19 ноября отмечалось 313 лет со дня рождения великого россиянина. Возлагались цветы и к памятнику возле САФУ, на постаменте которого опустившийся на левое колено обнажённый крылатый гений подаёт лиру одетому в ниспадающую римскую тогу гению земному. Вот и задаются порой любопытствующие вопросом: играл ли наш всесторонне развитый земляк на каких-либо музыкальных инструментах? Может, и музыку сочинял? Не являясь знатоком жизни холмогорского самородка, всё-таки рискну предположить на основании доступной информации: Ломоносов на музыкальных инструментах не играл и музыку не сочинял. При этом точно известно, что музыкой он интересовался, размышлял и писал о ней, сам был весьма музыкален. В детстве слушал народные песни, наблюдал и, зная его темперамент, наверняка участвовал в хороводах и плясках. Когда находился у старообрядцев-беспоповцев, познакомился с древнерусским церковным пением и знаменным распевом. Во время остановки на пути в Москву в Антониево-Сийском монастыре в качестве псаломщика несколько дней пел и читал на монастырском клиросе. В Славяно-греко-латинской академии познал московский тип пения. В немецких землях слушал орган. В стихах часто использовал музыкальные термины и названия инструментов. Размышлял о распевности поэтического текста, правильном употреблении в нём гласных. Об этом он пишет в эпиграмме, направленной Тредиаковскому, заодно формулируя закон речитации стиха и вокальной мелодии: Искусные певцы всегда в напевах тщатся, Дабы на букве А всех доле остояться; На Е, на О притом умеренность иметь; Чрез У и через И с поспешностью лететь: Чтоб оным нежному была приятность слуху, А сими не принесть несносной скуки уху. Великая Москва в языке толь нежна, Что А произносить за О велит она. В музыке что распев, то над словами сила; Природа нас блюсти закон сей научила. С учётом требований этого закона Ломоносов сделал восемь стихотворных переводов псалмов, которые он называл одами. Греческое одэ - «песня». Оды «поются». На поэтическое переложение одного из них (четырнадцатого Псалма из Ветхого Завета) безымянный композитор создал кант, известный под французским названием «Dans ta tristesse». Или по-русски: «В твоей печали». Возможно, отыщутся когда-нибудь и другие канты. С восторгом Ломоносов отозвался в стихотворении «На изобретение роговой музыки» на сугубо русскую новацию XVIII века – создание рогового оркестра: Ловцов и пастухов меж селами отрада, Одни ловят зверей, другие смотрят стада. Охотник в рог ревет, пастух свистит в свирель. Тревожит оной нимф; приятна тиха трель. Там шумной песей рев; а здесь у тихой речки Молоденьки блеют по матери овечки. Здесь нежность и покой, здесь царствует любовь, Охотнической шум, как Марсов, движет кровь. Но ныне к обоим вы, нимфы, собирайтесь И равно обоей музыкой услаждайтесь: Что было грубости в охотничьих трубах, Нарышкин умягчил при наших берегах; Чего и дикие животны убегали, В том слухи нежные приятности сыскали. Можно вспомнить и песенно-танцевальный, частушечный ритм весёлой плясовой да с притопом ломоносовского сатирического «Гимна бороде», ходившего по российским землям в многочисленных списках. Его начало: Не роскошной я Венере, Не уродливой Химере В имнах жертву воздаю: Я похвальну песнь пою Волосам, от всех почтенным, По груди распространенным, Что под старость наших лет Уважают наш совет. Борода предорогая! Жаль, что ты не крещена И что тела часть срамная Тем тебе предпочтена. В «Грамматике» Ломоносов упоминает эпизод из сатирического романа Людвига Гольдберга «Подземное путешествие Нильса Клима», написанного на латинском языке. В эпизоде говорится о поездке героя в страну, населённую музыкальными инструментами. При этом датский автор пытался показать невозможность, нелепость замены человеческой речи звуками музыки. Ломоносов с ним не согласен: «Вымышленные от Голберга в земли живущие люди, когда бы действительно были и имели вместо органов, к произнесению слова служащих, на груди своей струны, то могли бы оными свободно изображать и с другими сообщать свои мысли». Об универсальном, общечеловеческом, понятном всем народам языке музыки говорит Ломоносов. Когда-нибудь наступит предначертанное им время: все люди начнут этот язык понимать и смогут на нём изъясняться. Да будет так. Александр Чашев
