Историк моды Александр Васильев: «Я хочу, чтобы в России появился Музей моды»
В Музее Востока в конце прошлого года открылась выставка «Русский Константинополь», приуроченная к годовщине «исхода» русских из России, охваченной гражданской войной.
Константинополь, нынешний Стамбул, был первым пунктом на пути сотен тысяч русских эмигрантов, не признавших власть большевиков. Через три года большинство из них разъехались кто куда – в Сербию, Болгарию, Францию, Бельгию, - но эти три года изменили и русских беженцев, и город, в котором им пришлось жить.
О русском Константинополе рассказывают предметы из собрания Музея Востока и Фонда Александра Васильева – живопись, графика, произведения декоративно-прикладного искусства, и, конечно же, туалеты русских красавиц, многие из которых стали манекенщицами или открыли в Константинополе, а потом и в европейских городах собственные модные ателье.
По мнению Александра Васильева, инициатора этой выставки, она объясняет, почему в России до сих пор нет музея моды.
- Мне сказали, что Музей моды не будет создан в России никогда. И знаете почему? Это вопрос не музейный, а идеологический.
Все, что было сделано до 1917 года в области моды, было высоко по тканям, по отделке, по качеству меха, по качеству кожи и по имени заказчика. Все, что было сделано после 1917 года, не идет с этим ни в какое сравнение.
- Но ведь в Советском Союзе продолжала работать Надежда Ламанова, когда-то придумывавшая платья для великой княгини Елизаветы Федоровны.
- Не сохранилось ни одного ее платья. Только что была большая выставка о Надежде Петровне Ламановой в павильоне «Рабочий и колхозница», ее организовала Наталья Козлова. Это была очень впечатляющая выставка. Только реплики! Потому что не сохранились подлинники. А Музей моды – это не музей реплик, это музей подлинников.
В моей коллекции полмиллиона экземпляров, это крупнейшая в мире частная коллекция уникальных вещей, которые выставляются в очень многих странах. Я только что закончил грандиозную выставку в Женеве, в крупнейшем Музее искусства и истории, она называлась «Мода и портрет» и привлекла очень много посетителей. У меня постоянно проходят выставки в Прибалтике – Литва, Латвия, Эстония. Сейчас я готовлю чудную выставку в Праге.
В Москве мои выставки редки.
Причина главная, первая – пандемия. Вторая – зависть. Грубая, неприкрытая: «Что это такое у Васильева?» И комментарии троллей: «Он это где-то на помойке нашел». Укажите мне эту помойку, я буду первый в очереди. Это уникальные вещи! Я просто очень много лет жил в Турции.
Я был сценографом семнадцати постановок на сцене Государственного театра оперы и балета в Анкаре, в Стамбуле, в Мерсине, в Анталии, в Аспендосе. И я даже говорю более-менее на турецком языке. Я дважды был награжден национальной премией как лучший театральный декоратор Турции. И это мне открыло такое количество дверей!
Я узнал в Стамбуле столько потомков русских эмигрантов, посетил столько домов и смог приобрести столько уникальных вещей, что ждал этой выставки тридцать лет. Я влюблен в русскую эмиграцию на Босфор, я понимаю, как она обогатила культуру этой страны, подарила ей оперу, балет, живопись, спорт, симфонические оркестры, радиовещание, драматический театр, который был основан в Турции учеником Станиславского. Мы дали им много, но и взяли у них много, они нас приютили, нас – я имею в виду русских, которые попали туда как беженцы, а не как эмигранты, в этом большая тонкость.
Никто в Турцию эмигрировать не собирался, но ход гражданской войны был таким, что только Константинополь смог принять сто шестьдесят кораблей из России. Общее число эмигрантов в Турции исчисляется сотней тысяч. Вы понимаете, что это значит, когда в город приезжает такая масса изысканной, но очень обнищавшей в дороге публики, которая очень хочет выжить. Им надо было что-то есть, надо было платить за жилье. Да, с тараканами, да с клопами, с крысами, потому что на другое у них не было денег. Не у всех были деньги на «Pera Palace Hotel». Вертинский жил в этом отеле, потом там жил Троцкий, но это были эксклюзивные апартаменты. А что было делать тем, у кого денег не было, кто потерял все в жерновах Гражданской войны?
Сперва они занимались перепродажей платьев и шуб, принадлежавших элегантным, но нуждавшимся дамам. Потом начинали открывать собственные модные предприятия. Мы здесь делаем инсталляцию а-ля модный дом этого времени – примером может служить дом моды «Феражаль», который принадлежал Наталье Николаевне Лазаревой.
Сохранилось довольно много платьев того времени, но сохранилось и огромное количество турецких костюмов. Это не русские костюмы, а стамбульские, которые носили мусульманки, желая европеизироваться, они нашли компромисс, чтобы фигура была закрыта, как в парандже, но форма была. И мне удалось на различных аукционах, чаще всего в США и в Англии, постепенно это все покупать.
Я до сих пор продолжаю свою коллекцию, несмотря на то выставка у меня собрана, и я могу сказать: «Моя миссия выполнена». Но я собираю эти чудные вещи, чтобы в России был музей. Я хочу, чтобы моя коллекция жила и после меня, не из тщеславия, а из-за того, что это богатая страница нашей истории, что мы должны про это помнить, новые поколения должны это видеть и знать. Потому что у нас постоянно выходят фильмы об этом времени, вот сейчас вышел сериал «Вертинский».
- Можно узнать ваше мнение о нем?
- Комментировать я не буду, потому что это не в моих правилах, но я давал туда свои вещи. Фраки, в которые одет главный герой, это из моей коллекции. Выставка открывается уже после фильма, поэтому я думаю, что будет интересно всем посмотреть, как выглядел Константинополь, когда в нем пел Вертинский.
- Неужели костюм Пьеро, который у вас выставлен в отдельной витрине, тот самый, в котором Вертинский выступал в «Черной розе»?
- Нет, он не принадлежал Вертинскому, но просто в ту пору был в моде костюм Пьеро, во многом благодаря балету Дягилева «Карнавал» 1910 года, где костюм Пьеро выполнял Бакст. И Вертинский, и автор того костюма, который я выставляю, взяли идею у Бакста. Нас еще ждут такие темы, как «Дягилевский русский балет и мода», у меня огромная коллекция дягилевских костюмов. Их создавали и Бакст, и Бенуа, и Гончарова, и Рерих. Мы должны их видеть, это наша культура. Почему это стало возможно через сто лет? Потому что до этого мы не могли, мы все время говорили: белогвардейцы, врангелевцы, враги, враги… А здесь, на этой выставке, они представлены носителями культуры, носителями потрясающей традиции. Это так красиво, так важно. И мне кажется, это так… патриотично.
Я хотел сделать эту выставку в прошлом году, к столетию исхода, но помешала пандемия. Я бы сделал ее и раньше, надо было собрать материал, это непросто. Вы знаете, я не могу даже предположить другого коллекционера, который бы мог создать подобную выставку на эту тему.
- Есть ли в вашей коллекции вещи русских модных домов, которые открыли русские аристократы - «Ирфе» принадлежал Ирине и Феликсу Юсуповыми, «Китмир» - Марии Павловне Романовой.
- Да, конечно! Но они на другой выставке, здесь я их не выставляю. Здесь есть одна вещь русского дома «Поль Каре», принадлежащего княгине Лобановой-Ростовской, – розовое платье с орлами. Русские дома сделали очень много, но из-за нашей безалаберности все эти дома очень быстро разорились. Мы не деловые люди, не можем организовать делопроизводство, так вкладываемся лирически в покупку шелка, меха, бисера, так много вкладываем души, что, когда посчитали – прослезились.
- Вы так много усилий вкладываете в создание Музея моды, что он обязательно откроется, я уверена.
- У меня есть проект в Москве с Бахрушинским музеем. И все благодаря Ольге Любимовой, министру культуры, которая свела меня с новым директором «Бахрушинки», и мне прочат там помещения, посвященные театральному костюму.
- Вы отдаете свою коллекцию театрального костюма?
- Да, я подарю музею, потому что в могилу я ее с собой не унесу. Но мне сказали: не раньше, чем через семь-восемь лет, понимаете. Не знаю, будут ли к тому времени те же министр и директор музея, состав же меняется очень сильно. Поэтому такое отдаление – несколько лет – меня немного огорчает. Но сейчас помещения нет, что поделать.
- А где сейчас хранится ваша коллекция?
- В Литве. А вы знаете, почему? Потому что в маленькой Литве нашлось хранилище, бесплатное, муниципальное, для хранения моей коллекции. В России мне отказали все города. Мне сказали: «У нас нет места, вы понимаете». И я не могу спорить, я все понимаю. Места нет, страна-то маленькая.
Фотографии: Андрей Никеричев / АГН Москва.