Валерий Макаров: «„Почтальон из Лонжюмо“ стал вызовом для меня»

В конце прошлого сезона в Новой Опере поставили редко исполняемую комическую оперу прославленного балетного композитора Адольфа Адана «Почтальон из Лонжюмо». Комическая опера — тот жанр, что лёгок только с первого взгляда. Здесь требуется естественная летучесть темперамента, моментальность перевоплощений, непринуждённая игра в игру и самозабвенное, на уровне ребёнка, наслаждение процессом, какие сыщутся не у каждого. Прибавим к этому «искусство канатоходца», когда один неосторожный шаг способен утащить в бездну дурного вкуса, исказить грацию истинной комедии, превратив ее в вульгарное кабаре. Если бы в Новой Опере не был найден заразительный и чуткий в своих эмоциях, пластике и голосовых интонациях исполнитель главной роли — Валерий Макаров, не стоило бы премьеру и затевать. В этом спектакле всё держится на нём, на его энергии. Он покидает сцену лишь на считанные минуты: и поёт, и танцует, и активно мимирует, и выделывает одну за другой всяческие комические штучки, и, между делом, показывает, что настоящий тенор границ диапазона не знает — от «ре» малой октавы до «фа» второй — всегда пожалуйста! Самые ответственные арии припрятаны, как коварное испытание артисту, ближе к финалу. После всех «чудес света» и перед злосчастным разоблачением нужно успеть спеть кульминационный «дуэт обольстителя» — да так, чтобы и у партнёрши, и у всех зрительниц сердце дрогнуло в оправдание неутомимому сердцееду и очаровательному себялюбу. И это Валерию удаётся. После очередного спектакля музыкальный критик Вера Чистякова побеседовала с артистом о тайнах мастерства.

— Начнём с того, как складывались ваши отношения с ролью Шаплу (Сен-Фара). Сразу ли удалось проникнуться духом спектакля?

— Очень люблю спектакли такого плана — где есть, что поиграть. Рад нашей встрече с режиссёром драмы Евгением Писаревым. Ведь мой творческий путь начался с драматического театра, и в детстве, в школьном возрасте я думал, что стану именно драматическим артистом.

— Вы помните свой первый выход на сцену? Сколько вам было лет?

— В шесть лет меня привели учиться в театральную студию в Самаре. Это была студия при ТЮЗе. Талантливых ребят активно задействовали не только непосредственно в спектаклях студии, но и в спектаклях театра. Уровень театра был высокопрофессиональным, потому приобретать там первый сценический опыт, играя со взрослыми актёрами спектакли таких интересных режиссёров, как Праудин, Шапиро, Кисляров, было большим везением. Для начала меня определили в спектакле «Василий Тёркин» на роль Тёркина в детстве, и я участвовал в сцене смерти, а смерть играла ни кто-то, а сама Роза Хайруллина — сейчас уже очень знаменитая артистка (в ту пору она работала в Самаре). В конце спектакля нужно было исполнить народную казацкую песню «Не для тебя». Я ходил до этого в музыкальную школу, но для общего развития. А вот тут уже начал активно заниматься вокалом, потому что в Театре юного зрителя, помимо «Василия Тёркина», было много музыкальных спектаклей и мюзиклов, в которых я был занят: это «Вино из одуванчиков» по Рэю Брэдбери, «Зримая песня» (к юбилею театра), «Серебряное копытце», «Полустанок» (в рамках лаборатории молодой режиссуры, которую курировал Анатолий Праудин).

Именно на этом этапе — этапе работы при самарском ТЮЗе — музыка меня затянула. Потом меня попросили принять участие в мюзикле «Малыш и Карлсон» на сцене Самарского академического театра оперы и балета. Мне доверили исполнять Малыша, и это не была просто игровая роль, это была настоящая детская вокальная партия. После ввелся на детские роли в спектаклях «Борис Годунов», «Волшебная флейта», «Тоска», «Сказочный ларец». Начал часто ходить в оперу и как зритель, просто не вылезал из оперного театра! Мне так нравилось это!

— Когда состоялся перый поход в оперу, помните?

— Во втором классе. На оперу «Евгений Онегин» . После прослушивания сцены «Письма Татьяны» я окончательно влюбился в этот жанр и стал профессионально заниматься.

— У кого начали заниматься?

— Сначала у педагога студии при самарском ТЮЗе Анны Алексеевны Добротворцевой. Она многих талантливых певцов вырастила. Вот, например, Яна Дьякова — тоже её ученица. А потом в ЦМШ у заведующей вокальной кафедры музыкального училища, Заслуженного работника культуры Натальи Александровны Афанасьевой, которая уже дала мне основную академическую базу. Я активно стал участвовать в проектах Самарского театра, в Филармонии, вёл детскую передачу, на самарском телевидении пел.

Всю жизнь буду благодарить Самару за то, что смог уже в детском возрасте получить колоссальный профессиональный опыт. Моя педагог в театральной студии всегда твердила: «Сцена — как море. Ты никогда не научишься плавать, пока тебя не кинут в воду». Опыт существования на сценических подмостках неоценим. Нужно просто подышать сценой, ощутить контакт с другими артистами, научиться взаимодействовать, импровизировать. Этот опыт сейчас мне безумно помогает в работе. Например, в свой первый спектакль «Турок в Италии» я ввелся за одну оркестровую репетицию. Меня спасло только то, что я уже «закалённый».

— Теперь ясно, почему в какой бы партии вы ни выходили, создание роли, яркого театрального образа для вас не менее важно, чем красота звука. Источник вашего драматического дарования запрятан глубоко в детстве. Возвращаемся к «Почтальону из Лонжюмо». Хотелось бы, чтоб вы более детально рассказали о процессе подготовки спектакля, о своей партии, о взаимодействии с режиссёром. На мой взгляд, «Почтальон из Лонжюмо» очень непростой для работы материал, требующий умения балансировать между жанрами, не занижая планки.

— Да. Евгений Писарев — талантливый режиссёр, с развитым вкусом, своей сформированной годами эстетикой. Вы очень верно отметили про баланс между жанрами. Евгений добивался от нас именно этого — чтоб мы чувствовали тонкую грань между пикантным юмором и пошлостью. Он хотел сделать комический спектакль с лёгким французским флёром, потому что музыка требует именно этого, и наш дирижёр, маэстро Клеман Нонсьё неустанно за этим следит, посылает нам из оркестровой ямы свои энергетические импульсы. Артисты находились в хорошем смысле слова в железных рукавицах: давали свой посыл, но не забывали об означенных рамках, знали, что если перегнём палку, случайно зайдём за черту, превратим оперу в кабаре. Путеводных помощников, к счастью, помимо режиссёра и дирижёра, было много. Нас наставляли и драматические артисты, привлечённые к постановке (Сергей Епишев, Олег Савцов), и коуч по французскому Ирина Цыпина, с которой мы очень много занимались произношением, и пианисты-концертмейстеры (Юлия Банькова, Станислав Пылов, Евгений Захаров) всегда были рядом. Партия огромная: три акта, бесчисленное множество дуэтов, ансамблей — всё разучить было непросто, премьера стала настоящим вызовом для меня.

— Да… вы вообще не уходите со сцены во всё время спектакля.

— Именно. Требуется недюжинная выносливость. Во втором акте нет даже возможности попить воды или отдышаться, должен быть постоянный контакт со зрителями. Из-за обилия костюмов в любую свободную минуту ты переодеваешься, меняешь парики. Плюс сложный грим. А еще дополнительную нагрузку дало время выпуска и погода. Мы выпускали спектакль в июле месяце при аномальной жаре в Москве. Всё лицо в ручьях пота… Хочется просто упасть и отдыхать… но собираешь волю в кулак и работаешь…

— Отдельно хочется отметить интересное и по-своему непростое пластическое решение в стиле виньеток, гравюр. Это всё специально было поставлено? Не импровизация?

— Чистой импровизацией является только мой (тоже, однако, согласованный с режиссёром) выход в зал. Каждый раз, в зависимости от настроения, я выбираю в рядах какого-то зрителя и вступаю с ним в маленькую игру. Всё остальное — плод труда нашего хореографа. Но если возникает эффект импровизации, значит, сработала задумка. Мы именно к этому шли — к максимальной естественности. На самом деле сначала были импровизации, но потом наши фантазии проходили через сито профессионального взгляда хореографов — Албертса Альбертса и Александры Конниковой. Они отбирали лучшее, придавали всему законченную форму, из эскизов в итоге собрали картины. Очень тяжело добиться того, чтоб все действия на сцене смотрелись легко. У меня ранее был опыт участия в аналогичном проекте — спектакль «Ревизор» Дашкевича. Там тоже было много танцев, но это была русская опера, совсем другой стиль.

— В «Почтальоне из Лонжюмо» есть даже некоторые балетные элементы: вы аттитюдики делаете игривые, падаете выворотно. Приходилось когда-нибудь балетом заниматься?

— Серьёзно — нет. Но в театральной студии были занятия хореографией, да и при получении вокального образования некую танцевальную базу нам дают — есть предметы «сценическое движение», «сценический танец». Пластическая составляющая партии мне самому приносит большое удовольствие. Признаюсь, обожаю жанр оперетты! Иногда даже думаю: не уйти ли мне туда? (смеётся) Недавно моя подруга по Самаре приглашала помочь ей с дуэтным номером (из оперетты «Принцесса Цирка») в конкурсе «Operetta Land» Герарда Васильева. Как же мне было интересно! Столько деталей можно обыграть! Столько рассказать!

— Кто сделал вам предложение участвовать в премьере «Почтальон из Лонжюмо»?

— Очень рад, что помимо того, что я солист Большого театра России (с 2019-го года), с начала 2023-го года я являюсь уже не приглашенным, а штатным солистом «Новой Оперы». Потому предложение было естественным. Я уже исполнил немало первых ролей на сцене театра. Первый мой спектакль состоялся в 2022-ом году Это был «Севильский цирюльник» (партия Графа Альмавивы). Затем последовал «Борис Годунов» (роль Юродивого). Потом Ленский в «Евгении Онегине». Получается, что роль Шаплу (Сен-Фара) в «Почтальоне из Лонжюмо» — уже четвертая моя сольная партия в этом театре за такой небольшой промежуток времени.

— Перед созданием полноценной театральной версии репертуар Новой Оперы включал в себя концертную версию «Почтальона из Лонжюмо», но вы в ней не участвовали. Почему?

— Да. Сначала сделали концертный вариант, потом сценический. Это распространенная практика в оперном театре. Мариинский часто так делает. Но в концертном варианте оперы участвовать мне не удалось, потому что в то лето я был на россиниевском фестивале — пел спектакль в Италии. И получилось так, что все артисты в моем составе прошли через концертную версию, закалились, музыкально освоились, пели с оркестром, а я единственный, кто пел это в первый раз. К счастью, к созданию новой сценической версии был очень серьёзный подход — всё, как с чистого листа.

— С какими чисто вокальными сложностями вы столкнулись при подготовке партии?

— Помимо мелкой техники в быстром темпе, требующей филигранной выделки звука, огромное количество верхних нот.

— Каков диапазон партии?

— Я ориентировался на исполнение Майкла Спайрза, который берёт предельно высокую ноту «фа» второй октавы — она очень редко встречается в тенором репертуаре, есть, наверное только в опере «Пуритане». Сегодня у меня «фа» была. При этом внизу «ре» малой октавы. То есть, размах огромный. Майкл Спайрз — «баритенор». Партия в некоторых местах требует крепости голоса. Вот, например, последняя ария написана в очень низкой тесситуре. И всю эту тесситуру надо озвучивать.

Партия еще и потому не очень удобна, потому что написана балетным композитором Адольфом Аданом, и для него вокальная партия — настоящий аттракцион, трюкачество, он немножко поиздевался над оперными артистами, заставил их, условно говоря, как в балете, «крутить пируэты». Это вам не бельканто, где всё сделано так, чтоб в максимально комфортных условиях показать красоту голоса. На партию Почтальона приходится тратить много сил. Не раз сказал спасибо своему консерваторскому педагогу Роману Ивановичу Муравицкому. Благодаря техникам, которые он мне даёт на уроках, его внимательному грамотному обучению, я могу чувствовать себя комфортно даже в таких тяжёлых случаях.

— Насколько я поняла, в партии много неудобных интервальных скачков?

— Конечно. Адан, наверное, не так хорошо знал голос. Однако, вопреки всему, премьера его спектакля прошла на ура, был огромный успех! Если мы вспомним шедевры Россини, Доницетти, или даже оперу «Кармен» Бизе — все эти оперы при жизни были не признаны. А вот опера Адана «Почтальона из Лонжюмо» имела успех у публики сразу. И вот сейчас, спустя два века, тоже имеет успех. Мы очень волновались перед премьерой: как зал примет спектакль? Но вышло, что волновались зря.

Да, музыка сложна. Но, я считаю, главное, что мы не должны делать — зацикливаться на этой мысли, провоцируя себя на усталость. Потому что как только ты сбросишь энергию лёгкости, беззаботности, увлечения, уверенности, азарта, зрители сразу почувствуют. Артист должен быть заряженным от начала и до конца. Ни на минуту нельзя расслабиться, только набирать и набирать обороты, чтобы в конце концов прийти к апофеозу радости, счастья, смеха. Спектакль любим людьми. Мы, конечно, чувствуем эту любовь. Это лучшая награда за все наши усилия.

Беседу вела Вера Чистякова
Фото: Мария Муржа, Екатерина Христова