Как Теркин брал Берлин
В городе Гвардейске, на доме № 21 по улице Калининградской двадцать лет назад по инициативе журналистов Петра Казаченка и Эдуарда Лившица установлена мемориальная доска Александру Твардовскому. На ней писатель и поэт изображен в форме подполковника Советской армии. И надпись: «В этом доме 9 мая 1945 года встретил День Победы и дописал последнюю главу поэмы «Василий Теркин» поэт-фронтовик Александр Трифонович Твардовский. В послевоенное время главный редактор журнала «Новый мир», лауреат Ленинской премии, общественный деятель».
Одной из главных движущих сил в Великой Отечественной войне была матушка-пехота. «Наша война, как известно, изобилует всевозможными подвигами, сотни тысяч людей всех поколений, воинских званий и родов войск совершили на ней чудеса храбрости и воинского умения. Но лично я, немного повоевавший в пехоте и испытавший часть ее каждодневных мук, как мне думается, постигший смысл ее большой крови, никогда не перестану считать ее роль в этой войне ни с чем не сравнимой ролью, – писал фронтовик, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий Василь Быков. – Ни один род войск не в состоянии сравниться с ней в ее циклопических усилиях и ею принесенных жертвах. Видели ли вы братские кладбища, густо разбросанные на бывших полях сражений от Сталинграда до Эльбы, вчитывались ли когда-нибудь в бесконечные столбцы имен павших, в огромном большинстве юношей 1920–1925 годов рождения? Это – пехота. Она густо устлала своими телами все наши пути к победе, сама оставаясь самой малозаметной и малоэффективной силой, во всяком разе ни в какое сравнение не идущей с таранной мощью танковых соединений, с огневой силой бога войны – артиллерии, с блеском и красотой авиации».
“Точность во всем, и какой необыкновенный народный, солдатский язык – ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого слова”
О действиях пехоты в годы войны слагали песни, стихи. Но наиболее полно, на мой взгляд, впечатления о действиях пехоты в Великой Отечественной воплотились в истории главного героя поэмы Александра Твардовского «Василий Теркин» (второе название «Книга про бойца»).
Вот что пишет сам Твардовский в автобиографии: «Книга про бойца» в годы войны была для меня истинным счастьем: она дала мне ощущение очевидной полезности моего труда, чувство полной свободы обращения со стихом и словом в естественно сложившейся непринужденной форме изложения. Теркин был для меня во взаимоотношениях поэта с его читателем – воюющим советским человеком – моей лирикой, моей публицистикой, песней и поучением, анекдотом и присказкой, разговором по душам и репликой к случаю».
Поэма эта получила всенародное признание, хотя и посвящена она вымышленному герою пехотинцу Василию Теркину, который «большой охотник жить лет до девяноста».
Люди моего поколения зачитывались каждой главой поэмы – своеобразной новеллой о Васе Теркине, который воевал на своем веку второй раз (первый – на финляндской войне). За словом он в карман не лезет, едок хороший. В общем, «парень хоть куда». Война для него – стихийное бедствие, горячая работа:
Не унывай.
Не зарвемся, так прорвемся,
Будем живы – не помрем.
Срок придет, назад вернемся,
Что отдали, все вернем.
Помимо борьбы с фашистами, Теркин еще и развлекал солдат различными шутками и прибаутками, пытаясь спасти их от страха и паники перед наступающей атакой.
В годы Великой Отечественной стихами Теркина говорила вся сражающаяся страна – как на фронте, так и в тылу, в городах и весях. Как рассказывали фронтовики, отрывки из «Книги про бойца» заучивали наизусть, передавали друг другу вырезки из газет. Полностью подтвердились слова поэта:
Пусть читатель вероятный
Скажет с книжкою в руке:
«Вот стихи, а все понятно,
Все на русском языке...»
В Теркине воплотились поражающая своей силой жажда жизни, неукротимая энергия и стальная выдержанность русского характера с его естественной, само собой разумеющейся, постоянной тревогой о доме, семье, матери, детях, заботой о природе родного края, привязанность к земле-матушке. Обычно скупой на похвалы Иван Бунин, один из самых взыскательных мастеров русской литературы XX века, так отозвался из Парижа о «Теркине»: «Это поистине редкая книга: какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всем и какой необыкновенный народный, солдатский язык – ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого слова».
Поэму Александр Трифонович Твардовский задумал и начал писать еще в 1940 году в ходе войны с Финляндией. И вновь обратился к своему герою уже в годы Великой Отечественной, на которую писатель ушел в первый же день. 21 июня 1941-го ему исполнился 31 год, а 22 июня в своем дневнике он записал: «Война с Германией. Еду в Москву». Через четыре года он напишет в письме жене: «Не то удивительно, что я не пропал на этой войне физически – ведь я не воевал, а то, что я не пропал как поэт и как поэт пригодился множеству людей, живых ныне и мертвых также, пока они были живы». Письмо это было написано под Кенигсбергом. Именно здесь, в Восточной Пруссии создавались заключительные главы «Василия Теркина» – главного вклада поэта в Победу. 4 мая 1945 года Александр Твардовский писал своему двоюродному брату фронтовику Михаилу Плескачевскому, что за зиму сделал три новые главы «Теркина».
В заключительных главах мы встречаем устраненные ныне с Калининградской области названия, узнаваемый восточно-прусский пейзаж:
Скучный климат заграничный,
Чуждый край краснокирпичный…
Но война сама собой,
И земля дрожит привычно,
Хрусткий щебень черепичный
Отряхая с крыш долой...
Последняя точка в «Книге про бойца» была поставлена 9 мая в городе Тапиау – нынешнем Гвардейске Калининградской области. В 1945 году вместе с войсками 3-го Белорусского фронта в составе редакции фронтовой газеты «Красноармейская правда» подполковник Твардовский вошел в Восточную Пруссию с востока на запад. Писал по живым впечатлениям стихи и прозу. Его очерк «Кенигсберг» опубликован 11 апреля 1945 года – через день после штурма крепости. Автор пишет: «И, однако, тяжелая громада города-крепости и в этом своем полуразмолотом виде предстает настолько внушительно, что это несравнимо со всеми другими, уже пройденными городами Восточной Пруссии».
Писатель Евгений Воробьев о 9 мая 1945 года вспоминал: «Стоя на крыльце уцелевшего дома, где ночевали сотрудники редакции, Александр Твардовский вместе со всеми участвовал в салюте, оглушившем Тапиау. Свои
патроны расстрелял, выпросил запасные обоймы у писателя Марка Слободского и художника Ореста Верейского».
С Верейским, работая в редакции «Красноармейской правды», по фронтовым дорогам Твардовский прошагал не одну сотню километров. Орест Верейский одним из памятных дней войны считал именно 9 мая 1945 года. В тот день, по утверждению художника, все были веселы и в различной степени пьяны. Как вспоминал Верейский, опустошив барабан, Александр Трифонович пошел к себе наверх, отказавшись от стихийного застолья. В эту ночь именно там он начал последнюю главу «Василия Теркина» – «От автора»:
Светит месяц, ночь ясна,
Чарка выпита до дна…
Теркин, Теркин, в самом деле,
Час настал, войне отбой.
И как будто устарели
Тотчас оба мы с тобой.
И как будто оглушенный
В наступившей тишине
Смолкнул я, певец смущенный,
Петь привыкший на войне.
Все дальше и дальше уходит от нас Великая Отечественная. Вечером 9 мая перед минутой молчания мы вновь услышим слова диктора: «Пройдут годы, десятилетия. Век за веком прошумят над землей. Придут новые поколения. И вечно будут жить герои в памяти человеческой».
Слова, от которых комок подкатывает к горлу. В эти скорбные шестьдесят секунд молчания мы – дети, внуки и правнуки фронтовиков – мысленно отчитаемся перед живыми и павшими. Мой отец, который прошел войну от звонка до звонка и о котором Александр Твардовский написал поэму «Иван Громак», 9 мая наливал себе фронтовые сто грамм. Увы, нет уже бати в живых – спустя 55 лет после Победы его догнала все-таки война. Но в этот день фронтовые сто грамм нальем мы, его дети. И выпьем за отца, за его боевых товарищей. И конечно же, за Твардовского, который написал сильную и правдивую поэму про простого солдата – Победителя.