, и это оказалось очень удачным решением. А что касается образа в целом — перед съемками мы перемерили массу костюмов. Среди них фигурировал и ковбойский — кожаные штаны, жилет… получился, разумеется, человек с Дикого Запада. Не то. Пробовали что-то расписное и разноцветное — получился цыганский барон. Опять не то. Мы остановились на том, в чем я в результате снимался — и строгость есть, и странность, и вызов.
Кроме того, пробовали разные декоративные элементы, аксессуары в разных сочетаниях — и так подобрали такую парнокопытную обувь (Тень появляется в ботильонах-таби с раздвоенным носом — Прим. ред.), которая оказалась очень в тему. Что касается побрякушек, цепочек и всяких драгметаллов — это все мое повседневное, я так и хожу «скованный цепями».
Вам нравится образ Тени — вы бы сами так оделись?
Да, вполне!.. (Подумав) Если нет альтернативы.
Время действия в сериале — наши дни. Но герои говорят языком Достоевского, это очень близкая к тексту романа экранизация, и звучат они по меньшей мере непривычно. Почему? Из-за этого было сложнее играть?
Насчет сложности — вряд ли, на площадке это никак не усложняло жизнь. Допускаю, что такой микс классики и современности может резать глаз или слух. Сработал ли этот маневр — это вопрос из области восприятия законченной работы, он не ко мне. Меня такая комбинация — современная картинка и речь, какие-то манеры, особенность существования героев двухвековой давности — не ломает. Даже наоборот — попробовать совместить вроде бы несовместимые вещи — заманчивый эксперимент.
А как режиссер объяснял такой прием?
Я не припомню таких разговоров и, кажется, при мне ни у кого вопросов по этому поводу не возникало. Ведь в общем-то, простой и логичный ход: перенести персонажей из той поры в нынешний день, никак не адаптируя язык. День сегодняшний, но речь «стародавняя»… На мой взгляд, в этом очевидный смысл. Но местами мы все же разбавили язык Достоевского современными фразами.
Как вы считаете, зачем сейчас нужна экранизация «Преступления и наказания» — одного из самых популярных произведений русской литературы, которое до сих пор очень хорошо читают?
Как раз далеко не все по-настоящему знакомы с этим произведением. И это одна из причин, почему нужна новая экранизация — воскресить Федора Михайловича.Сейчас очень шустрое и очень беспокойное время, все находятся в состоянии вечного бега, замаскированного психоза, предпочитая не останавливаться и не ломать себе голову глубокими вопросами. Не всегда находится время даже в церковь сходить. Поэтому, фигурально выражаясь, подать на стол блюдо «Преступление и наказание» совсем не вредно, а очень даже полезно. Надеюсь, еще и вкусно.
Кроме «Преступления и наказания», у вас скоро выходит фильм «Голливудск», где вы сыграли двойника Роберта Дауни-младшего.
Приблизительно — мой герой, пользуясь своим сходством с Робертом Дауни-младшим, пускается в разного рода аферы: выдает себя за него и проводит мастер-классы, тренинги. Но, на самом деле, все это остается за бортом повествования. По сюжету о моем герое вспоминают, когда нужно найти голливудских актеров для съемок в России, а их нет.
А вам часто говорят, что вы похожи на Роберта Дауни-младшего — люди на улице или коллеги?
Вы не представляете, насколько: я слышу об этом по 20 раз в день! Соотечественники считают своим долгом мне на это непременно указать — думают, я не в курсе, а они первые, кто заметил сходство, и если мне эту новость срочно не сообщить, то и сами не порадуются, и меня оставят не воодушевленным. Я уже спокойно к этому отношусь.
А вам как-то помогало это сходство в карьере?
А как? Я этим сходством не пользуюсь от слова совсем — даже ради шутки, даже дома не развлекаю детей в образе железного человека. Я не «снимаю» Роберта Дауни-младшего — не копирую его, понятия не имею, какие у него профессиональные наработки, приемы и штампы. Более того, я не слежу за его творчеством, не видел даже тех фильмов с его участием, которые стоило бы посмотреть — например, «Шерлока Холмса» и оскароносного «Чаплина».
Уже только для этого нужно было снять «Голливудск», чтобы вы могли обналичить это сходство!
Думаете? (Смеется)
Очень многим понравилась ваша роль в «Преступлении и наказании». Вы заметили, как она повлияла на вашу карьеру?
Прошло совсем немного времени, и я, конечно, пока ничего не ощутил. Хотя разведка иногда доносит мне приятные отзывы. Поэтому отвечу словами классика — моя лучшая роль еще впереди!
Беседовала: Катя Загвоздкина