Две деревни

На кухонном столе две кастрюли с кашами — на молоке и на воде, тарелки с семечками, ягодами. Это завтрак, который начинается каждый день в 8 часов утра в бревенчатом доме в деревне Тарасовской. Блюда в основном готовят вегетарианские. В доме есть общие кухня и столовая, комната для гостей. В середине кухни стоит большая печь, расписанная узором с красными конями, рядом ведра для раздельного сбора вторсырья и органических отходов. На стене в столовой — план посадки овощей. У дома хлев с козами.

— Так, давайте начнем планерку, уже 8:30, — Зоя Афанасьева читает с телефона план работ на день. — На повестке серия работ, связанных с уборкой, стиркой белья, огородом и готовкой еды. Сегодня у меня в первой половине дня зум, после него я бы занялась обедом.

— У меня зум вечером. Я сегодня планирую заняться уборкой травы и огородом. А белье уже стирается, — говорит Елена Скибина.

— Лёша, — обращается Зоя к волонтеру, — сможешь выдрать крапиву?

Так начинается день в «Живой деревне» — сообществе людей, которые почти десять лет назад решили возрождать интерес россиян к сельской жизни, выбрав для этого деревню Тарасовскую в 400 километрах от Архангельска.

Пустые дома и крест

Деревня Тарасовская, согласно легенде, была основана, когда Екатерина II начала переселять черноморских казаков на Кубань, и часть из них тогда бежала в Архангельскую область, где не было крепостного права. На земли современного Устьянского района приехали казаки с предводителями Тарасом, Бородой и Яковом: они основали деревни Тарасовскую, Бородинскую и Яковлевскую. Последней сейчас уже нет. Общее название этих поселений — Верхний Березник. О казацком следе говорит и самая распространенная в этих деревнях фамилия — Казаковы.

В конце XIX века в Тарасовской, которая тогда была частью Вологодской губернии, насчитывалось более 150 человек. Старожилы утверждают, что после 1940-х жителей было 250–300. В середине XX века в деревне имелись начальная школа, библиотека, большие совхозные поля, скотный двор. В конце 1980-х начался отток населения, и после 90-х в Тарасовской остались только пожилые. На сайте церковных приходов сообщают, что сейчас в деревне живут около ста человек, однако местные рассказывают, что на зиму в Тарасовской остаются только два жителя, а молодежь и дети там давно не живут. 

На ближайшей от Тарасовской станции Кизема поезда из Санкт-Петербурга и Москвы останавливаются на две минуты. Дальше до деревни нужно ехать полчаса на машине, перейти деревянный навесной мост и 20 минут идти пешком. У въезда в Тарасовскую стоит поклонный крест. Его летом 2023 года на месте старого кладбища установила группа прихожан. Другие жители говорят, что крест стоит так, будто его поставили «на всей деревне» и похоронили Тарасовскую.

Неподалеку находятся здания заброшенного совхоза, чуть дальше — памятник погибшим в Великой Отечественной войне. Из Тарасовской на нем 54 фамилии. Монумент поставили еще при Советском Союзе. 

В деревне три улицы, которые частично заросли травой. Из 73 домов жилыми остаются от силы десять. Большинство пустующих покосились, в оконных проёмах нет стекол, где-то на полках лежит брошенная посуда. 

В центре деревни — большое закрытое деревянное здание с табличкой «Клуб» на входе. Кажется, она осталась тут со времен СССР. Из домов, где никто не живет более года, выносят имущество воры. Огороды у жилых домов по большей части скромные, в несколько грядок. Масштабнее и ухоженнее остальных огород, где над теплицей развевается флаг «Единой России». Хозяйка участка, пенсионерка Галина Ивановна, в партии не состоит. 

Ближе к концу улицы — семь домов «Живой деревни». Сейчас используются в основном три из них. После 2022 года сообщество поредело: из его постоянных жителей там остались только Елена и Зоя с детьми. Первый дом — общий, в котором все собираются на завтрак. В другом живут Зоя Афанасьева и ее дети, в третьем — Елена Скибина, там же организованы игровая для детей и место для школьных занятий во время учебного года. Еще в одном доме находится фримаркет с разными вещами, в том числе одеждой, которые могут взять приезжающие в деревню, если им чего-то не хватает. Раньше там жила основательница проекта Антонина Кулясова. И гостей, и волонтеров чаще размещают в домах, где живут хозяева. Остальные используют, когда приезжает много людей. 

Внешне образ жизни этого сообщества не отличается от обычного деревенского, но внутри многое устроено по-другому. У постояльцев «Живой деревни» общее хозяйство: картофельное поле, огород, теплицы, козы, куры. Каждый день они проводят планерки по распределению обязанностей, часто принимают гостей и волонтеров. Например, проводят у себя эковыезды для семей, знакомя их со своим образом жизни, празднуют Рождество, Коляду, дни солнцестояния, Ивана Купалу. Среди участников сообщества есть веганы. Все вторсырье сортируется и отправляется на переработку.

Обмен опытом

В 2014 году в Тарасовскую приехала 45-летняя эколог Антонина Кулясова. До этого, с 1990-х, она жила в маленькой деревне в Вологодской области, где организовывала семинары и праздники, посвященные традиционной культуре и экологии, на которые приезжали жители других регионов. 

К началу 2010-х Антонина захотела реализовать комплексный проект по возрождению деревни — собрать сообщество жителей, создать пермакультурное хозяйство и проводить просветительские лекции. Ей было интересно соединять традиции и инновации. По словам женщины, в той деревне в Вологодской области сделать это было сложно: все дома там были заняты. А в 2014 году дом женщины сгорел, и она решила переехать в Тарасовскую.

Там она занялась просветительскими проектами «Школа деревенского хозяина» и «Лесная школа»: их участникам рассказывали об экологичном образе жизни и традициях русских деревень. Слушателей искали в том числе среди детей, обзванивая районные школы. В организации проектов Антонине помогали местные жители Александр и Любовь Казаковы. Именно Александр в свое время, познакомившись с Антониной во время выезда активистов в калужское экопоселение «Ковчег», пригласил Кулясову в Тарасовскую — хотел, чтобы его родная деревня процветала.

— Я подумала, что было бы здорово познакомить людей из экопоселений и активных людей из традиционных деревень. У экопоселенцев как будто не хватает заземленности, знания коренной культуры, а у местных жителей наоборот — знаний о том, насколько это вообще ценно. И вот мы решили сделать такой проект, — рассказывает Антонина Кулясова.

Последующие шесть лет Казаков помогал находить в Тарасовской дома для «Живой деревни» и вести хозяйство. Антонина Кулясова говорит, что они стоили от 50 до 200 тысяч рублей и что покупала она их на свои деньги. 

Спустя два года к Антонине присоединилась экоконсультант Зоя Афанасьева из Петербурга. Она стала заниматься в Тарасовской семейным просветительским проектом об экологии «Живая деревня»: рассказывала родителям и детям, как сортировать мусор и работать на земле в гармонии с природой.

В то время, говорит Кулясова, вся администрация Устьянского района позитивно относилась к проекту и поддерживала его инициаторов, как в основном и местные жители. Но в 2016 году с приходом в Устьянский район другой администрации, по словам Антонины, это отношение поменялось. А после трагедии на Сямозере (18 июня 2016 года на озере во время шторма перевернулась лодка с участниками лагеря «Парк-отель "Сямозеро"», погибли 14 детей) жители района перестали отпускать своих детей в местные эколагеря, хотя Антонина говорит, что они себя никогда не позиционировали как лагерь.

По словам Зои, во время работы одного из таких эковыездов в 2016–2017 годах кто-то написал на них заявление в полицию о якобы неуплате налога на дом и других хозяйственных нарушениях; к ним приезжал участковый, но описанное в заявлении не подтвердилось.

В 2020 году Зоя переехала в деревню насовсем, к ней и Антонине присоединились еще несколько человек, проект стал называться «Живая деревня». 

После завтрака Зоя берет на себя еще одну задачу на следующий день — испечь хлеб в домашней печи.

«Живу так, как хочу»

Зое Афанасьевой 40 лет. Перед нашей беседой она предупреждает, что не будет говорить о политике и финансировании «Живой деревни». Зоя рассказывает, что пошла в школу в 1990 году и успела один год побыть октябренком: 

— В школе ни в какой субкультуре я не была. Я просто по-хиппарски одевалась. Долго занималась руфингом [прогулками по крышам домов]. Однажды смогла побывать на крыше Главного штаба [на Дворцовой площади в Петербурге]. Я училась на геологическом факультете СПбГУ, до 2015 года занималась наукой, защитила кандидатскую.

Когда Зоя родила старшую дочь Виту, она наткнулась в интернете на сайт московского Центра защиты прав животных «ВИТА». Потом посмотрела документальный фильм «Земляне» о проблеме жестокого обращения с животными, увлеклась веганством и зоозащитой. Она стала соорганизатором проекта «Голоса за животных», который занимается исследованиями и разработкой нормативных актов по защите прав зверей. Потом ушла в экоактивизм и стала организовывать экологические программы для детей: их учили собирать раздельно мусор, создавать мультфильмы и готовить конфеты из сухофруктов. 

— Я просто живу сейчас так, как хочу и считаю нужным, — объясняет Зоя переезд в деревню. Она начинала жить в Тарасовской вместе с мужем Антоном. Сейчас они разведены, но ездят друг к другу в гости: он — в деревню, она — в город.

Злополучный февраль

В 2020–2021 годах в сообществе в разные периоды жили до 15 человек — без учета волонтеров и участников программ. Но после 24 февраля 2022 года часть поселенцев «Живой деревни» уехали из Тарасовской, в том числе и Антонина Кулясова. Вместе с еще одним жителем, Владиславом Стаиным, она переехала в Крым. Говорит, на ее решение повлияло то, что несколько близких ей людей хотели собрать новое сообщество там. Общаться с ней пришлось онлайн. 

Антонина рассказала, что во время эпидемии ковида в Тарасовскую приехало много людей, казалось, все получится, но когда в 2022 году началась война, большинство из них уехали. Главная причина, по ее словам, — возникшие у «Живой деревни» проблемы с финансами. До этого времени у них были гранты, а некоторые участники сообщества работали в проекте по исследованию климата в сотрудничестве с Северным (Арктическим) федеральным университетом и СПбГУ в рамках климатических исследований (после начала войны этот проект закрылся). Кто-то из постояльцев вкладывал свои личные средства. 

Молодые люди, влившиеся в сообщество, хотели стабильности. Почти все они разъехались по другим регионам России, одна пара покинула страну, но они планировали это сделать еще до 2022 года. Зоя не говорит, на какие средства «Живая деревня» существует сейчас — кроме финансовой помощи ее бывшего мужа и Елены Скибиной, которая работает дистанционно в петербургской частной школе. 

— Мне кажется, я перепробовала все варианты по расширению сообщества, мы тогда зашли в тупик. Но еще я за все эти годы постоянной работы просто устала. Переезд в Крым, новые проекты там, казалось, дадут новый толчок, — рассказывает Антонина. 

Двух коров, коня и автомобиль «Соболь» с отъездом большей части поселенцев пришлось продать. 

— Чувствую ли я обиду? Нет. Грусть, боль от того, что Тоня решила уехать? Да, — говорит Зоя. 

На зиму Зоя и Елена нередко покупают дрова у соседей из других деревень и поселков. В марте 2024 года Зоя на своей странице во «ВКонтакте» публиковала пост о поиске волонтеров, которые могли бы помочь наколоть и связать дрова. Помощники нашлись.

Волонтером «Живой деревни» может стать любой человек. После беседы желающих приехать приглашают в Тарасовскую на две недели: за это время обитатели «Живой деревни» и волонтер примеряются друг к другу. Если всех все устраивает, волонтёр может остаться хоть на год.

Сейчас в «Живой деревне» два волонтера: Алексей и Алёна. Оба узнали о «Живой деревне» на сайте Goodsurfing. Алексею 25 лет, он живёт в Ленобласти на даче и работает садовником. В Тарасовской он хочет научиться жить в таких сообществах и со временем совсем уехать из города. Алёне 44 года, она из Майкопа, удалённо преподает английский язык. Раньше она приезжала волонтерить в поселения в Краснодарском крае, Татарстане, горах Кавказа, на Алтае, в Беларуси и Турции. 

Во время нашего приезда в деревне волонтерила Антонина. Ей 40 лет, она фотограф, психолог, коуч, увлекается йогой. В «Живой деревне» Антонина фотографировала, помогала по хозяйству и проводила тренинги по ненасильственному общению. С Зоей она познакомилась давно, в интернет-сообществе по грудному вскармливанию, но увиделась с ней вживую только в Тарасовской.

Тюдоры, принцесса Мононоке и Иван Купала

Дети Зои — Ася и Митя — учатся в семейной школе, которая появилась в Тарасовской благодаря педагогу Елене Скибиной. До этого она 19 лет работала в монтессори-школе в Санкт-Петербурге. Обучение в деревне тоже проходит по системе Монтессори — она основана на принципах гуманистической педагогики и сенсорного воспитания. Например, формулу площади квадрата ребенок вычисляет из собственного мини-исследования и опыта. В этой школе дети учатся работать на земле, ухаживать за животными, вести хозяйство. Чтобы сдавать в конце года экзамены, Вита, Ася и Митя прикреплены к обычной общеобразовательной школе в Санкт-Петербурге. 

У каждого ребенка есть свои обязанности. Пятнадцатилетняя Вита следит за козами: пасет их, кормит и доит. Десятилетняя Ася следит за курами. Сейчас нужно не давать вылупляться цыплятам. На их содержание нет ресурсов, а если вылупится новый петух, то место со старым он не поделит. Восьмилетний Митя кормит домашних кошек и следит за тем, чтобы в баках, соединенных с мойкой, всегда была вода. Ежедневно появляются и другие дела: выполоть сорняки, посадить базилик и свеклу, рассортировать вторсырье.

Вита занималась по программе Монтессори в семейной школе три года, а в седьмом классе захотела учиться сама в онлайн-школе (экзамены она тоже сдает в Петербурге). Ее любимая историческая эпоха — XVI век, когда жили Тюдоры. На развлекательный контент ей разрешают тратить только час в день. Любимый мультфильм Виты — «Принцесса Мононоке» японского аниматора Хаяо Миядзаки — про девочку, которая живет с волками. Никто из детей, по их же словам, по городу не скучает.

Елене Скибиной 49 лет, но, как и Зоя, она выглядит моложе своих лет. О «Живой деревне» она узнала на мероприятии, посвященном экологии. В 2017 году Елена уехала из Петербурга в родовой дом в заброшенной деревне в Тверской области — устала жить в городе. Три года прожила там одна, а потом приехала в «Живую деревню», захотев получить опыт в создании такого сообщества. В Петербурге у нее живет 25-летняя дочь.

Елена застала пионерию и коммунарское движение. Если к пионерским организациям она относится как к профанации, то к лагерям — как к образцу «честных, искренних, настоящих отношений». По ее словам, тот опыт коммунарства сильно на нее повлиял.

— Я не хочу награждать этот опыт какими-то «измами». К тому же я плохо различаю, какие взгляды «левые», а какие «правые». Когда говорят одно, а делают совершенно другое и прикрываются громкими словами из идеологий, меня просто выносит от злости, — поясняет Елена. 

Вечером Вита и волонтерка Алёна сидят за столом и напевают народную песню про русалок, которую они собирались исполнять в праздник Ивана Купалы 24 июня. Вита читает текст песни из своей тетрадки, Алёна — с телефона. В «Живой деревне» стараются отмечать основные народные праздники: летнее и весеннее равноденствия, зимнее и летнее солнцестояния. Кроме них, празднуют день древнеславянской богини Макоши и Троицу, на Рождество колядуют. Раньше Антонина Кулясова, которая как раз занималась народной культурой, устраивала перформансы с традиционными славянскими масками, изображающими животных.

«Отказываться от благ цивилизации необязательно»

Зоя и Елена во многом непохожи. И даже не считают друг друга подругами. Кроме совместного хозяйства, их объединяет, кажется, лишь желание остановить экологическую катастрофу. 

— Хочется верить [что это возможно], потому что иначе непонятно, зачем все это. Можно, конечно, устроить пир во время чумы, а можно что-то потихоньку менять, — говорит Зоя.

Елена добавляет, что «человечеству надо снизить темпы потребления, становиться более осознанными»: 

— Некоторые городские жители живут свою жизнь и даже не задумываются, откуда у них продукты, откуда вода и, главное, куда она уходит. Отказываться от благ цивилизации необязательно, надо просто поменять способ их добывания. 

Спрашиваю Зою, не хочется ли ей совсем уйти в лес. 

— Если бы я хотела просто спастись, то я бы ушла. Но, во-первых, есть зависимость от социума, мне важно и интересно быть с людьми. Во-вторых, есть желание хотя бы что-то поменять, может, своим примером, или оказаться каким-то образом полезной для тех, кто смотрит в другую сторону. 

Зоя добавляет, что у них не было цели уйти от «большого мира»: они приехали в Тарасовскую строить сообщество людей, которые хотят жить с миром в гармонии.

Жизнь и совхоз

— Любовь Казимировна, здравствуйте! Что нового? — здоровается Зоя с зашедшей в дом соседкой.

— Привет. Сегодня вот дочке 35 лет исполняется. Я, как обычно, без интернета.

Любови Казаковой чуть больше 60 лет. Она приехала в Тарасовскую в 1981 году по распределению из другой деревни Архангельской области и 30 лет работала учителем начальных классов, а потом библиотекарем. Последние два года она уезжала зимовать из деревни в Ленинградскую область.

Любовь Казимировна приглашает нас к себе. Дом с несколькими комнатами, уже не использующимся хлевом и системой водопровода ее муж построил в Тарасовской в 1980-е, когда ему было 25 лет. Александр Казаков всю жизнь что-то мастерил — лодки, игрушки, мебель, делал гравюры и писал стихи. Недавно он пережил инсульт.

Любовь Казакова — одна из немногих местных, кто близко общается с людьми из «Живой деревни». Елена Скибина зимой даже ездит к ней в гости в Ленинградскую область.

Любовь Казимировна говорит, что потянулась к Антонине Кулясовой, потому что та много знает и могла этому научить, а сейчас они общаются с Еленой и Зоей и помогают друг другу.

— Но были в деревне люди, которые натурально ненавидели их, потому что изменился уклад деревенской жизни. Не нравилось, что ездят мимо их домов. Считалось, что это ненормальные люди, что они не такие, как мы. Хотя, наоборот же, деревня затухает, а они какой-то жизнью ее наполняют. Надежда была, что тут что-то новое будет, — делится нюансами жизни в Тарасовской Любовь Казакова. 

Зоя позднее расскажет, что в какой-то момент коренные жители действительно понадеялись на Антонину и поверили в ее идею возродить деревню. Из-за этого, предполагает Зоя, они разочаровались, когда ожидаемого не произошло. 

Выходим на улицу, встречаем пенсионера, который не захотел назваться. Постояльцам «Живой деревни» он не доверяет: «Так они все на деньги Сороса делают. Ну, пусть живут, что уж. Только зачем напоказ говорить о восстановлении деревни, это уже мем». 

У всех жителей Тарасовской, к которым мы заходим в гости, на самых видных местах стоят фотографии их детей. 86-летняя Манефа Паршина живет в деревне только летом, в доме, который построил ее сын. Уже будучи 60-летней, Манефа Николаевна ухаживала за своим парализованным мужем, а потом осталась одна. В их старом доме сейчас живет Елена Скибина, изредка она заходит к пенсионерке в гости.

Подходим к дому Николая и Тамары Казаковых — им за 70. Тамара Ивановна наливает чай, режет колбасу, сыр, хлеб, достает макароны и конфеты. Николай Васильевич рассказывает о своей молодости, службе в Германии, учебе в Ленинграде, возвращении в Тарасовскую. Когда заходит разговор о «Живой деревне», Николай Васильевич заметно хмурится. Говорит, что Зоя и Елена, чтобы включиться в жизнь Тарасовской, должны работать на полях, помогать местным жителям восстанавливать совхоз и пропалывать сорняки, чтобы не было пожара, когда трава высохнет.

Елена считает, что разногласия с местными жителями по поводу ведения хозяйства закономерны: «Они выросли в другое время, когда сельское хозяйство было другого масштаба. Для них огороды — конечная цель, для нас — одна из. Нам важнее объединяться».

Зоя говорит, что объединения не получилось, потому что коренные жители Тарасовской и постояльцы «Живой деревни» по-разному мыслят о сотрудничестве: «Это извечная история про то, почему те или иные отношения не складываются. То ли один в них недостаточно вкладывает, то ли другой ждет большего. У нас, наверное, были слишком глобальные представления о том, чего мы хотим», — резюмирует она.

Сваты

Десять часов вечера, Елена и Зоя сидят на кухне в общем доме. Обычно в это время Зоя уже час как спит. В дом заходят соседи из деревни — Сергей «Коротыга» Паршин и его родственник Василий. 

— Доброго вечера, можно зайти?

— О-о-о, Серёга, привет, — здоровается Зоя.

Из-за спины Коротыги появляется Василий. Запахло спиртом.

— Ë-кэ-лэ-мэ-нэ, а зайти-то, ну, можно?

— Сэр, да вы, кажется, пьяны! — замечает Зоя — Ну заходи уж.

Сергей называет Василия братанчиком. На самом деле тот приходится ему двоюродным дядей, хоть Сергей и старше. У Василия рано умер отец, и они росли вместе. 

Сергею 49 лет, у него седеющие волосы и щетина, он одет в футболку с надписью «Son of anarchy». Коротыга чуть выше 180 см. Он родился и вырос в Тарасовской. В середине 1990-х уехал работать строителем в Ленинградскую область, вернулся в деревню два года назад, когда умер его отец. У Сергея на участке растут огромная ель и маленький кедр. Первую посадил его отец, второй — он сам. По словам Сергея, он приехал в деревню, потому что хочет умереть на родной земле.

Василий совсем седой, в рабочей одежде. Мужчины признаются, что пришли к Зое и Елене, потому что сватают Василия: он вдовец, и ему нужна хозяйка в дом в другую деревню. Больше всего внимания достается Елене. «А я куда пойду? У меня тут тоже хозяйство», — отшучивается она. В какой-то момент Василий начинает говорить о любви, о Боге, о честности и даже о своих недостатках.

— Ты поменьше бы говорил, нах, — одергивает его Сергей.

— А человек не может, как ты, Серёга, — только о своих положительных чертах, — парирует Зоя.

Коротыга и братанчик уходят через полтора часа. «Да-а-а, это первый раз такое. Обычно Серёга более угрюмый», — говорят Зоя и Елена.

***

— Получается, попытка построить устойчивое сообщество в Тарасовской была безуспешной? — спрашиваю Антонину. 

— Зоя и Лена будут третий год уже зимовать. Это же тоже устойчиво. Теперь вокруг них формируется новое сообщество. Да, я как основатель ушла, но традиции жизни, которые мы закладывали вместе, продолжаются. То, что я хотела, у меня не получилось. Но я не считаю, что это провал. Те восемь лет, которые мы провели там, они ценны сами по себе. К нам приезжали сотни и даже тысячи людей, и мы смогли на кого-то повлиять. Мы посеяли зернышки, которые вырастают сейчас.