Смоленские робинзоны. Как выживают без воды и добывают пропитание жители смоленской деревни?
Сюда не ездит обычный транспорт: тут можно пролезть только на внедорожнике. Нет воды – до единственного колодца полтора километра ходу. Поход за едой превращается в настоящую вылазку. Только до станции три километра по полям. Летом-осенью ещё куда ни шло, а зимой не набегаешься.
Здесь очарование русских полей идёт в ногу с заботой о хлебе насущном. Причём хлеб насущный – это не фигура речи. В деревне Мирское Смоленского района живут шесть человек. Самому молодому под шестьдесят. Сергей Мищенков работал на железной дороге. Сейчас работы нет. Он обладатель единственного в деревне трактора. Дров привезти, траву обкосить вокруг домов, поле вспахать – забот хватает. Его маме – восемьдесят один год. Минимум раз в неделю Сергей отправляется в магазин.
«Продукты покупаем в Голынках, это пятнадцать километров на электричке, — говорит Сергей. – Ближе, в деревне Тишино, магазин тоже есть. Но цены там выше. На пенсию и пособие по уходу за пожилым человеком особо не разгонишься. Так что ходим до станции три километра. Идём вдоль железнодорожных путей. По шпалам надёжно, особенно зимой. Но опасно».
Двое жителей уже погибли под поездом. Это было несколько лет назад. Шли по шпалам в метель, не услышали, как просвистела электричка. Но идти на «железку» надо: зимой по полям и захочешь, а три километра в один конец не пролезешь. Мама Сергея, баба Шура, как её называют в деревне, увидев журналистов отбрасывает клюку – хочет, чтобы на фото не было заметно, как тяжело ей ходить.
«Никому мы не нужны, — философски рассуждает она. – Почему не нужны? Потому что у тех, у городских, и вода из крана, и магазин рядом, и дома из всех щелей не дует. Не понимают они нашей жизни. Вот и забыли о стариках. Врача я уже лет десять не видела. Давление скачет, сын купит таблеток каких-то, вроде легче. А какие лекарства надо, я и сама не знаю».
Сосед Сергея, дед Лёня зимой провалился в яму. Отморозил ноги, две недели отлёживался на печи, но стопы не спас. Сейчас еле двигается, но о болячках говорить не хочет, терпит. Живут с женой огородом, держат коз. Сарай тут же, в сенях. Нижние венцы деревянной хаты с земляным полом держат избу разве что чудом. Но главное – это крыша. Чтобы не текла, решили покрыть рубероидом. Надо привезти из города три рулона. Соседи обещали помочь. И помогут: тут по-другому нельзя. Живут хуторами, как тут говорят, но держатся сообща. Помогают друг другу чем могут: едой, медикаментами, работой, добрым словом.
«Раньше здесь было полторы сотни дворов, — рассказывает Галина Семёновна Ковалёва. – И лён выращивали, и рыбу в озере ловили. Сейчас это озеро, его после войны сделали, заросло кустарником. Рухнуло всё в девяностых. Кто умер, кто уехал. Мы остались. Мы-то ещё можем перебраться в город, а как тогда остальные жить станут?»
Круглый год жители деревни Мирское отрезаны от мира. Тонкая ниточка жизни – это глинистая дорога по бескрайним полям. Галине Семёновне помогает сын. Продукты и всё, что нужно жителям, привозит из Смоленска. Выручает, что машина простая и надёжная, пролезет по любой дороге, точнее по любому направлению. Но зимой, когда снега по грудь, даже внедорожнику приходится несладко.
Весной тоже заботы: днём работают в огороде, ночами смотрят, чтобы из-за палов травы не загорелись хаты. Огонь подступает прямо к домам. Пламя сбивают тряпками: воды нет. Ближайший колодец в полутора километрах. Сил хватает только принести ведро воды. Много ли им потушишь? Пожарные машину сюда не заезжают: далеко, глухо, дороги непроезжие. По этой же причине сюда не ходит автолавка. Далеко – это сорок пять километров от областного центра. Пять километров от трассы «Москва-Минск». И совсем другое измерение. То самое, в котором чтобы жить дальше в 21 веке, нужно просто выжить, обеспечив себе и соседям базовые потребности: воду и еду. И дорогу к той большой земле, о которой рассказывают по телевизору.