Во Всехсвятском много лет прожила современница и близкий друг Пушкина
«Москва, за Тверской заставой, село Всехсвятское, дом Полякова»: по этому адресу в конце XIX века много лет жила Вера Нащокина (1811- 1900), входившая в близкий круг Александра Пушкина, оставившая тёплые и искренние воспоминания о великом поэте.
«Приказываю жениться»
23-летняя Вера Нарская познакомилась с Пушкиным во время своей помолвки с Павлом Нащокиным. Меценат и коллекционер Нащокин был ближайшим другом поэта. Известно, что в молодости они несколько лет жили в Москве в одной холостяцкой квартире и в важнейших вопросах советовались друг с другом. Так, Павел Нащокин одобрил выбор поэта, решившего жениться на Наталье Гончаровой, а Пушкину в свою очередь понравилась Вера Нарская.
«В первое своё посещение Пушкин довольно долго просидел у нас и почти всё время говорил со мной одной, — вспоминала Вера Александровна. — Когда он уходил, мой жених, с улыбкой кивая на меня, спросил его: — Ну что, позволяешь на ней жениться? — Не позволяю, а приказываю! — ответил Пушкин».
Вера Нарская была побочной дочерью камергера и гофмаршала Александра Нащокина от крепостной крестьянки, однако благодаря заботе отца вела вместе с родными братьями аристократический образ жизни. По воспоминаниям современников, Вера Александровна отличалась красотой, живым умом и весёлым, добрым характером и сразу же завоевала симпатию Пушкина.
«Весельчак, добряк и острослов»
«В нашей семье он положительно был родной», — вспоминала Вера Нащокина.
Подтверждала она и необычайное суеверие как Пушкина, так и своего мужа.
«У них существовало великое множество всяких примет», — делилась воспоминаниями Нащокина. Так, часто оба откладывали необходимую поездку, если забывали носовой платок или часы, и прислуга вручала им забытую вещь. Уже запряжённая тройка распрягалась, а друзья сидели дома, дожидаясь конца дня, когда примета потеряет свою силу.
Русский пушкиновед Николай Раевский приводит горестный рассказ Веры Нащокиной о том, как они с мужем пережили весть о дуэли и смерти поэта.
«Ах, Пушкин, Пушкин! Какой это был весельчак, добряк и острослов! Он говорил тенором, очень быстро, каламбурил, и по-русски, и по-французски; он мужа любил больше, чем кого-либо... Меня он любил как брат и друг, шутил со мной, читал мне свои новые стихотворения, целовал мои руки, а в особенности играл со мной в карты... Как он звонко хохотал! Я сейчас слышу его смех...»
«Убогая дача»
Вера Нащокина овдовела в 43 года, и её последующая жизнь была полна лишений. В архивах сохранились многочисленные письма Нащокиной друзьям Пушкина и высокопоставленным чиновникам с просьбами о вспомоществовании. Как писал русский пушкиновед Николай Раевский, она некоторое время жила в меблированных комнатах в Москве. Затем перебралась с младшим сыном, который также не мог устроить свою жизнь, в скромный дачный домик в подмосковном Всехсвятском. Сохранилось описание «убогой дачи в узеньком переулке», где коротала свой век бывшая аристократка и блистательная красавица, дружившая с Пушкиным. В домике было две комнаты, кухня и терраса. Из мебели — ветхие стулья, простой стол, старое кресло и железная печка, которую всю зиму топили углём.
Вспоминая поэта
О Вере Нащокиной вспоминали перед памятными датами, посвящёнными Пушкину. В 1899 году, когда вся Россия готовилась к грандиозному празднованию 100-летия со дня его рождения, Нащокина оставалась единственной современницей поэта, входившей в круг его близких друзей. В мае 1899 года во Всехсвятском побывал Владимир Гиляровский.
«Одна из таких моих корреспонденций, напечатанная за полной подписью, начиналась так: «Я сейчас имел счастие целовать ту руку, которую целовал Александр Сергеевич Пушкин, — писал в мемуарах знаменитый репортёр и писатель. — Мне удалось узнать, что ещё жива В.А. Нащокина и ютится где-то в подмосковном селе Всехсвятском. Я нашёл её на задворках, в полуразрушенном флигельке».
Гиляровский долго слушал её рассказы о незабвенных вечерах с поэтом (у 88-летней женщины сохранилась необыкновенная память).
«Прощаясь, я поцеловал у неё руку, и она сказала, подняв на меня свои старческие глаза: — Пушкин всегда мне руку целовал… Ах, Пушкин, всё Пушкин!»