Японцы усвоили халхингольский урок
Окончание. Начало здесь и здесь
Характеризуя халхингольские события, Иосиф Сталин говорил 28 сентября 1939 германскому министру иностранных дел Иоахиму Риббентропу: «…в августовские дни, приблизительно во время первого визита г-на Риббентропа в Москву, японский посол (Сигэнори) Того прибежал и попросил перемирия. В то же время японцы на монгольской границе предприняли атаку на советскую территорию силами двухсот самолетов, которая была отбита с огромными потерями для японцев и потерпела неудачу. Вслед за этим Советское правительство, не сообщая ни о чем в газетах, предприняло действия, в ходе которых была окружена группа японских войск, причем было убито почти 25 тыс. человек. Только после этого японцы заключили перемирие с Советским Союзом. Теперь они занимаются тем, что откапывают тела погибших и перевозят их в Японию. После того как уже вывезли пять тысяч трупов, они поняли, что зарвались, и, кажется, от своего замысла отказались».
Военное поражение Японии сопровождалось поражением политическим. Поступившее в дни мощного контрнаступления советско-монгольских войск сообщение о подписании советско-германского пакта о ненападении привело японское руководство в сильное замешательство.
Резидент советской военной разведки в Токио Рихард Зорге следующим образом характеризовал сложившуюся в Токио обстановку:
«Переговоры о заключении договора о ненападении с Германией вызвали огромную сенсацию и оппозицию Германии.
Возможна отставка правительства после того, как будут установлены подробности заключения договора. Немецкий посол (Ойген) Отт также удивлен происшедшим.
Большинство членов правительства думают о расторжении Антикоминтерновского пакта с Германией.
Торговая и финансовая группы почти что договорились с Англией и Америкой.
Другие группы, примыкающие к полковнику Хасимото и к генералу Угаки, стоят за заключение договора о ненападении с СССР и изгнание Англии из Китая.
Нарастает внутриполитический кризис.
Рамзай».
То же сообщал в Москву 24 августа и временный поверенный в делах СССР в Японии Николай Генералов: «Известие о заключении пакта о ненападении между СССР и Германией произвело здесь ошеломляющее впечатление, приведя в растерянность, особенно военщину и фашистский лагерь…»
Халхингольское поражение свидетельствовало об авантюристичности и порочности японской политики и стратегии. Было очевидно, что Японии не под силу военное противоборство с СССР. В интересах Японии было перейти от конфронтации к установлению мирных отношений, к чему неизменно проявляло политическую волю советское правительство.
Среди японских историков распространены утверждения о том, что после номонханского (халхингольского) фиаско в Японии якобы отказались от конфронтации с СССР, а Москва, одержав победу, обеспечила безопасность своих дальневосточных границ. Японские авторы пишут: «Антикоминтерновский пакт, заключенный в 1936 году между Японией и Германией, посеял семена беспокойства у Советского Союза, который шел по пути строительства коммунизма. В 1938 году произошло локальное столкновение японских и советских войск у небольшой сопки Чжанкуфэн (Заозерная) в зоне государственной границы между Восточной Маньчжурией и Советским Союзом. А летом следующего года произошло также столкновение в зоне государственной границы между Западной Маньчжурией и Монголией в районе Номонхан (у реки Халхин-Гол) между японскими и советскими войсками. Монголия тогда была государством-сателлитом СССР, и на ее территории дислоцировались советские войска. Само столкновение произошло в районе, в котором отсутствовала четкая демаркация государственной границы. В результате Квантунская армия потерпела серьезное поражение, а СССР одержал победу и тем самым выполнил трудную задачу по обороне Сибири и Дальнего Востока».
Однако в действительности японские стратеги из числа как военных, так и политиков продолжали рассматривать Советский Союз в качестве одного из основных потенциальных противников. Новый военный министр Сюнроку Хата открыто заявил в японском парламенте: «Понесенные потери являются действительно громадным уроком для нашей армии. Мы уже приступили к проведению соответствующих мероприятий… Кровь, пролитая на полях Номонхана (Халхин-Гола) никоим образом не останется напрасно пролитой кровью».
После халхингольского разгрома в Токио было решено «максимально ограничить военные действия в Китае, сократить число находящихся там войск, мобилизовать бюджетные и материальные ресурсы и расширить подготовку к войне против СССР». В декабре 1939 г. был принят «Пересмотренный план наращивания мощи сухопутных войск». Для высвобождения необходимых для будущей войны сил планировалось при необходимости резко сократить число японских войск в Китае (с 850 тыс. до 500 тыс.). Одновременно было принято решение довести число дивизий сухопутных войск до 65, авиаэскадрилий до 160, увеличить количество бронетанковых частей. На китайском фронте должны были действовать 20 дивизий, остальные надлежало разместить главным образом в Маньчжурии, против СССР.
Был определен срок завершения подготовки – середина 1941 года. В сентябре 1939 г. бывший и будущий премьер-министр Японии Фумимаро Коноэ разъяснял германскому послу в Японии Отту: «Японии потребуется еще два года, чтобы достигнуть уровня техники, вооружения и механизации, который показала армия Советов в боях в районе Номонхан».
Чтобы обеспечить благоприятные международные условия для осуществления этой программы, было признано целесообразным предпринять дипломатические шаги, призванные нормализовать на определенный период японо-советские отношения. В политической верхушке Японии появились сторонники заключения с СССР пакта о ненападении, аналогичного советско-германскому договору. При этом японское руководство, убедившись во время хасанских и халхингольских событий в стремлении СССР избежать вовлечения в войну с Японией, не опасалось советского нападения. Как и прежде ставилась цель попытаться в обмен на пакт о ненападении добиться прекращения советской помощи Китаю. В согласованном 28 декабря 1939 г. документе японского правительства «Основные принципы политического курса в отношении иностранных государств» по поводу Советского Союза говорилось: «Необходимым предварительным условием заключения пакта о ненападении должно быть официальное признание прекращения советской помощи Китаю».
Убедившись на опыте халхингольского поражения в неготовности Японии противостоять в военном отношении Советскому Союзу, заключить пакт о ненападении побуждала японцев и Германия. При этом германские лидеры были готовы выступить в роли посредника между СССР и Японией. В ходе советско-германских переговоров о заключении пакта о ненападении нарком иностранных дел СССР Вячеслав Молотов поставил вопрос, готова ли Германия оказать воздействие на Японию ради улучшения советско-японских отношений и разрешения пограничных конфликтов. На встрече со Сталиным министр иностранных дел Германии Риббентроп заверял советского лидера, что германо-японские связи якобы «не имеют антирусской основы, и Германия, конечно же, внесет ценный вклад в разрешение дальневосточных проблем». Сталин предупредил собеседника: «Мы желаем улучшения отношений с Японией. Однако есть предел нашему терпению в отношении японских провокаций. Если Япония хочет войны, она ее получит. Советский Союз этого не боится. Он к такой войне готов. Но, если Япония хочет мира, это было бы хорошо. Мы подумаем, как Германия могла бы помочь нормализации советско-японских отношений. Однако мы не хотели бы, чтобы у Японии сложилось впечатление, что это инициатива советской стороны».
Обсуждение данного вопроса было продолжено уже после достигнутого перемирия в боях на Халхин-Голе во время беседы Риббентропа со Сталиным и Молотовым в Москве 28 сентября 1939 года. Из германской записи беседы:
«… г-н министр (Риббентроп) предложил Сталину, чтобы после окончания переговоров было опубликовано совместное заявление Молотова и немецкого имперского министра иностранных дел, в котором бы указывалось на подписанные договоры и под конец содержался какой-то жест в сторону Японии в пользу компромисса между Советским Союзом и Японией. Г-н министр обосновал свое предложение, сославшись на недавно полученную от немецкого посла в Токио телеграмму, в которой указывается, что определенные, преимущественно военные, круги в Японии хотели бы компромисса с Советским Союзом. В этом они наталкиваются на сопротивление со стороны определенных придворных, экономических и политических кругов и нуждаются в поддержке с нашей стороны в их устремлениях.
Г-н Сталин ответил, что он полностью одобряет намерения г-на министра, однако считает непригодным предложенный им путь из следующих соображений: премьер-министр (Нобуюки) Абэ до сих пор не проявил никакого желания достичь компромисса между Советским Союзом и Японией. Каждый шаг Советского Союза в этом направлении с японской стороны истолковывается как признак слабости и попрошайничества. Он попросил бы господина имперского министра иностранных дел не обижаться на него, если он скажет, что он, Сталин, лучше знает азиатов, чем г-н фон Риббентроп. У этих людей особая ментальность, на них можно действовать только силой… » Из этих высказываний Сталина ясно, что он был готов к переговорам с японцами о пакте о ненападении и был заинтересован в подобном соглашении, но ждал, когда об этом попросит японское правительство.
Во многом под воздействием продемонстрированной на Халхин-Голе мощи Красной армии японское правительство сочло за благо подписать 13 апреля 1941 г. Советско-японский пакт о нейтралитете.
Тем не менее сразу после получения известия о нападении гитлеровской Германии на Советский Союз в политическом и военном руководстве Японии стали раздаваться призывы, воспользовавшись тяжелым положением СССР на советско-германском фронте, нанести мощный удар в тыл нашей страны с востока и быстро оккупировать советский Дальний Восток и Сибирь. Однако это предполагалось сделать только при условии резкого ослабления военной группировки СССР в восточных районах страны. В этом состояла суть так называемой «стратегии спелой хурмы», разгрома советских войск малой кровью, когда обессиленный войной на западе Советский Союз падет к ногам Японии как спелый плод. Такая ситуация, по расчетам японских штабистов, могла сложиться при условии сокращения числа советских дальневосточных и сибирских дивизий наполовину, а военной техники – артиллерии, танков, самолетов – на две трети. Без этого убедившиеся на Халхин-Голе в преимуществах Красной армии в техническом оснащении японские генералы осмелиться на нападение на СССР не могли.
Это понимали и в Берлине, где, столкнувшись с первыми трудностями на советско-германском фронте, стали требовать от Токио немедленного вступления в войну против СССР с тем, чтобы не допустить переброски дальневосточных дивизий на запад, в частности для обороны Москвы. В инструкциях германского министра иностранных дел Риббентропа послу Отту предписывалось: «Продолжать прилагать усилия к тому, чтобы добиться скорейшего участия Японии в войне против России… Используйте все имеющиеся в вашем распоряжении средства, потому что, чем раньше осуществится это участие в войне, тем лучше. Как и прежде, цель, естественно, должна заключаться в том, чтобы Германия и Япония встретились на Транссибирской железной дороге до наступления зимы».
Посол Отт телеграфировал 14 июля 1941 г. Риббентропу: «…я пытаюсь всеми средствами добиться вступления Японии в войну против России в самое ближайшее время… Считаю, что, судя по военным приготовлениям, вступление Японии в войну в самое ближайшее время обеспечено…»
Однако в Токио, опасаясь серьезных сражений с Красной армией, тем более в осенне-зимний период, ждали сообщения о «решающей победе» Германии. Начальник оперативного управления Генерального штаба армии Синъити Танака признавал после войны: «Исходя из того факта, что в русско-финляндскую войну зимой 1939 года русская армия проводила операции, поддерживая линию коммуникаций протяженностью более 200 км при температуре 50 градусов ниже нуля, а также исходя их эффективности русского снабжения во время номонханского (халхингольского) инцидента, нельзя было недооценивать способности армии Советского Союза снабжать операции».
4 сентября 1941 г., когда было принято секретное решение правительства и императорской ставки воздержаться от реализации плана войны против СССР «Кантокуэн» – «Особые маневры Квантунской армии», перенеся его осуществление на весну 1942 г., посол Отт доносил в Берлин, что на решение Японии о вступлении в войну против России оказывают влияние «воспоминания о номонханских событиях, которые до сих пор живы в памяти Квантунской армии». «Разгром японских войск на Халхин-Голе научил даже чванливых, возомнивших о божественной роли Японии японских генералов уважать мощь Советского Союза», – писали объективно мыслящие японские историки.
Главными причинами, по которым японские политики и генералы не воспользовались, как говорили в Японии, предоставленным советско-германской войной «сэндзай итигу» - «одним шансом из тысячи», был срыв германского «блицкрига» и выдержка политического руководства Советского Союза, не ослабившего дальневосточную группировку настолько, чтобы вселить японцам уверенность в победе. В Токио, учитывая печальный опыт разгрома японской армии в локальной войне на Халхин-Голе с большими потерями, так и не осмелились на прямую агрессию против СССР. Эффективно помогая при этом своему союзнику в войне нацистской Германии путем сковывания реальной угрозой нападения дальневосточных и сибирских советских дивизий, столь необходимых на советско-германском фронте. Это дает основание считать, что милитаристская Япония несет ответственность за затягивание Великой Отечественной войны и увеличение жертв нашей страны.