Большая перемена: в борьбе за градусы лучше учиться на чужих ошибках
14 сентября в Москву пришло резкое похолодание. Температура опустилась на 10 градусов. А недавно 220 медицинских журналов мира призвали мировые правительства включиться в борьбу за климат. Ощущение, что погода и впрямь зациклилась на побитии всевозможных рекордов. Так проявляет себя глобальное изменение климата, ущерб от которого мы только начали ощущать. Ученые заверяют нас, что погодная дурь будет лишь нарастать. И лучше подготовиться к ней заранее.
Грандиозные лесные пожары и селевые потоки, обвальные ливни и град размером с теннисный мяч, изнуряющее многомесячное пекло и мощные ветровалы — чем только не «радовало» россиян нынешнее лето. Подводя его итоги, Институт глобального климата и экологии им. Ю. А. Израэля (ИКГЭ) в очередной раз предупредил общественность, что мы имеем дело с затяжным климатическим бешенством, и дальше будет еще веселее.
Особенно «повезет» Крыму, Ставрополью, Курской и Воронежской областям — их ученые отнесли к «красной зоне», которую последствия изменения климата терзают уже сейчас и, если ничего не предпринимать, погодный гнет тут будет только усугубляться. Оранжевым цветом (риски чуть меньше, но тоже весьма существенны) были помечены Белгородская, Брянская, Волгоградская, Орловская, Ростовская, Рязанская и Тамбовская области, Кубань, Калмыкия, Адыгея, а также Москва и Севастополь. Чуть больше повезло Астраханской, Владимирской, Калужской, Костромской, Московской, Смоленской, Тверской, Тульской и Ярославской областям, а также Дагестану и Чечне. На остальные регионы закидоны климата пока влияют слабо.
При этом в ИКГЭ сознательно брали в расчет лишь четыре параметра: тренды изменения среднегодовых температур и осадков, число волн жары, нарастание опасных метеоявлений, несущих прямой ущерб, а также засуху как прямую угрозу сельскому хозяйству. За скобками были оставлены ослабление вечной мерзлоты, таяние арктических ледников и масса других последствий изменения планетарной погоды.
Такой футбол нам не нужен
О том, что изменениям этим мы обязаны потеплению климата, знает сейчас, наверное, и детсадовец. Причем если еще лет пять назад можно было встретить массу скептических высказываний от ученых, утверждавших, что слишком мал промежуток научных наблюдений, чтобы делать выводы о глобальности и долговременности процессов, а также об их антропогенности, то сейчас, похоже, даже климатические скептики поверили в серьезность происходящего. Вслед за ними (на самом деле, не за ними) шапкозакидательскую риторику попридержали и политики.
— Климат — он как футбол, каждый мнит себя экспертом, — говорит Владимир Семенов, завлабораторией климатологии Института географии РАН. — Все эти сомнительные монологи произносились людьми, далекими от темы.
Потому что ученые, которые занимаются изменением климата и физикой атмосферы, давно уже сошлись во мнении, что на масштабах 50 лет и более главным спусковым крючком изменений стал человеческий фактор, выброс парниковых газов. В последнем оценочном докладе Росгидромета об этом тоже прямо сказано.
Ну а что касается политиков, то после ратификации Россией в 2019 году Парижского соглашения по климату (цель — остановить рост средней температуры на планете, удержав его в пределах 1,5–2 градуса по сравнению с доиндустриальной эпохой), а также после последних высказываний президента на эту тему им пришлось поменять свое мнение.
Еще один документ — шестой оценочный доклад МГЭИК (Межправительственной группы экспертов по изменению климата — сообщества сугубо ученого и аполитичного) — сообщил, что последний раз такое количество углекислоты в атмосфере было лишь 2 миллиона лет назад, а метана и оксида азота — 800 тысяч. При этом с начала прошлого века усилиями человека средняя глобальная температура выросла на 1,1 градуса, каждое десятилетие за последние 40 лет было теплее предыдущего (и любого другого), и если так пойдет и дальше, величины в +1,5 градуса мы достигнем лет за 15, а верхней планки в +2 градуса — всего за три десятилетия.
Казалось бы, ну что за ерунда, было летом 20 градусов, станет 22 — кому от этого хуже? А хуже, как выясняется, всем. Крошечный сдвиг, который на ином градуснике не сразу и углядишь, чреват не только повышением средней температуры, но и дерганностью климата со все большим преобладанием всяких экстремальных проявлений. Вот стояла Астрахань в полупустыне с суховеями, а окажется в пустыне с песчаными бурями. Или бродим мы в Москве в ливень по щиколотку в воде, а начнем бродить по колено. Разница однако.
— Не стоит забывать, что плюс два градуса в Москве — это совсем не то, что где-нибудь в Краснодаре, там летом и +40, и +42 бывает, — говорит руководитель климатической программы WWF России Алексей Кокорин. — А это не только серьезная нагрузка на сердечников и прочих хроников, но и новые инфекции вроде лихорадки Западного Нила. Все помнят изнуряюще долгую жару 2010 года и нынешнее летнее пекло. То есть где-то раз в 10 лет Москва сталкивается с экстремальным зноем. Если ничего не предпринимать, потепление в 1,5– 2 градуса сделает супержаркими 3 года из 10.
Неприятно, но терпимо. Увеличение среднегодовых температур на 4 градуса приведет к тому, что с изматывающей жарой мы будем встречаться 8–9 лет из 10, а это уже совсем другой климат и кардинальное изменение условий жизни, к которым надо готовиться уже сей час — объединять все проблемы в единую экономикосоциальную задачу и решать.
О необходимости адаптации к новым климатическим условиям говорят сейчас все активнее.
Но больше как-то абстрактно: усилить, углубить, учитывать в дальнейшем… Климатологи призывают к шагам конкретным:
— Вот рассказал ИКГЭ про свои цветные зоны, — напоминает Алексей Кокорин. — Что из этого следует? Абсолютно конкретные вещи.
Если на юге европейской части страны мы имеем в этот год снежную зиму, мы понимаем, что у нас все будет хорошо с почвами и водой — можно сажать обычные культуры. Если зима была скудная, значит, надо сажать засухоустойчивые.
Но, имея в виду глобальную тенденцию к более сильным и частым засухам и дефициту воды, стоит постепенно переходить тут на культуры, способные с этим справиться, строить ирригационные системы и так далее. Или вот я лично наблюдал, как после сильных наводнений на Амуре люди, оказавшиеся в потенциальной зоне затопления, стали вести себя иначе.
Посадить огородик — да, это еще можно, но вот построить киоск уже не каждый решится. А уж тем более дом. Или взять Питер, для которого волны жары довольно вторичная вещь, а вот подтопления актуальны как никогда. Уже сейчас там думают над тем, чтобы заменять в самых опасных местах обычный асфальт и плитку на живую землю с травой, которая, впитывая часть воды, будет сглаживать пик подтопления.
Есть куда стремиться
Москва, по словам климатолога, тоже будет все чаще сталкиваться с серьезными ливнями. При этом суммарный объем воды, может, изменится и не сильно, зато обрушиваться на город будет резко и сразу.
— А это значит, что нужно менять правила строительной климатологии, адаптировать ливневые канализации к новым условиям, — объясняет Кокорин. — То есть просчитать, как и куда будет уходить за 20 минут объем воды, который выливается обычно на город за два часа. Или, скажем, на той же ливневке у нас решеточки рассчитаны на то, что туда периодически проскальзывают отдельные листики. А теперь представьте, что у вас сильный ливень, да еще и сильный ветер, и в решетку летят уже не листики, а ветки. Все эти расчеты — совсем не бином Ньютона, и переделка ливневки не такое уж безумно дорогое мероприятие. Но это надо делать и делать уже сейчас.
Обилие асфальта и бетона — еще одна столичная напасть, с которой что-то надо срочно делать, уверен урбанист Андрей Никищихин:
— Минувшее лето наглядно показало, что официальные, объявленные по региону +35 в мегаполисе превращаются в +40 с лишним. Зеркальные поверхности небоскребов, бетонные многоэтажки, темные башни новостроек (девелоперам последнее время почему-то особо полюбился темно-серый, а то и черный цвет в отделке), темный асфальт и раскаленная от солнца плитка превращают вроде бы комфортный город в филиал преисподней. И с этим надо срочно что-то делать. Потому что дальше продолжительные волны жары будут только нарастать.
Что включает адаптация к ним? Энергоэффективные фасады, снижение этажности и плотности застройки (Москва потихоньку пустеет, вы не заметили?), возвращение балконов, на которых застройщики сейчас активно экономят (балкон — это потенциальный тенистый сад на высоте, до которой не дотянется ни одно дерево, а заодно и спальное место на свежем воздухе как альтернатива раскаленной квартире). Но главное — максимальное, тотальное озеленение с заменой асфальта на живую землю с травой и деревьями везде, где это только можно. Кустарники и деревья во дворах и палисадниках, на пришкольных территориях и детских площадках, у автобусных остановок и поликлиник… Кустарники и деревья вдоль проезжей части и тротуаров — ведь они создают не только тень в зной, охлаждая асфальт на 5–10 градусов, но и впитывают лишнюю влагу во время дождя, не давая ей вылиться на дорогу.
Проблема загазованности — еще одна напасть любого мегаполиса и главный генератор парниковых газов в нем. Не так давно журнал Frontiers in Sustainable Cities опубликовал исследование китайский ученых, изучивших проблему выбросов в 167 крупнейших городах мира. Москва заняла непочетное 7-е место (112,53 мегатонны CO2 ежегодно), пропустив вперед лишь шесть китайских городов. Впрочем, в защиту Москвы скажем, что в нашем случае исследование учитывало данные аж за 2011 год, а с тех пор ситуация в городе заметно улучшилась. По данным Департамента природопользования, за шесть последних лет объем выбросов парниковых газов снизился у нас на 18 процентов (до 58,2 мегатонны), то есть теоретически мы теперь в этом рейтинге занимаем 23-ю строчку — уже лучше, но все равно есть куда стремиться.
Грядущие изменения климата, если подумать, не такие уж и грядущие. Ведь миллиардные убытки от погодных взбрыков мы терпим уже сегодня:
— Сейчас основной ущерб мы несем от неблагоприятных метеорологических явлений — наводнений, сильных осадков, волн жары… По данным Росгидромета, за последние 15 лет их число выросло более чем в два раза, — объясняет Владимир Семенов. — Не менее очевидная проблема — таяние вечной мерзлоты. Тут компании несут прямые убытки уже лет десять, потому что все сибирские газо- и нефтепроводы на сваях, сваи шатаются, дороги размокают и сдвигаются, фундаменты плывут, зимники сокращаются.
Приходится серьезно вкладываться, чтобы все это укреплять. Счет идет на миллиарды, но точных цифр экономического ущерба вам, увы, пока никто не скажет. То есть мы не можем, грубо говоря, на суде заявить, что июньские ливни в Крыму, когда затопило Ялту, вызваны глобальным потеплением. Пока ясно только, что таких явлений и аварий с каждым годом будет больше.
И тут, считает эксперт, особая ответственность ложится на региональные власти:
— Уже сейчас надо закладывать факторы изменения климата в планы экономического развития того или иного региона. То есть четко понимать, что, скажем, эта дорога, которая соединяла по вечной мерзлоте несколько поселков, через пять лет разрушится и надо делать новую.
И делать не формально, а реально, потому что? даже если мы все сейчас прекратим выбрасывать парниковые газы, по инерции климат будет теплеть еще как минимум 10–20 лет. Но поскольку ничего мы резко не прекратим, климатические проблемы никуда не денутся, и смотреть надо на перспективу в 30–50 лет.
Шиш да кумыш
Еще одной точкой приложения спасительных усилий должны стать российские леса, на которые возлагаются особые надежды по переработке всякой лишней атмосферной гадости.
— Сейчас некоторых наших чиновников вдруг осенило, что леса России — великие поглотители CО2, — говорит Алексей Григорьев, эксперт социально-экологического союза «Лесная компания». — Площади огромные, а значит, в плане выбросов делать ничего не надо, более того, мы можем еще и карбоновыми квотами торгануть, раз наш лес выбросы нейтрализует. И никого не смущает, что продуктивность наших лесов в среднем невысокая. Тайга растет медленно.
Как-то на Ангаре видел, как привезли роскошные 40-метровые «хлысты» (стволы без веток). Подсчитали возраст — 300–350 лет. В тропиках такие вырастают за 50–100 лет.
Причем леса у нас преимущественно хвойные, то есть растут они медленно, но горят изумительно. Чаще случаются ветровалы, вспышки насекомых вредителей и разных болезней. Мы собираемся управлять этими процессами или пустим на самотек? Но управлять ведь тоже надо разумно.
Например, после пожаров 2010 года началось настоящее посадкобесие: по всему Подмосковью в одурении сажали елки и сосны, потом — дубы. Я на этих посадках был — большинство уже забились травой, были сожраны короедом и хрущом. Как-то на такой «грядке» спросил лесника: «А что это там за зелененькое, веселенькое на горизонте?» — «Береза» — «А тебе не кажется, что она растет в разы лучше этих елок?» — «Конечно. Мы ее и не сажали, природа сама восстановилась». Понимаете? Лес сам залечил место пожара молодой березовой порослью, которая и горит в разы хуже, и ко всяким напастям более устойчивая. Надо же понимать, чем и как восстанавливать утраченное.
Есть, впрочем, и положительные примеры. Тот же 2010 год наконец сподвиг подмосковные власти наводнить лесничества людьми, которых к началу страшных пожаров было там, по словам Григорьева, «шиш да кумыш». В итоге благодаря этому да активному обводнению торфяников нынешнее лето не было особо горючим. Чего не скажешь о многих других регионах.
— Все видели кадры горящей Якутии, — продолжает эксперт. — Региональное начальство среагировало просто: дайте денег, в следующем году все порешаем. Не порешают! Потому что надо учитывать факторы, которые в каждом регионе свои. Не говоря о том, что МЧС у нас лесные пожары тушить не умеет, да и не его это дело. И бешеные деньги не факт, что дадут эффект. Вон в США, на которые у нас любят кивать, в 100 раз большая финансовая обеспеченность, а горят не хуже нас. Потому что политика такая: обнаруженный пожар к 9 утра следующего дня должен быть либо локализован, либо наводнен пожарными расчетами. Но сейчас они уже начали понимать, что если давить любые возгорания, в лесу потихоньку накапливается опад, и в итоге вместо низовых относительно легких пожаров получается катастрофа регионального масштаба. И стали более гибко подходить к этому вопросу.
А лесные планы? Я за свою жизнь уже мозоли на языке набил, ратуя за включение в них адаптационных компонентов (мероприятий, учитывающих изменения климата). Наконец в 2018 году, когда регионы уже практически составили очередной 10-летний план по управлению своими лесами, им из Москвы без особых пояснений спустили директиву срочно включить туда этот компонент.
И народ на местах, ничего толком не поняв, рисовал это дело буквально от балды. А план, напомню, на 10 лет, и был уже большинством сверстан и составлялся всеми, исходя из стереотипа, что ничего с климатом у нас не происходит… Так какой эффективности ждать от этой директивы? В общем, головы надо держать включенными всем и всегда. Ну и понимать, что глобальное изменение климата — это реальность, в которой нам жить еще очень долго.
КАК У НИХ
— Ураган «Ида», обрушившийся на США в сентябре, не только унес жизни 82 человек и нанес ущерб в 80 миллиардов долларов, но и насторожил ученых. В отличие от обычных ураганов этот возник за считаные часы буквально ниоткуда. Есть гипотеза, что «Ида» — пример тех штормов, которые будут регулярно происходить на планете в будущем.
— В Португалии ненастье считается уважительной причиной неявки на работу.
— Островное государство Тувалу уже подписало договор с Новой Зеландией о переселении на ее земли в случае ухудшения климата.
— В Танзании с 1960-х годов из-за потепления урожайность кофе сократилась на 50%. Страдают и другие кофейные регионы. По прогнозам, к 2080 году это растение вообще исчезнет из дикой природы.
Природные чрезвычайные ситуации, случаев за 2020 год:
Опасные гидрологические явления — 29 из 30
Крупные природные пожары — 25 из 30
Бури, ураганы, смерчи, шквалы — 20 из 30
Заморозки, засуха — 15 из 30